Внутренний СССР - Принципы кадровой политики: государства, «антигосударства», общественной инициативы

Самое важное не то, что многие начали понимать, что нынешняя «политическая “элита” уже неспособна управлять страной и вся должна быть заменена», а то, что страна перевалила тот рубеж развития, за которым никакая “элита” — так или иначе обособившаяся от не-“элиты” — не способна управлять страной. И многие действительно начали понимать именно это.

Соответственно этому, почти что за 15 лет реформ (если считать от XXVII съезда, провозгласившего перестройку), в стране не выросла и не сложилась какая-либо новая дееспособная политическая “элита”, вследствие того, что единственный принцип кадровой политики, провозглашенный академиком Никитой Моисеевым, в России утратил свою работоспособность. В современной цивилизации, в которой преступность и порочность неразличимы, многие основополагающие принципы управления устойчиво действуют по умолчанию, но только до тех пор, пока они не оглашены. Сам факт оглашения порочного принципа кадровой политики академиком Н.Моисеевым — знаковый момент [11], знаменующий и новые по качеству требования общества к решению вопросов кадровой политики. И поэтому кадровая политика уже не сложится в прежнем виде и впредь. Эффективное самоуправление общества возродится в России, но не на толпо-“элитарных” принципах.

Теперь продолжим цитирование:

«Но никто из этих людей не говорит о том, как это можно сделать в реальности, как можно в одночасье сменить чиновничий корпус, хотя бы верхний и средний его слои, да еще и сделать так, чтобы новые чиновники не стали разлагаться? [12] Прозревшие элитарные интеллектуалы не осознают, видимо, что для этого надо менять и весь сложившийся в стране строй капиталистический или псевдокапиталистический, как его ни называй. Строй этот составляет единое целое с правящим классом, включая и верхушку «левой» оппозиции, и является почвой для коррупции и других процессов вырождения, почвой для того, что можно характеризовать как эпидемия идиотизма.

И пора, конечно, же мыслящим гражданам страны определиться, чем можно заменить сложившийся строй. На мой взгляд, строем, который можно описать как диалектический синтез социализма и капитализма, лучших их качеств и который можно обозначить как демократический кооперативный социализм с рыночной экономикой, то есть когда кооперативы социалистического типа (без внешних владельцев) являются основными субъектами политической и экономической жизни. При таком строе почва для коррупции и других видов деградации становится неплодородной. Очаги подобного строя последние 30 — 40 лет возникают повсюду в развитых капиталистических странах».

Если предположить, что реально возможно последовать этому рецепту Белоцерковского, то в будущем возможна картина, аналогичная нынешней. Ныне капитализм в России государственно оформлен, создана какая ни на есть юридическая база для его функционирования, но в России нет достаточного количества людей, которые бы жили по предложенным им правилам, кто в качестве капиталистов-предпринимателей и “среднего класса”, в чьих доходах не последнюю роль играют нетрудовые доходы с рынка “ценных” бумаг, а кто в качестве наемного персонала, не имеющего своего ничего, кроме способности к труду.

Это — то “несущественное” обстоятельство, которое не учли демократизаторы России и их зарубежные советники. Точно также и в случае государственного и юридического оформления «диалектико-синтетического социал-капитализма» возникнет аналогичное положение вещей: в стране нет общества, способного жить по высосанным из пальца [13] диалектико-синтетическим социалистически-капиталистическим законам, не имеющим основ в самой жизни.

«Но какой бы строй ни предлагать взамен нынешнего, любое кардинальное его изменение, а стало быть и замена „политического класса“ мыслимо лишь при условии политического пробуждения широких слоев общества и создания массового движения, которое способно будет повести победоносную борьбу за власть и новые реформы.

Конечно, шансы на политическое пробуждение измученного и забитого российского народа, да при деградировавшей интеллектуальной элите очень малы, но способствовать этому необходимо всячески, так как сегодня в России дело спасения народа может быть лишь только делом его собственных рук», — завершает статью Белоцерковский.

Но если дело спасения народа — дело его собственных рук, то причем тут “элиты” (прошлые, настоящие, потенциальные)?

