Сергей Кара-Мурза - Кто такие русские

Чья русскость под вопросом?

Будем договариваться, снимая противоречия слой за слоем.

С основной массой нашего народа проблем нет. Это люди, как говорится, славянской внешности, родившиеся от русских родителей и воспитанные ими. У них русские имена и фамилии, они говорят на родном для них русском языке и сами считают себя русскими. Это для них так привычно, что вопросу удивились бы и они сами, и окружающие.

Сомнения возникают относительно небольших групп. Надо ли о них говорить — или можно просто не обращать внимания? Говорить о них надо, потому что некоторые из них очень влиятельны.

Первая проблемная группа, с которой осложняется дело, это те, кто сам себя считает русским, а в среде русских возникают сомнения. Вот, недавно в Петербурге похоронили прах императрицы Марии Федоровны. Она была датской принцессой по имени Дагмар, вышла замуж за Александра III и переехала в Россию. Считаем ее русской? Видимо, да — ведь сам Патриарх Московский и всея Руси вел службу на похоронах. Но почему, все же, мы ее признаем за русскую? Из уважения к Патриарху? А может, из уважения к ее титулу — все-таки царица? Если бы наш сосед Васька Петухов привез себе жену-турчанку, в Стамбуле на рынке познакомился — признали бы мы ее за русскую? Возникли бы сомнения, даже если бы она сносно заговорила бы по-русски.

Значит, звание русского не всегда дается от рождения, его можно и чем-то заслужить? Именно так. И ничего в этом нет странного. Суворов был родом из финских дворян, но о себе сказал: «Я не немец, а природный русак». Его приняли в русский народ и полюбили. Таких среди нас очень много, это и говорит о силе народа и русской культуры.

Почему же нас удивляет, что русским можно стать? Потому, что мы смотрим на дело из гущи тех, для кого их принадлежность к русским так очевидна, что кажется их природным свойством. Чем же человек может заслужить, чтобы его признали русским, даже без подвигов, как у Суворова? Тем, что ведет себя соответственно общепринятым нормам русской культуры — не лезет в наш монастырь со своим уставом. Мало того, он своими словами и делами показывает солидарность с русскими, радуется с нами и «плачет нашею слезой».

Долго обсуждая, и так, и эдак, этот непростой вопрос, один видный ученый в этой области дал такой краткий вывод:

1. Два человека принадлежат к одной нации, если, и только если, их объединяет одна культура, которая понимается как система идей, условных обозначений, связей, способов поведения и общения.

2. Два человека принадлежат к одной нации, если, и только если, они признают принадлежность друг друга к этой нации. Обычная группа людей (скажем, жителей определенной территории) становится нацией, если и когда члены этой группы твердо признают определенные общие права и обязанности по отношению друг к другу в силу объединяющего их членства. Именно взаимное признание такого товарищества и превращает их в нацию, а не другие общие качества, какими бы они ни были.

Кажется, тут сказаны вещи простые и очевидные. Но мы увидим, какие из них вытекают важные следствия. Вот, например, «новые русские». Вроде бы они — такая же часть русского народа, как и большинство. Но ведь они явно не признают своих обязанностей по отношению к большинству русских и не проявляют почти никакого товарищества (об отдельных приятных исключениях не говорим, речь идет о социальной группе). Тут уже пролегла трещина, и они мало-помалу уплывают от нас, становятся отщепенцами. Это для многих из них станет трагедией, если вовремя не одумаются. Но ведь и мы все должны помочь им одуматься, для нас каждый русский — брат, пока не перешел грань.

Но об этом будет особый разговор. А сейчас — о другом важном следствии из этой формулы. Когда человек, в чем-то отличный от основной массы русских, заявляет, что сам он себя считает русским, он делает очень важный шаг. Он просит «принять его» в русский народ. Это особенно важно, когда Россия переживает трудные времена, когда русским приходится туго — как сейчас. Таких людей нельзя отталкивать, их надо поддерживать. Надо помогать им осваивать нашу культуру и язык, понимать правила жизни и сигналы, которыми без слов обмениваются русские. Как к подозреваемым надо подходить с презумпцией невиновности, так и к ним надо относиться с презумпцией добрых намерений.

Такое отношение как раз и является частью русской культуры, потому и прирастал такими людьми русский народ. Другие народы России и даже дальних стран питали наш народ своими людьми, которые по разным причинам осознали себя русскими и захотели встать в наш строй. Поэтому русские стали одним из десяти больших народов мира, хотя в момент нашествия Наполеона нас было в полтора раза меньше, чем французов.

