Аркадий Эйзлер - Болезнь Альцгеймера: диагностика, лечение, уход

В начале XX века Форд ввел поточный метод сборки автомобилей на конвейерах. Кто бы мог подумать, что спустя 100 лет идеи Форда применительно к болтам, гайкам и шурупам будут использоваться как базовые расчеты применительно к человеческому телу? И как следствие, в 1997 году, через два года после того, как были сформулированы правила страхования ухода за больными в Германии, появились и первые нормативные инструкции, которые предназначались для обучения персонала и четко определяли временные и качественные рамки его работы. Среди прочего, на оправление естественных потребностей отводилось, например, от 3 до 6 минут (стул). Почему бы теперь не пойти дальше и не заложить нормы «трудоминут» для переворачивания пациента на правый или левый бок? Тут же последовали рацпредложения по «усовершенствованию» системы с применением робототехники. То есть вместо молодых горячих рук сестер и санитаров — доведенные до 36,6 градусов металлические или пластмассовые захваты? Какой неограниченный рынок спроса! И существует уже рынок предложений.

Японцы, так почтительно относящиеся к устоям семьи и уважающие старшие поколения, по потреблению роботной техники в уходе за больными заметно лидируют, создавая системы замены человеческих чувств на бездушные, зато рентабельные автоматы без душевных, моральных и этических норм, готовые постоянно оказывать услуги ошалевшим от их сервиса подопечным. В этой связи мне вспоминается выражение лица моей жены, помещенной в сетку и поднятой под потолок автопогрузчиком, за пультом управления которого стоял сконфуженный санитар, в то время как его коллеги меняли простыни на постели. Это и было «торжеством» внедрения роботной техники.

Я никогда не предполагал, что буду писать о БА при жизни моей жены. Открытая рана вызывала слишком много эмоций, которые в совокупности с моим характером трудно было держать под контролем. Казалось, все уляжется, как теперь говорят, «устаканится» и успокоится. Рана затянется, перестанет кровоточить, нервы сбросят эмоциональный накал, тогда и можно будет с трезвой головой порассуждать, поразмыслить, сопоставить, проанализировать. Но время шло, и я понял, что уход, созданный для моей жены, является оптимальным с точки зрения поддержания ее жизненных ресурсов, которые, к моему счастью, очень высоки. Это дает возможность предполагать, если, конечно, не произойдет что-либо экстремальное, что такое состояние можно поддерживать довольно длительное время, вопреки предсказаниям врачей и специалистов. Вот только мой собственный жизненный потенциал становится все менее и менее предсказуемым. Поэтому я взялся за перо сейчас, пока память достаточно ясно хранит события прошедших лет и способна воссоздать не только факты, но и мысли, с которыми приходилось конфронтировать в прошлом и которые еще более актуализировались в настоящем.

Когда каждый день встречаешься со смертью или хотя бы приближаешься к ней, она теряет свою таинственность, невероятный страх сменяется притуплением чувств, становится рутинным и обычным делом.

Интересно, что могильщики или уходят с подобной работы в первый день, или остаются надолго и роют могилы день за днем, выполняя выработку на одного человека — яма до глубины 2,8 м на запас гробов по высоте, — до четырех штук. Причем летом отводится времени на одну могилу 3 часа, зимой — 5 часов. Поточный метод.

Очерствение чувств до бесчувствия.

Когда входишь в вестибюль дома престарелых, где в отделении гериатрии лежит моя жена, с правой стороны стоит ничем не привлекательная сварная металлическая конструкция на четырех колесиках. Никто не обращает на нее внимания, никто не знает ее назначение. Зато его хорошо знает администрация и дирекция, ибо на ней умершие, бывшие обитатели этого дома, покидают четыре стены своего пристанища. Она представляет собой своеобразный скаредный лафет, на котором транспортируется металлический гроб.

Это символический жест всем входящим, которые скоро узнают о его предназначении; другого выхода, кроме этого средства передвижения, отсюда нет. Леденящая тишина следует за объяснением смысла этой тележки. И дело вовсе не в безразличии, с которым поставлена тележка, и не в отсутствии такта и уважения. Это пренебрежение к чужому человеческому горю, демонстрация власти и, прежде всего, стремление перенести свое настроение на любого другого человека, посетителя, стремление устрашения обыденностью процесса: нам плохо, ибо мы рядом со смертью каждый день, попробуйте испытать это состояние, смердящее тлением, на себе.