Вследствие последнего обстоятельства всё предшествующее у Белоцерковского — общие, не связанные с исторической конкретностью благие пожелания. В силу своей неконкретности, неопределённости они никого не пробудят, не увлекут, и потому останутся не воплощенными в жизнь пустыми разговорами.

Прежде, чем что-то и как-то менять, необходимо определиться в том, что реально имеет место. По отношению к затронутой Белоцерковским — частной проблематике, не обладающей первостепенной значимостью в деле государственного строительства и исчерпания нынешнего общественного кризиса, это вопрос о том, возможен ли чиновник и без круга неофициальных советников либо же нет?

Ответ на этот вопрос будет отрицательный: у большинства людей есть знакомые и друзья, есть семья. И если человек выдвигается для профессиональной работы на какой-либо должности, тем более должности государственной, то неизбежно, что его родственники, члены его семьи, просто знакомые будут высказывать свои мнения о положении дел в государстве и давать советы как прямые, так и косвенные в форме разнообразных намеков. Что по существу будут выражать эти оценки, советы и намеки, зависит от тех, кто их выражает. Как будет относиться к такого рода оценкам, советам и намекам должностное лицо, это уже другой вопрос, ответ на который зависит от личностных качеств этого должностного лица.

Если кого-то такое положение дел не устраивает, то ему место в дурдоме, поскольку даже введение в конституцию и соблюдение в жизни статей, определяющих перечень должностей, которые в праве занимать только лица, не имеющие родственников, все прежние друзья и знакомые которых при заступлении их на государственный пост, должны ставиться в такие условия, чтобы общение с ними было исключено, не гарантирует того, что у них не появятся новые друзья и знакомые из числа тех, с кем они вынуждены общаться при исполнении должностных обязанностей. Попытка настаивать на разделении общества на тех, кто в праве давать советы и намеки, и на тех, кто не в праве — по своему существу поползновение к реставрации сословного кастового, рабовладельческого строя, уже изжившего себя.

К тому же следует вспомнить, что, когда такая политика изоляции от должностных лиц государства их жен (в частности, это пришлось пережить Молотову [14], Ворошилову, Поскребышеву [15] и некоторым другим) и прочих родственников осуществлялась практически, то это вызвало нарекания со стороны многих из тех, кто недоволен политикой нынешней “семьи”.

А предложение разделять дела семейные и дела по должности также не всегда безобидно, как кажется на первый взгляд, потому что это требование в его существе подразумевает разрушение целостности психики того индивида, которого угораздило стать должностным лицом, обязанным соблюдать это требование, если оно узаконено в обществе. Одна часть души для исполнения должности, а другая — для семьи и между ними непреодолимая граница.

Безусловно не всякой информацией следует делиться со всеми, в том числе и в своей семье. Но объективно информация становится доступной другим людям не только при передаче её в словесной форме, а бессознательно экстрасенсорно, тем более, если это близкие на протяжении многих лет люди, которые «нутром чуют», что происходит, потому что информация перетекает к ним через биополя, и этот переток информации имеет свои последствия в коллективной психике тех общественных групп, к которым принадлежат эти индивиды — приёмники и ретрансляторы информации на биополевых носителях. Хранить в семье экстрасенсорное молчание — это изолироваться от неё духовно, что эквивалентно разрушению семьи.

Сохранение целостности собственной психики должностного лица и в делах должности, и в делах семьи возможно, только если его родственники — его единомышленники в делах общегосударственной значимости, вследствие чего нет конфликта между должностными и семейными делами, что и позволяет поддерживать духовное единство семьи, не распространяясь в ней на словах о том, о чем интересы дела действительно требуют умолчания.

Если же родственники не единомышленники в делах общественной значимости, либо им вообще нет осознанного дела до забот такого масштаба (как в кулацко-мироедских по нравам семьях [16] Горбачева и Ельцина), то целостность психики чиновника поддерживается либо в ущерб доверенному ему общественному делу (как в семье Молотова), либо в ущерб близким, не являющимся единомышленниками (как в семье Сталина). Если целостность психики не поддерживается, то чиновник имеет шансы в определенных обстоятельствах повторить судьбу Бухарина, растекавшегося по левым и “правым” уклонам абстрактным гуманизмом, обращенным якобы ко всем, но ни кого персонально не достигающим.