Валентин Пруссаков - Так говорил Саддам

С первых же шагов на политическом поприще Саддам проявил себя как человек действия. Под его руководством осуществляются различные акции неповиновения властям. Организуя группы студентов-националистов, он приобретает опыт подпольной партийной работы. В Багдаде и Тикрите он пишет на стенах лозунги Партии арабского социалистического возрождения, пропагандируя ее позицию. Никто и не догадывался, кто является автором этих лозунгов.

С напряженным вниманием начинающий политик Хусейн продолжает следить за событиями национального и общеарабского масштаба. В 1958 году Египет и Сирия образовали Объединенную Арабскую Республику (ОАР). Большую роль в ее создании сыграли члены БААС. Огромное воодушевление и небывалый энтузиазм охватил тысячи иракцев, потребовавших присоединить свою страну к ОАР. Однако у тогдашнего премьер-министра Абделя Карима Касема были на этот счет совсем иные планы: он считал, что Ираку лучше сохранять дистанцию от остальных арабских государств и продолжать идти собственным курсом. Стало ясно, что его цели не только не имеют ничего общего с объединительными идеалами БААС, но и прямо противоположны им.

Стремясь укрепить свое положение, Касем приступил к откровенным расправам и жестоким репрессиям против всех «юнионистов» (сторонников присоединения к ОАР) и, прежде всего, против баасистов. В ходе невиданной чистки был арестован и приговорен к смерти полковник Ареф — второй человеке государстве, поддерживавший «юнионистов» и стремившийся сам встать во главе страны (его приговор был позже изменен на пожизненное заключение). Многие из членов БААС оказались за решеткой. В борьбе против «юнионистов» премьер-министр сделал ставку на коммунистов. В отчаянной попытке сдержать нарастающее влияние левых сил в марте 1959 года арабские офицеры-националисты подняли восстание в Мосуле. Возмездие Касема было ужасным и потрясло весь мир. Последовал один из наиболее кровавых эпизодов в политической жизни Ирака XX века. Коммунистическим боевикам предоставили полную свободу действий в Мосуле, которой они не замедлили воспользоваться: последовали массовые убийства, изнасилования, грабежи, групповые суды и казни в присутствии ликующих толп (по мнению некоторых журналистов, нечто подобное повторилось в Ираке и в апреле 2003 года под равнодушным или благосклонным присмотром американских войск). Жизни лишились сотни невинных людей, в большинстве своем известных своими националистическими симпатиями.

Весь Ирак захлестнула вол на террора, целью которого было уничтожение патриотических национальных сил. По мнению руководства иракского филиала БААС, возникла необходимость избавиться от Касема и его подручных, утопивших страну в море крови. Было принято решение ликвидировать премьер-министра и «всю его собачью свору», для чего приступили к подготовке группы молодых активистов, в которую вошел и Саддам. При его отборе в «группу боевых мстителей» были приняты во внимание следующие факторы: «глубокая преданность партии и ее принципам, умение пользоваться оружием и меткость, необычайная храбрость».

Вспоминая впоследствии те дни, Саддам Хусейн рассказывал своим соратникам: «Партия решила включить меня в состав ячейки, которая должна была совершить важную революционную акцию. Предполагалось, что произойдет всеобщая революция, во время которой Абдель Карим Касем будет застрелен. В тот период я был учащимся последнего класса средней школы… Было большой честью стать одним из революционеров, спасавших наш народ оттирании, единоличной власти и коммунизма, поскольку наша страна оказалась под угрозой попасть в коммунистическую орбиту. Естественно, что желание освободить свой народ от диктатуры, проявив преданность и мужество, — это и долг, и великая честь».

7 октября 1959 года на одной из центральных улиц Багдада было совершено покушение на «проклятого» Касема. Его машина была расстреляна с близкого расстояния. Вот как описывал это событие сам Саддам: «Поскольку Абдель Карим Касем беспрерывно унижал иракский народ, погряз в диктаторских замашках, путь ему решили преградить молодые бойцы, практически еще мальчишки, которые, тем не менее, были настоящими борцами в полном смысле этого слова. Следуя приказу партии, они остановили автомобиль Касема на улице ар-Рашид и средь бела дня открыли по ней огонь».

Однако «преступный и кровожадный» премьер был лишь ранен, а не убит. Зато погиб один из нападавших на него. Что же касается Саддама, то он получил ранение в ногу.

