Юрий Терапиано - «…В памяти эта эпоха запечатлелась навсегда»: Письма Ю.К. Терапиано В.Ф. Маркову (1953-1972)

Ваши «Гурилевские романсы» я помню, там многое мне понравилось. К сожалению, 25-й книги «Н<ового> ж<урнала>» у меня уже не сохранилось (люди, берущие на прочтение книги и не возвращающие их, — явление, с которым ничего нельзя поделать), и поэтому не могу вновь прочесть и ответить более серьезно. Буду рад ознакомиться с Вашей ранней книгой[27]. Я всегда внимательно читаю сборники стихов и не согласен с Адамовичем — с его советами другим — «не писать или перейти на прозу». Хотя — все зависит от обстоятельств! Вспомнил стихотворный отдел в «Опытах» — и готов взять свои слова обратно!

Большая разница — стремиться сказать, стремиться понять «самое главное» — или утверждать: «Я знаю, что есть самое главное». Насколько я знаю, никто из парижских поэтов в такую позу никогда не становился. После смерти Поплавского (кто может сказать, что бы из него сейчас вышло?) среди «парижан» крупных талантов не было. Но — образовалась известная традиция, опыт, — и это хотелось бы сохранить и передать следующим поколениям. После войны руководство журналами и газетами попало в руки неопытных или плохо разбирающихся в литературе людей, примешались, вдобавок, политические страсти и «социальный заказ» навыворот. Сейчас необходим был бы настоящий литературный журнал, с ответственной редакцией, но где для этого достать средства?

Крепко жму Вашу руку

Ю. Терапиано

Простите за помарки: пишу в постели, сильно простужен.

15. I.54

Многоуважаемый Владимир Федорович,

Благодарю за поздравление с праздниками, с Новым годом. В свою очередь шлю Вам наилучшие пожелания в наступившем 54 г.

У нас была почтовая забастовка — и только несколько дней, как начали приходить горы залежавшихся писем. Поэтому не мог ответить Вам раньше.

Мне очень понравилось Ваше замечание об Адамовиче: «не мудрость, пришедшая с годами, а утрата духа молодости» (А<дамович> о Блоке[28]). И здесь люди (и моего, и Вашего поколения) не отказываются от Блока. Адамович же любит то «утверждать», то «ниспровергать», — у него очень волнистая, капризная критическая линия, чем он, порой, больше всего вредит самому себе.

О «Juvenilia»[29] отвечу на вопрос в надписи: «да, обещала». Книга талантливая, хотя и не ровная, но индивидуальная, в ней есть своя атмосфера. Несмотря на молодость, у Вас звучали тогда грустные, иногда безнадежные ноты, видимо, отрыв от России и встреча с новым миром тяжело переживались Вами. («Что даст мне эта цепь скитаний…»)

Сначала укажу на кое-какие недостатки: 1) нельзя вводить в русские стихи иностранные слова; 2) слово «авто», в частности, — хотя его ввели в поэзию задолго до Вас Северянин и др., во-первых, неправильно («auto») — теперь французы говорят «voiture», а во-вторых — звучит по-русски делано-фальшиво. 3) Ходасевич боролся с «нету», — я с ним согласен. 4) Явная ошибка — «играться» («…Играться локонами…» стр. 56) — с точки зрения словесной это, кажется, все. Стилистически можно возразить кое-где против некоторых эпитетов, образов и т. д., но я думаю, что, говоря о «Juvenilia» сейчас, этим заниматься нет смысла.

Но в общем в Ваших юношеских стихах присутствует будущий поэт. Лучшее, на мой взгляд, — цикл стихов об Италии. Особенно мне понравились стихи о «водяном пауке», — в них есть свежесть, непосредственность, сюжет найден и «взят» очень талантливо. В «Стихах об А. Блоке» есть много хорошего, — общий тон их, отдельные строки и строфы, но я возразил бы против: «без всяких спазм, агоний и конвульсий». Далее отмечу: «Днем все бестрепетно», «Когда польется ночь», «Много див, а мы не знаем»… и два последние стихотворения в книге.

Я «не принимаю» внешних стихов, например, «Мюнхгаузен» — гумилевщина, описательно-изобразительная, без участия автора, эта линия сейчас никуда не ведет. Резюмируя, по «Juvenilia» можно сказать, что у автора есть способность глубоко чувствовать, есть серьезность, есть формальное дарование — находчивость, порой «блеск» (стихи о пауке) и есть своя тема.

Я не рецензирую — это лишь беседа «по поводу»; как жаль, что не могу говорить с Вами, в письме многое выходит суше и бледнее, чем хотелось бы. Пишете ли Вы теперь стихи? Мое ощущение, что в Вас есть много подлинного, глубокого, серьезного, что ряд духовных вопросов Вас задевает, а это — самое главное.

