Модест Колеров - Точка взрыва. Россия, Кавказ и Ближний Восток

Попытки провести некий публичный диалог между разными представителями дагестанского ислама делались еще весной 2011 года. Однако диалог, начавшийся в апреле 2012 года, отличается от предыдущих попыток двумя особенностями. Во-первых, в 2011 году диалогу открыто содействовали региональные органы власти, а также некоторые федеральные структуры. Сейчас, по крайней мере внешне, диалог организован без их участия. Во-вторых, организаторы встреч весной 2011 года предпочитали четко не обозначать их участников как «стороны». Тогда, скорее, пытались создать некое подобие «открытой трибуны», доступ к которой получил бы по возможности более широкий спектр местного ислама. Теперь же прямо указывается, что диалог идет между Духовным управлением мусульман Дагестана (ДУМД) и Ассоциацией ученых «Ахль-Сунна» в Дагестане. Об этом говорится в итоговом документе апрельской встречи, в итоговых документах последовавших за ней «районных» встреч, в публикациях дагестанских СМИ на эту тему. И сами участники диалога в частных и публичных беседах признают, что это именно диалог между двумя организациями, а не некий аморфный «круглый стол», где каждый из участников говорит сам за себя.

Духовное управление мусульман Дагестана принято считать структурой, объединившей «традиционный» и «лояльный властям» ислам этого региона. Оба определения весьма условны. ДУМД — структура, которую формируют сторонники суфизма, крупнейшего мистического направления в исламе, основанного на духовном ученичестве у наставника-шейха. Однако доминирующим течением в дагестанском исламе суфизм (тарикатизм, как чаще называют его в Дагестане) сделался только в первой половине XIX века. Тесный союз ДУМД с властями республики стал зримым только в конце 1990-х годов, послеубийства главы ДУМД — муфтия Мухаммадсаида-хаджи Абубакарова — и активизации в республике ваххабитских анклавов. В 2010 году, когда главой Дагестана стал Магомедсалам Магомедов, власти фактически прекратили публичную поддержку ДУМД в его споре с оппонентами. Правда, и сейчас многие республиканские чиновники являются последователями (мюридами) того или иного суфийского шейха. Более того, они нередко афишируют этот свой статус. Однако трудно судить, указывает ли это на привластный статус ДУМД как организации. Взаимоотношения между различными дагестанскими шейхами не всегда просты, некоторые из них вовсе не признают авторитет друг друга. ДУМД ассоциируется в первую очередь с шейхом Саидом-эфенди Чиркейским и его учениками, а среди крупных республиканских чиновников, по нашим данным, есть и люди, близкие другим шейхам.

Ассоциация ученых «Ахль-Сунна» (полное арабское название: Ахль ас-Сунна ва-ль-джама'а «люди Сунны и единения») в Дагестане позиционирует себя как объединитель мусульман, не являющихся последователями суфизма. С доктринальной точки зрения, представители «Ахль-Сунны» повторяют все те же «антисуфийские» аргументы, которые звучали в Дагестане еще в начале и середине 1990-х, когда разные исламские течения в регионе контактировали и диспутировали почти без всякого внимания со стороны государства. Сейчас, как и тогда, критике подвергаются некоторые обычаи, укорененные в дагестанском суфизме (паломничество на могилы духовных авторитетов, празднование дня рождения Пророка и другие), а также сама практика духовного «подчинения» шейху. Все это оппоненты суфизма называют недозволенным нововведнием в исламе (арабск. бида'), а салафизм они определяют как свободу от таких обновлений. Заявление, принятое на первой встрече ДУМД и «Ахль-Сунны» в апреле, касалось в основном именно этих спорных вопросов.

Состав людей, находящихся или находившихся в руководстве «Ахль-Сунна» в Дагестане, весьма разнообразен. «Старая гвардия» — лидеры, участвовавшие еще в богословских диспутах 1990-х годов, такие как Абас Кебедов, активно выступали от имени «Ахль-Сунны» в 2011 году, но сейчас постепенно уступают в публичном пространстве место другим соратникам, в частности молодым проповедникам, собирающим большие аудитории не только в мечетях ряда дагестанских городов, но и в интернете. Заметно также «митинговое крыло» «Ахль-Сунны», ведомое известными в республике адвокатами, которые специализируются на помощи задержанным по подозрению в причастности к бандподполью. Такие задержания становятся поводом для многочисленных протестных митингов. Это та сфера, где представители «Ахль-Сунны» наиболее открыто касаются темы продолжающегося в регионе вооруженного противостояния.

