Франческо Гвиччардини - Заметки о делах политических и гражданских

Как и прежде, Гвиччардини волновала проблема компетентности власти, без которой невозможна, по его убеждению, оптимальная государственная политика. Но еще больше он опасался установления во Флоренции единовластия и утраты демократических институтов. В публичной речи в 1516 г. он вновь советовал Лоренцо Медичи не стремиться к утверждению своей абсолютной власти и тем более не оформлять единоначалие юридически, но предлагал сохранить гражданские свободы, не выдвигая их на первый план[9]. Он подчеркивал, что утверждение единоличной власти правителей из рода Медичи опасно и для них самих, и для города в целом, где слишком сильны республиканские традиции.

Лоренцо Медичи не внял советам умного, здравомыслящего политика, а предпочел деликатно удалить его из Флоренции, порекомендовав папе Льву X принять Гвиччардини к себе на службу[10]. В 1516 г. папа назначил его правителем Модены и ее округи с титулом комиссара, обладающего и военной властью. Гвиччардини принял предложение Льва X (Джованни деи Медичи, сына Лоренцо Великолепного) и исполнял обязанности комиссара Модены, а с 1517 г. и Реджо, до весны 1524 г., когда новый папа, Климент VII (Джулио деи Медичи), направил его в Романью в качестве президента с широкими правами юрисдикции. Гвиччардини удалось восстановить порядок в этой области папских владений, а после битвы при Павии в начале 1525 г., когда французы потерпели поражение от итало-испанских войск, он был назначен начальником папских и флорентийских отрядов.

Став активным участником событий, связан ных с Итальянскими войнами, Гвиччардини попытался использовать свой авторитет и высокие полномочия, чтобы создать союз итальянских правителей с Францией с целью избавить страну от испанского господства (к этому времени Испания реально владела Неаполитанским королевством, Миланским герцогством и рядом других территорий). Однако эта попытка оказалась неудачной: в мае 1527 г. последовало разграбление Рима испано-имперскими войсками, а из Флоренции были изгнаны Медичи и в ней вновь восстановлена республика. Папа Климент VII обвинил Гвиччардини в том, что тот способствовал своей политикой активизации действий императора Карла V, приведших к позорному падению Рима, и отстранил его от службы. Гвиччардини вернулся во Флоренцию, вновь питая надежду на реформирование ее государственной системы, но республиканцы не захотели простить ему службу у Медичи. Оставшись не у дел, опальный политик в 1527 г. удалился в свое имение под Флоренцией, где оставался до конца 1529 г.

В годы сельского уединения Гвиччардини вернулся к литературному труду – завершил начатый еще в 1523 г. «Диалог об управлении Флоренцией» и написал большую часть «Заметок о делах политических и гражданских». «Диалог» отразил его размышления о проблеме государственного устройства Флоренции, всегда волновавшей его как политика, которую он стремился рассмотреть здесь в историческом аспекте. Он подверг детальному разбору достоинства и недостатки «правления одного» при Лоренцо Медичи Великолепном и «демократических порядков» при Савонароле. Сравнение двух форм правления, определявших судьбу Флоренции в XV в., привели Гвиччардини в очередной раз к выводу в пользу республики как наиболее пригодной для флорентийцев формы государственного устройства. В «Диалоге» он вновь обращается к идее создания сената как органа, компетентного в вопросах государственной политики. Предлагая создать сенат, Гвиччардини не имел в виду ограничить роль Большого совета, ибо, как и прежде, видел в нем основу республиканского строя Флоренции. В то же время он не был склонен и расширять полномочия Большого совета, полагая невозможным обсуждение серьезных и секретных вопросов дипломатии и войны в столь многочисленном составе – такие вопросы должны входить в компетенцию сената[11].

И вновь политические планы Гвиччардини не получили практического воплощения. Под натиском испано-имперских войск Флоренция пала после длительной осады в августе 1530 г., власть Медичи была восстановлена. Весной того же года Гвиччардини отправился в Рим, надеясь вернуться на службу к папе Клименту VII. После падения Флоренции папа, заключивший союз с императором Карлом V, направил Гвиччардини в город, предоставив ему полномочия управлять им наряду с Франческо Веттори и Роберто Аччайуоли. Спустя несколько месяцев Климент VII поручил Гвиччардини управление Болоньей (он находился на этой службе с 1531 по 1534 г.). В 1534 г. Гвиччардини снова вернулся во Флоренцию уже в качестве одного из советников герцога Алессандро Медичи. Он предлагал герцогу окружить себя преданными и мудрыми, опытными в политике людьми с безупречной репутацией. Алессандро не спешил воспользоваться советами Гвиччардини. Не стал прислушиваться к его рекомендациям и герцог Козимо I Медичи, пришедший к власти во Флоренции после убийства Алессандро в 1537 г. Оставив попытки влиять на государственные дела, Гвиччардини провел последние годы жизни в своем имении Арчетри под Флоренцией, где умер в мае 1540 г. Свои усилия он посвятил созданию «Истории Италии» (она охватывает события с 1492 г., года смерти Лоренцо Великолепного, по 1534 г., оставшись незавершенной). В этом труде, посвященном эпохе Итальянских войн, историк попытался выявить глубинные причины неудач, постигших страну в ходе длительных и разорительных для нее войн. «История Италии» – первый труд такого рода – была опубликована в 1561–1564 гг. и принесла Гвиччардини славу выдающегося историка эпохи Возрождения[12]. Если как политический мыслитель Гвиччардини придерживался республиканских убеждений и настойчиво проводил в своих сочинениях мысль о необходимости оптимизации государственной системы Флоренции при одновременном функционировании Большого совета, сената и синьории с сохранением демократических традиций, то как политик-практик он был прагматиком и старался идти на компромисс с любым режимом. Эта двойственность – а ее можно считать и трезвым взглядом на реалии своего времени – нашла яркое и достаточно искреннее выражение в его «Заметках о делах политических и гражданских», которые вызвали немало упреков в его адрес и даже обвинений в беспринципности и со стороны современников, и в оценках исследователей.