Прочел в № 19 «Граней» Вашу статью о д<окто>ре Швейцере[30]. Статья эта научная и важная, особенно для зарубежных читателей, живущих до сих пор только отрицанием, но не имеющих ничего «взамен». О взглядах Швейцера на Христа и христианство — можно спорить, но личность его, его деятельная любовь, его пример и многие его идеи представляют собой исключительное явление в современном мире.

Крепко жму Вашу руку и желаю Вам всего доброго

Ю. Терапиано

24. II.54

Многоуважаемый Владимир Федорович,

Дошла ли до Вас моя статья об «Антологии»[31] в парижской «Русской мысли» от 10/2? Иваск уделил чрезмерное внимание к «парижанам» (далеко не всех стоило представлять таким количеством), отделы же «не парижан» и «Ди-Пи» — бедны. Затем, в антологии нужно соблюдать известное равновесие: по 1–2 стихотворениям просто нельзя судить. Кроме того, отбор стихотворений тоже неровный — у одних выбрал хорошо (м. б., выбирали сами поэты, например Адамович?), у других же плохо, небрежно, невнимательно. «Приглушенные голоса» были сделаны более ровно. Досадно, что такая большая издательская возможность использована кое-как и 30-летний (minimum) период зарубежной литературы в общем наводит на грустные размышления. Мне хотелось бы, чтобы Вы прочли мою статью об «Антологии», но у меня есть только одна вырезка. Там есть и о Вас, а также по поводу манеры Моршена и Ильинского[32] употреблять «словечки».

Рад, что мои высказывания по поводу Вашей юношеской книги совпали с Вашим ощущением. Хотя самому и трудно судить себя, но в то же время где-то на глубине сам поэт часто лучше других чувствует правду. Меня несколько удивило отношение Кленовского к водяному жуку[33], я предполагал, что у него вкус более «квалифицированный» — оценить жука «всемство» не может, а Кленовскому не оценить — стыдно.

В № 19 «Граней» я отметил (в моей рецензии) статью о Маяковском[34]. Сейчас получил № 20 — успел пробежать только отдел отзывов. Кто такой Н. Андреев[35] и почему он так пронзился гиппиусовским эпигоном Злобиным?[36] Его стихи полны рассуждения, а не «музыки», сделаны, а не сотворены, в них нет ни ума Гиппиус, ни ее остроты.

Я, как и все поэты, вздыхаю, когда речь идет о первой моей юношеской книге («Лучший звук»[37]), из которого хотел бы удержать лишь немногое («восточные мотивы», например). «Странствие земное»[38] разошлось («Рифма» издает в малом количестве экземпляров); постараюсь достать у Маковского[39] один экземпляр для Вас.

Швейцер (объявлено в газетах) скоро приедет во Францию, затем поедет в Осло и думает остаться в Европе на несколько месяцев.

Читали ли Вы «Прозу»[40] (т. е. воспоминания) Марины Цветаевой? Очень талантливо написано (хотя порой язык «символический» и есть даже «сапогов») — стоит прочесть о Белом, о Волошине, о Брюсове. Пастернак же ей не удался, критических способностей у Цветаевой не было.

Если бы со временем у Вас была бы книга новых стихов — я мог бы предложить ее «Рифме». «Рифма» — издательство для поэтов — для тех, которые не могут сами издать свои книги. Но именно своим намерением и любовью к поэзии «Рифма» продолжает прежнюю традицию. Заведывает ею С. Маковский.

У нас в эмиграции, в литературной среде, очень мало людей, интересующихся «духовным». Поэтому особенно ценны те, которые этим интересуются. Мне говорили, что Кленовский — ярый антропософ. Антропософия — это «не совсем то» в духовном смысле, но все же лучше, чем печатать крупным шрифтом, как Берберова в № 2 «Опытов», «после смерти — НИЧЕГО нет»[41].

Крепко жму Вашу руку

Ю. Терапиано

3. IV. 1954

Многоуважаемый Владимир Федорович,

Помимо нью-йоркских и «германских» поэтов «Ди-Пи» я иногда получаю стихи из Канады, Австралии и Французской Африки — попадаются совсем недурные. Но, вероятно, «попасть в печать» — дело случая и уменья. Вот почему я высказал удивление, что поэтов «Ди-Пи» в «Антологии» так мало — Иваск должен был бы их представить полнее. Не буду спорить о Елагине — ведь я знаю далеко не все его стихи, м. б., Вы и правы, говоря о влиянии Пастернака. Самого Заболоцкого я ценю, но, к сожалению, тоже знаю его не полно: сначала — по ранним стихам, затем по «сборнику стихов», который случайно нашел в здешнем книжном магазине.