Элхонон Голдберг - Управляющий мозг: Лобные доли, лидерство и цивилизация

И впервые после того, как я покинул Россию четверть века тому назад, я ощущаю в себе острый интерес к её затруднениям на пути к более просвещенной системе экономики и правления. Мне помогали в написании этой книги, в моих исследованиях и в моей клинической практике три моих русских ассистента, Дмитрий, Петр и Сергей, работающие в моем институте в центре Манхеттена. Эти молодые люди представляют будущее своей культуры, а не её прошлое. Жизненные пути близких друзей, которых я много лет тому назад посвятил в свои планы покинуть страну, разошлись в разных профессиональных и личных направлениях, отражая изменения, трансформировавшие Россию с тех пор, как я её покинул. Петер Тульвисте стал первым президентом Тартуского университета после получения независимости своей родной, наконец свободной Эстонией. Славик Данилов — полковник и профессор психологии в академии милиции. Наташа Корсакова — ведущий исследователь болезни Альцгеймера и преподаватель Московского государственного университета. Лена Московичюте живет в Бостоне, где проводит исследования в области поведенческой неврологии. Эхтибар Джафаров также покинул Россию и преподавал в различных университетах в Европе и Соединенных Штатах.

Когда эта книга наконец будет написана, я планирую поездку в Москву, первый раз с тех пор, как я покинул ее, когда она была столицей другой страны. Я пройду по улицам, на которых у меня состоялся мой судьбоносный разговор с Александром Романовичем. У некоторых улиц будут другие названия, уже без имен советских апостолов; но другие, подобно Арбату, свои названия сохранили. Я встречусь с друзьями, попытаюсь восстановить связь с местом моей юности и понять новую Россию. Затем я вернусь домой, в Нью-Йорк, — надеюсь, с ощущением, что город, который когда-то был моим домом, мне уже не чужой.

Книга началась с обсуждения мозга, а закончилась обсуждением общества и истории. Парадигма обернулась. В истории идей для науки, находящейся в зачаточном состоянии, часто в качестве эвристической метафоры используются понятия более зрелой науки. Столетиями нейронаука была наукой в таком зачаточном состоянии, заимствовавшей свои метафоры из более развитых дисциплин: из механики (гидравлические насосы семнадцатого века), электротехники (телефонный коммутатор в начале двадцатого века), информатики и вычислительной техники (вторая половина двадцатого века). Но теперь наука о мозге становится зрелой и может быть готова предложить свои собственные эвристические метафоры, чтобы пролить свет на другие сложные системы, включая общество.

Наука о мозге всегда находилась на границе естествознания и гуманитарных наук, и именно этот сплав привлек меня к ней много лет назад. В истории исследования отношений между мозгом и психикой часто упоминается имя Декарта. Но меня с ранних пор вдохновлял современник Декарта, такой же бунтарь, как и он, Барух Спиноза1. В отличие от Декарта, Спиноза не верил в дуализм духа и материи. Он понимал Бога как фундаментальные законы Вселенной, а не как её создателя, и он искал универсальные принципы.

В возрасте 12 лет, просматривая книги в отцовской библиотеке, чем я часто занимался, я наткнулся на русский перевод «Этики» Спинозы, и тогда впервые узнал об этом человеке. Пробираясь через трудно понимаемый текст, я наткнулся на его «этические теоремы, доказываемые дедуктивным путём»2. Это был один из самых формирующих моментов в моей личной познавательной истории. Меня всегда привлекали математика, гуманитарные науки и история, но не особенно привлекали естественные науки — не совсем обычная конфигурация интересов. И меня определённо интересовала жизнь разума, но то немногое, что я знал в то время о психологии как дисциплине, меня особенно не впечатляло. Спиноза был откровением для меня, показав, что эти отдалённые области могут быть соединены и что казалось бы неточные предметы, такие как ум, общество и жизнь ума в обществе могут изучаться точными методами.

Конечно, попытка Спинозы в семнадцатом веке была, с точки зрения современной науки, наивна. Он не оказал, насколько я знаю, определяющего влияния на превращение исследований сложных систем, таких как мозг или общество, в относительно точные дисциплины, какими они стали. Были многие более прямые и влиятельные попытки этого рода, о которых я в то время не знал. Но для меня эта ранняя встреча со Спинозой была формирующим опытом, который более чем какое бы то ни было ещё влияние содействовал моему выбору психологии и нейронауки в качестве пожизненной карьеры.