«Заметки» («Ricordi») Гвиччардини писал на протяжении многих лет (к сожалению, они трудно поддаются точной датировке), фиксируя часто в афористичной форме свои наблюдения за перипетиями политики итальянских государств, размышления о природе власти, искусстве ее реализации, порой облекая их в моральные максимы, суждения об особенностях психологии людей и многом другом, включая взаимоотношения господина с его слугами и прочие «мелочи» из житейской практики. По жанру «Заметки» Гвиччардини близки к так называемой купеческой литературе Флоренции, для которой были характерны всякого рода записки, предназначенные для семейного круга, а не для публикации и изобиловавшие нравственными наставлениями и советами в торговых и политических делах. Однако от купеческой литературы «Заметки» Гвиччардини отличает оригинальность мысли, высокий интеллектуальный и литературный уровень. И хотя автор не предназначал для печати свои «Заметки о делах политических и гражданских» (в одной из рукописей он дал им именно такое название), все же после его смерти они были опубликованы и еще в XVI в. выдержали несколько изданий в Венеции и Париже, обретя славу «золотых поучений»[13].

Обратимся к моральным сентенциям «Заметок», в которых раскрываются этические воззрения Гвиччардини, его представления о природе человека и его земных интересах. Вот одно из характерных высказываний: «Люди от природы склонны к добру, так что всем, кто не извлекает из зла наслаждения или выгоды, добро милее, чем зло; но, поскольку природа человеческая немощна, а соблазнов множество, люди ради своего интереса легко изменяют природной склонности» (225)[14]. Гвиччардини исходит здесь из общего для гуманистической мысли признания, что человек от природы склонен к добру, но, при этом автор «Заметок» далек от идеализации человека, так как видит, что в реальной жизни эта склонность попирается силой личного интереса (interesse proprio). Эгоистические цели конкретного человека корректируют его врожденную благорасположенность, и поэтому зло может стать для него предпочтительнее добра. И все же, полагает Гвиччардини, хотя в своих поступках человек обычно следует личному интересу, он может вернуться к основам собственной природы, наученный самой жизненной практикой, проявлениями зла. И не без сожаления констатирует: «Какое несчастье, что нельзя обрести добро, не изведав сначала зла» (146).

Убежденность в изначальной заданности, естественности доброты как главной особенности человеческой натуры была свойственна многим гуманистам; она служила фундаментом, на котором строились их представления о благородстве и достоинстве высшего божественного творения. Гвиччардини же своей трезвой оценкой человека развенчивает его гуманистическую идеализацию, смещая акцент на личный интерес как имманентно присущую ему черту. То же утверждал и Никколо Макиавелли, старший современник и друг Гвиччардини, однако в отличие от последнего он считал, что люди злы от природы[15]. Именно понятия «личная польза», «эгоистический интерес» вызывали более всего нареканий критиков «Заметок» Гвиччардини. Впрочем, их автор дает предельно четкую нравственную оценку принципа личной выгоды: «…Попадают впросак те, кто толком не знает, в чем их интерес, и думают, что он всегда состоит в какой-то денежной выгоде более, чем в чести или в умении сохранить свою славу и доброе имя» (218). Честь, слава, доброе имя – эти высокие моральные ценности неразумно, по Гвиччардини, приносить в жертву материальной выгоде. Однако в жизни люди «так корыстны и так мало считаются с интересами других, что не ошибешься, мало кому доверяя и мало на кого полагаясь» (157). И Гвиччардини делает однозначный вывод из своих жизненных наблюдений, утверждая, что плохих людей больше, чем хороших, «в особенности когда дело касается имущества или власти» (201). Однако при этом он не задается вопросом, почему практика так сильно расходится с его теоретическим постулатом о благом начале человеческой природы. Куда больше Гвиччардини интересуют чисто прагматические выводы и рекомендации – как вести себя, когда ты осознал, что поведение большинства людей определяют их эгоистические интересы. Он советует доверять лишь собственному разуму; этот моральный постулат присутствует во многих его высказываниях.