Статистически сопоставить влияние двух центров дагестанского ислама в масштабе республики довольно сложно. Позиции ДУМД наиболее сильны в нескольких горных районах, населенных аварцами (особенно в Гумбетовском и Чародинском), где и в советское время были сбережены суфийские традиции и откуда родом многие нынешние видные представители ДУМД. О какой-либо активности «несуфийского» ислама в этих районах сведения практически отсутствуют. Наоборот, в ряде южных районов, например приграничном с Азербайджаном Магарамкентском, религиозное возрождение сегодня идет, по-видимому, без идейной поддержки со стороны ДУМД (местные жители в интервью там отмечают: «У нас нет суфизма»). Однако в наиболее густонаселенной части равнинного Дагестана — треугольнике «Махачкала — Хасавюрт — Кизлярский район» — говорить о чьей-либо монополии в мусульманской среде не приходится. Есть крупные населенные пункты (включая поселки в черте Махачкалы), в которых действуют по две мечети — суфийская и салафитская. Есть случаи совместного существования в одной мечети двух групп верующих, не всегда безоблачного. Есть и мечети, никак не «определившиеся» по поводу описанных выше споров.

В настоящее время идут попытки развить начавшийся диалог на уровне районов и даже отдельных сел Дагестана. Очевидно, что Дагестан станет своего рода «пилотным» регионом по внутриисламскому диалогу. Тестирование идеи такого диалога в данной республике должно будет ответить на два вопроса: во-первых, насколько сам по себе диалог реален на длительную перспективу; во-вторых, способен ли успех диалога ослабить вооруженное противостояние между силовиками и радикальными группами, начавшееся в период полного отсутствия подобного диалога. В конечном итоге, ход внутримусульманского диалога продемонстрирует, имеются ли у российского Кавказа внутренние ресурсы для стабилизации обстановки и сможет ли Россия рассчитывать на них при обеспечении безопасности на своих южных границах.

События августа 2012 года поставили под вопрос саму перспективу диалога. Два громких преступления, совершенных в Дагестане в этом месяце, — убийство ключевого суфийского шейха Саида-афанди Чиркейского (Ацаева) и стрельба в одной из мечетей города Хасавюрт, в результате которой были ранены восемь представителей местной шиитской общины (один позднее скончался), — явным образом были направлены на обострение отношений между разными мусульманскими группами региона. Первая реакция представителей суфийского ислама на убийство шейха показала, что в их рядах имеются различные мнения по поводу того, возможен ли диалог с представителями «Ахль-Сунны». Старое отчуждение частично вновь выходит на первый план. Кроме того, убийство Саида-афанди вызвало к жизни в дагестанской СМИ и блогосфере вопрос о том, в какой мере те или иные участники внутриисламских переговоров способны влиять на «лес». Все эти обстоятельства не делают предрешенным конфронтационный сценарий, но создают серьезные вызовы для диалога.

Из всех республик Северного Кавказа только две — Северная Осетия и Дагестан — имеют транспортное сообщение через государственную границу. Трансграничные контакты Северной Осетии зависят в первую очередь от дипломатической и военной ситуации вокруг Республики Южная Осетия. Что же касается Дагестана,™ его зона соприкосновения с Азербайджаном не получает значительного внимания как со стороны политиков федерального и даже республиканского уровня, так и со стороны экспертов.

Дагестано-азербайджанская граница разделила исторические ареалы проживания нескольких народов — лезгин, аварцев, цахуров, рутульцев. В 1990-е годы основной проблемой приграничья была ситуация на пунктах пропуска на пограничной реке Самур: коррупция и неоперативность работы пограничников и таможенников обеих стран делали преодоление границы крайне длительным и затратным предприятием. Однако в последние годы усугубились и другие проблемы. Российско-азербайджанский договор о границе, подписанный в Баку 3 сентября 2010 года, оставил под контролем Азербайджана водозабор на реке Самур, вода из которого уходит в Самур-Апшеронский канал для водоснабжения городов Баку и Сумгаит. При этом недостаток воды в низовьях Самура затрудняет ведение сельского хозяйства в этой части Дагестана. Это, наряду с большими объемами импорта плодоовощной продукции из Азербайджана, осознается местным населением как проблема, вызванная слабостью российской власти в урегулировании приграничных вопросов. Дальнейшее усугубление хозяйственных трудностей в пограничной зоне может поставить под вопрос лояльность ее населения российской власти.