Другая интеллектуальная встреча сопоставимой интенсивности произошла намного позже, когда в возрасте 19 лет я пробирался в библиотеке Московского государственного университета через классические статьи Уоррена Мак-Каллока и Уолтера Питса «Логическое исчисление идей, относящихся к нервной активности» (1943)3 и «Как мы познаем универсалии: восприятие звуковых и зрительных форм» (1947)4, которые заложили основы моделирования мозга методом формальных нейронных сетей. Для меня существовала отчётливая интеллектуальная связь между «теоремами этики» Спинозы и «логическим исчислением» Мак-Каллока и Питса. И то и другое было попыткой внести точный дедуктивный метод в традиционно расплывчатое изучение души и мозга. В то время в России мало что происходило в той области, которая позднее была названа «вычислительной нейронаукой». С благодушного одобрения Лурии, мой друг Елена Артемьева (блестящий математик и ученица Андрея Колмогорова) и я старались ввести моделирование нейронных сетей в нейропсихологические исследования в Московском университете.

Последующая жизнь в США увела меня дальше от фундаментальных исследований в сторону клинической работы, чем я мог предвидеть в те ранние годы своей карьеры. Но моё понимание мозга и эвристическая метафора, которая направляла это понимание, всегда воодушевлялись ранней интеллектуальной встречей с понятием нейронной сети.

В духе этих ранних влияний на протяжении всей своей карьеры я интересовался — иногда явно, иногда неявно — общими принципами, которые выходят за пределы моей относительно узкой области знания. И это представляется мне своего рода полным интеллектуальным циклом: моё собственное идиосинкразическое понимание мозга породило метафору, которая для меня лично оказалась полезной в понимании социальных катаклизмов, через которые мы проходим. Я надеюсь, что эта метафора будет полезной для других людей.

Я думаю, что обсуждение отношения между автономией и контролем в различных сложных системах и уроки понимания общества, извлечённые из анализа мозга, — хорошее завершение этой книги. Ни одна сложная система не будет успешной без эффективного управляющего механизма, «лобных долей». Но лобные доли функционируют лучше всего, будучи частью высокораспределённой, интерактивной структуры с большой степенью автономии и многими степенями свободы.

1. Damasio A. Descartes' Error: Emotion, Reason, and the Human Brain. New York: Putnam Publishing Group, 1994.

2. Barkley R. A. ADHD and the Nature of Self-Control. New York: The Guilford Press, 1997.

3. Goldberg E. Tribute to Alexandr Romanovich Luria // Contemporary Neuropsychology and the Legacy of Luria / Ed. by E. Goldberg. Hillsdale, New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates. 1990. P. 1-9.

4. Sontag S. Illness As Metaphor and AIDS and Its Metaphors. New York: Doubleday Books, 1990.

1. После распада Советского Союза улицы и общественные места, названные в честь советских полубогов и юбилеев, были переименованы — в большинстве случаев им были возвращены предреволюционные названия.

1. Описание трансформации военного лидерства в течение истории см. в: Keegan J. The Mask of Command. New York: Penguin, 1989.

2. Хроническая болезнь Наполеона не имела прямого отношения к мозгу. Как раз наоборот — он страдал геморроидом. Для дальнейшего чтения на тему см.: Neumayr A. Dictators in the Mirror of Medicine: Napoleon, Hitler, Stalin / Trans. D.J. Parent. Bloomington, Ill.: Medi-Ed Press, 1995.

3. Tilney F. The brain: from ape to man. New York: Hoeber, 1928.

4. Jaynes J. The Origin of Consciousness in the Breakdown of the Bicameral Mind. New York: Houghton Mifflin Company, 1990.

5. Из Wallace W. E. Michelangelo: The Complete Sculpture, Painting, Architecture. Southport, Conn.: Hugh Lauter Levin Associates, 1998.

6. Pinker S. The Language Instinct. New York: Harper Perennial Library, 1995.

1. Подробнее см. обзор: Carpenter M. В., Parent А. Carpenter's Human Neuroanatomy. 9th ed. Baltimore: Williams & Wilkins, 1995.

2. Magoun H. W. The ascending reticular activating system // Res. Publ. Assoc. Nerv. a. Ment. Dis. 1952. № 30.