Сейчас, под давлением бедствия, кое-кто из нас желал бы изменить эту установку нашей культуры, оборвать связи, замкнуться русским в себе. Это было бы большой ошибкой, и этого никак не поддержит большинство. Наоборот! Русские не выживут без России, а ее надо укреплять, наращивая притяжение к русскому ядру. Хотя сегодня это очень и очень трудно.

Мы уже говорили о том, по каким признакам принимают в русский народ тех, кто сам хочет стать русским. Но гораздо сложнее дело с теми, кого мы считали русскими, а они от этого звания открещиваются. Как с ними быть?

Можно, конечно, рвать на груди рубаху и потрясать кулаками: «Отступники! Отщепенцы!» Иной раз надо отвести душу, но делу это не помогает. Тут или надо найти способ вернуть «отщепляющихся» в лоно русского народа, или найти способ ужиться с ними как «братским народом» — да, отделились как народ, но ведь братский! Или, если не справимся с этими задачами, ограничиться пока «добрососедскими отношениями», хотя оголтелые с обеих сторон могут и этого не дать.

Мы должны смотреть на эти вещи трезво. Объединяться с одними, звать в братский союз других, искать взаимовыгодные соглашения с третьими, понимать намерения враждебных нам четвертых.

Национальность — не клеймо, поставленное навеки. Мы признаем, что выходцы из других народов могут влиться в число русских. Вот, первый крупный русский поэт, царедворец Державин. Пушкин сказал о нем: «сей гений думал по-татарски и русской грамоте не знал». Вот Борис Годунов, умный и трагический русский царь — «по крови» чистый татарин. Вот Лев Толстой, потомок татарского княжеского рода. И так — поныне. Народ — живая система, поток, чьи струи сливаются и расходятся. Как ни прискорбно расхождение!

Глянем вокруг и увидим, что это и есть реальная жизнь народов. Был на Балканах большой народ. Но при расколе христианства часть его стала католиками и даже писать стала на латинском алфавите — назвала себя хорватами. А сербы остались православными и пишут на кириллице, как русские. Другая часть не выдержала кнута и пряника турок и приняла ислам, отделилась от сербов в Боснии. Казалось бы, разницы никакой — язык тот же, хлеб едят одинаковый. И можно, если постараться, собрать их в одну страну и уже почти в один народ — через общую партизанскую армию, общий проект жизнеустройства. Но рухнул СССР, рухнула и Югославия — и эти части поджигателям опять удалось растащить до страшной войны. Одна сербка сказала тогда ученому-этнологу: «Теперь все ненавидят Тито, потому что он был хорватом. До того, как все это началось, я даже и не знала, что он хорват. Но даже если бы я и знала об этом, это бы меня никак не волновало. До того, как все это началось, никого бы это не волновало».

Из этого видно, что объединение — сложная вещь, она требует ума, сердца и воли. Надо понимать, какие условия ведут к объединению, а какие — к отщеплению. Пытаться загнать кого-то в свой народ силой бесполезно.

Мы старались не думать о расщеплении русских — тяжело. Но если уж заниматься делом, а не в чувствах копаться, то такие случаи надо знать и извлекать уроки. Когда наш знаменитый генерал Ермолов успешно завершил Кавказскую войну, царь сказал: «Проси, чего хочешь, все для тебя сделаю». Тот ответил: «Ваше Величество, сделайте меня немцем». Сказал дерзость, указал царю на засилье немцев в верхах, невмоготу стало. А в 1790 г. бухтарминские старообрядцы, выходцы из центра России, просили царицу даровать им статус инородцев, это дало бы им многие льготы (и царица их прошение удовлетворила).

Да и сегодня. Вот, мы считаем казаков частью русского народа, а ведь среди них сильна партия, которая требует признать казаков «репрессированным народом» (как чеченцев и крымских татар). Льгот захотелось, и предпочитают объявить себя особым народом. И основания для этого при желании всегда можно найти. Ведь беглые рязанские крестьяне, создавая свои ватаги на Дону, всех к себе принимали, анкет не требовали. А жен себе привозили из набегов, турчанок да персиянок. Кто читал «Тихий Дон», помнит, что дед Григория Мелихова привез себе жену-турчанку из похода. С точки зрения науки, казаки — субэтнос русского народа, то есть его региональная часть со своими особенностями. Но если они решат назвать себя особым народом, спорить будет бесполезно, наука тут бессильна.