Вспоминается и другой случай, опять же с этой «тележкой», но уже с металлическим гробом и покойником внутри, стоящей среди столиков во время обеда. Сначала на нее никто не обращал внимания, но потом все чаще и чаще на гроб стали поглядывать растерянные посетители, которые пришли навестить своих больных близких. Так гроб простоял примерно часа три в многолюдное время визитов, поражая страхом и угнетением, необычностью и обычностью соприкосновения с чужой смертью.

Это выглядело насилием над чувствами посторонних людей, стремлением навязать им сопричастность, попыткой «поделиться» собственным, обычно доходящим до тривиальности трауром с неподготовленными к этому состоянию посетителями. Уважение к чужим чувствам, чужому горю, чужому трауру, сковывающим человека при потере любимого и близкого, — это личное право каждого из нас. Здесь неуместно пренебрежение, черствость и применение лозунгов и призывов.

Раны, наносимые нам трепетным, душевным и горьким расставанием с близким человеком может излечить лишь время. Медицина точно определила, что люди, которые успешно справляются со своими печалями и трауром, избавляются таким образом от психологических и физических последствий, а те, кто не в состоянии справиться с потерей, часто сами становятся жертвами тяжелых заболеваний.

Траур и печаль — это длительные процессы, для каждого человека протекающие в собственном ритме и темпе. У некоторых они могут длиться годами. Как после тяжелой болезни человеку требуется длительный период восстановления, точно так же после печали и траура необходимы отдых и покой, а иногда успокоение приносит только интенсивная целенаправленная программа реабилитации.

Медицина точно определила, что люди, которые успешно справляются со своими печалями и трауром, избавляются таким образом от психологических и физических последствий, а те, кто не в состоянии справиться с потерей, часто сами становятся жертвами тяжелых заболеваний.

Потеря близкого человека оставляет в нас глубокую, незаживающую рану. Вещи, дела и явления теряют свою ценность, повседневное отодвигается в сторону, сокращается до минимума; только конфронтация со смертью занимает все время и внимание.

Смерть близкого человека и связанные с этим душевные муки, самобичевание, самоосуждение и самообвинение, анализ причин с разных сторон и точек зрения приводят к тому, что слова соболезнований не утешают и не уменьшают боли. Дежурная фраза «жизнь идет дальше» кажется циничной, неприемлемой в конкретной ситуации. Мы не хотим даже слышать подобных тривиальных успокаиваний.

Но когда мы говорим о смерти, мы говорим и о жизни, рассматривая их в единстве и неразрывности, потому что перед нами в эти мгновения проходят воспоминания о близких, звучат голоса тех, кого уже нет с нами.

Бертольд Брехт как-то сказал: «Человек в действительности только тогда мертв, когда о нем никто больше не думает».

Считается, что самым большим жизненным испытанием является потеря любимого человека. На нас, возможно, впервые в жизни снисходит откровение, что существуют явления неуправляемые, несмотря на все наши отчаянные попытки подчинить их нашему контролю.

Первая реакция на такое горе — это отчаяние, отрицание, несогласие со случившимся — мы его просто не воспринимаем и не признаем. Эта стадия может перейти в ярость, аффект, раздражение, муки. Характерна в такой период и частая смена всех этих настроений, их переход из одного в другое. Медленно и постепенно приходит осознание действительности, реальности потери.

Все сказанное лишь отдаленно напоминает страдания, которые переносят близкие при потере человека, заболевшего БА.

Дело в том, что такой больной начинает умирать с приходом первых признаков болезни таким образом, как будто смерть отказывает ему в умирании, то есть ее одномоментность сменяется перманентным угасанием и растягивается во времени. И личность, и образ любимого вами человека, прежде чем остановится его сердце, деформируется, переставая соответствовать дорогим когда-то чертам.

Вся гамма чувств, сопровождающая процесс смерти и определенное время траура после нее, в случае БА присутствует в течение всего процесса развития болезни до последнего вздоха больного. Поэтому считается, что БА порождает двух больных — основного больного и второго человека, осуществляющего за ним уход.