Едва спасшийся от смерти Касем приказал немедленно разыскать «убийц» и запретить БААС по всему Ираку. Саддам избежал ареста, сумев уйти через пустыню в Сирию. Как гласит легенда, возникшая лет через двадцать, раненому революционеру отказали в медицинской помощи, поэтому он сам, вооружившись лезвием для бритвы и без всякого наркоза, извлек пулю из своей ноги…

Неудачное покушение на Касема, которое по замыслу его организаторов должно было привести к революции, чем-то похоже на опереточный гитлеровский путч 1923 года, после которого фюреру тоже пришлось скрываться и уносить ноги. Но оба, казалось бы, «кошмарных» провала в жизни Саддама Хусейна и Адольфа Гитлера были чрезвычайно инструментальны как для их дальнейшей карьеры, так и для создания мифов, обязательных для феномена вождизма. Благодаря несостоявшемуся убийству Касема, Саддам, например, выбился из полной безвестности и чуть ли не мгновенно превратился в национального героя. О его храбрости и мужестве стали слагаться легенды. Когда же он стап президентом, его «чудесное бегство» через пустыню было увековечено в многочисленных публикациях, телепрограммах и даже в кино. Вождь всегда — национальный герой, и ему положено обладать такими чертами, как патриотизм, бесстрашие, отвага и железная воля.

Первого декабря 1959 года Саддама Хусейна за длительное непосещение занятий исключили из школы. А он уже был далеко: 7 ноября 1959 года он пересек сирийскую границу, затем реку Евфрат и прибыл в Дейр эз-Зор, где его тепло встретили находившиеся в эмиграции иракские оппозиционеры. 20 ноября состоялся его переезд в Дамаск. Там ему сообщили, что по багдадскому радио передали приказ военного коменданта всем органам безопасности о его розыске по обвинению в «заговоре против республики».

По неподтвержденным сведениям, тогда же, в сирийской столице, он впервые встретился с Мишелем Афляком, и между «старым греком» и молодым революционером возникло взаимопонимание, переросшее в дружбу. Но, по мемуарам самого Афляка, они познакомились только после 1963 года, хотя, действительно, быстро обнаружили свое «духовное сродство». Их дружба оказалась чрезвычайно выгодной для Хусейна. Благодаря хлопотам «старшего товарища», в 1964 году его избрали в высший орган иракского филиала БААС — Региональное управление. Позже сообразительный Саддам использовал имя престарелого отца-основателя партии для укрепления собственных идеологических установок и обоснования законности своей власти. Если Сталин использовал имя Ленина как основание для личного правления, то у Саддама аналогичным фундаментом служил живой Афляк, на которого он мог всегда ссылаться при необходимости в ходе дискуссий и споров с другими партийными группировками. Как замечает один биограф иракского президента, «даже смерть Афляка в 1989 году была использована для достижения политических целей. Саддам распространил среди своих подданных сведения, что он лично оплатил сооружение гробницы для отца-основателя БААС».

Во второй половине февраля 1960 года «беглого революционера» посетил офицер сирийской службы безопасности, сообщивший ему, что «в связи с особой ситуацией мы информируем вас о необходимости переехать в Южный регион (то есть, в Египет), отьезд должен произойти 21 февраля нынешнего года». Так закончилось приятное трехмесячное пребывание в Дамаске.

Саддам отправился в Каир. В Египте Гамаля Абделя Насера он прожил свыше трех лет. За эти годы он исколесил всю страну с севера на юг, от Александрии до Луксора.

«Хотя я получал пособие политического эмигранта, — пишет Саддам Хусейн, — мне пришлось залезть в долги к одному из тамошних товарищей, чтобы приобрести мебель для своей квартиры. При моем отъезде в Ирак мебель была продана, дабы покрыть остаток долга ссудившему меня товарищу. В то же время я имел пособие, вполне приличное для существовавшего тогда в Египте уровня жизни. У нас, четверых или пятерых, приговоренных заочно к смертной казни, пособие было выше, чем у других. Все получали 28 или 36 египетских фунтов, а мы — по 60 на каждого. Но поскольку у нас была как бы коммуна, приходилось делиться с окружающими. Естественно, что тот, кому выплачивалось 60 фунтов, как, например, мне, немало отдавал своим товарищам. Мы складывали все, что было, и готовили еду в доме одного из нас, так как в последние дни месяца у некоторых товарищей уже не на что было покупать продукты. Но того, что оставалось на конец месяца у нас, хватало на всех… Мы жили единой семьей, и каждый стремился нести ношу тех, кто по каким-либо причинам оказывался не в состоянии справиться с ней».