Арон Аврех - Масоны и революция

Выступления Н. Яковлева и В.И. Старцева о масонах заставили взяться за перо И.И. Минца. В весьма содержательной и убедительной статье автор подверг анализу как всю предшествующую литературу о русских масонах в начале XX в. (исключительно белоэмигрантскую и западнобуржуазную), так и источники, на которых основываются все писавшие о масонах, включая Н. Яковлева и В.И. Старцева, и пришел к заключению о полной несостоятельности утверждений последних. Отметив, что Катков со своей масонской версией остался одиноким даже на Западе, И.И. Минц далее пишет: «Тем поразительнее был тот факт, что катковские фальсификации, рассчитанные на компрометацию российского революционного движения.... получили отклик... в нашей историографии, публицистике и художественной литературе». Его окончательный вывод сводится к тому, что все попытки перенесения масонства в Россию в формах, существующих на Западе и поныне, неизменно «терпели фиаско», «масонство не привилось...».

Как же в таком случае поступить с масонской темой в дальнейшем: закрыть ли ее за полной несостоятельностью, или же продолжать дальнейшие исследования? — задается вопросом автор. «...Стоит ли вообще касаться масонской темы?» Ответ гласит: «На наш взгляд, стоит». Весь вопрос лишь в том, как касаться. «Дело... не в том, — поясняет дальше автор свою мысль, — можно или стоит ли заниматься изучением масонства — сомнений в этом нет, — а как изучать» — с критических ли классовых позиций или как это делают, «к сожалению, отдельные наши литераторы и историки, возможно, в погоне за сенсациями», некритически воспринимать «чуждые концепции и взгляды» [5].

С аналогичной критикой взглядов Н. Яковлева и В.И. Старцева выступил О.Ф. Соловьев. «Хотят они того или нет, — делает он конечный вывод, — апологеты масонской легенды практически отвергают марксистско-ленинскую концепцию развития революционного процесса в России»[6]. C этим нельзя не согласиться, и, взяв в руки масонскую эстафетную палочку, автор будет неизменно руководствоваться данным принципом, единственно возможным с точки зрения советской исторической науки.

В силу этого необходимо прежде всего источниковедчески проанализировать имеющиеся документы, с тем чтобы определить степень их достоверности и информативности. Именно такой подход, как нам представляется, будет наиболее эффективным для ответа на вопрос, как в действительности обстояло дело с русским масонством в последнее десятилетие существования царизма. В статье И.И. Минца уже присутствует критический разбор некоторых документов, на которых базируются в своих выводах Н. Яковлев и В.И. Старцев. Но его необходимо продолжить.

Первым по времени источником о русских масонах, на котором в значительной мере основывают свои выводы Н. Яковлев и И.И. Старцев, были воспоминания И.В. Гсссена[7]. О масонах автор заговорил в связи с А.И. Браудо, долгие годы работавшим в Публичной библиотеке в Петербурге. Охарактеризовав его самым теплым образом (всюду дорогой и желанный гость, человек, пользовавшийся неограниченным доверием не только у интеллигенции, но и в высших слоях бюрократии и в великокняжеских дворцах), И.В. Гессен далее писал: уже после смерти Браудо (умер в 1920 г. в Лондоне. — А.А.) он, к своему «величайшему удивлению», узнал, что тот 6ыл масоном. Масоны, казалось ему, закончили свою роль. Однако «в 1904 г. я вдруг узнаю, что они еще претендуют на жизнеспособность». И далее Гессен рассказывает, как во время пребывания в Москве к нему в гостиницу явился Д.И. Шаховской и предложил подняться этажом выше в той же гостинице («Националь») к только что вернувшемуся после долгих лет эмиграции М.М. Ковалевскому. Едва успев поздороваться, последний, «добродушно разжиревший, с таким же жирным голосом», стал доказывать, что «только масонство может победить сомодержавие». Гессену «он положительно напоминал комиссионера, который является, чтобы сбыть продаваемый товар, и ничем не интересуется, ничего кругом не видит и занят только тем, чтобы товар свой показать лицом». Агитируемому он решительно не понравился, и в результате «пропал всякий интерес к сближению с ним, несмотря на большую авторитетность и популярность его имени». В общественных организациях, писал далее автор воспоминаний, Ковалевский «был вроде генерала на купеческих свадьбах» — он возглавлял массу всяких десятистепенных организаций, вроде председателя герценовского кружка, и непременно их перечислял, когда на каком-либо из многочисленных тогдашних собраний возникал вопрос о представительстве.

Покончив со своими личными впечатлениями и оценкой, Гессен далее писал: «Насколько мне известно, Ковалевский и был родоначальником русского масонства конца прошлого века. Русская ложа — отделение французской «Ложи Востока» — была им торжественно, по всем правилам обрядности, открыта, а через несколько лет, ввиду появившихся в «Новом времени» разоблачений, была, за нарушение тайны, надолго усыплена и вновь воскресла уже в нынешнем веке. Но традиции масонства уже в значительной мере выветрились, и ложа приобрела оттенок карбонарский. Замечательной для России особенностью было то, что ложа включала элементы самые разнообразные — тут были и эсеры (Керенский), и кадеты левые (Некрасов) и правые (Маклаков), которые в партии друг друга чуждались, и миллионеры-купцы, и аристократы (Терещенко, гр. Орлов-Давыдов), и другие члены ЦК эсдеков (Гальперин), которые открыто ни в какое соприкосновение с другими организациями не входили».

Далее Гессен переходит к главному вопросу — «По-видимому, масонство сыграло некоторую роль при образовании Временного правительства. Недоуменно я спрашивал Милюкова, откуда взялся Терещенко, никому до того не известный чиновник при императорских театрах, сын миллионера, — да и еще на посту министра финансов, на который считал себя предназначенным Шингарев, смертельно предпочтением Терещенки обиженный. Милюков отвечал: «Нужно было ввести в состав правительства какую-нибудь видную фигуру с юга России», а потом эта видная фигура вытеснила Милюкова и сама заняла его место министра иностранных дел. А когда это случилось, Милюков говорил: «При образовании Временного правительства я потерял 24 часа (а тогда ведь почва под ногами горела), чтобы отстоять кн. Г.Е. Львова против кандидатуры М.В. Родзянко, а теперь думаю, что сделал большую ошибку. Родзянко был бы больше на месте». Я был с этим вполне согласен, но ни он, ни я не подозревали, что значение кандидатуры как Терещенко, так и Львова скрывалось в их принадлежности к масонству». Заканчивает Гессен свое краткое, но достаточно емкое повествование о русских масонах рассуждением о том, что со времени первой революции реакционные круги приписывали жидомасонам безграничное влияние и решительно во всем усматривали их происки (в частности, сам автор не раз попадал в составляемые ими масонские списки), хотя прибавка «жидо» вряд ли верна — «насколько мне известно, участие евреев было редким исключением». Теперешнее масонство (т. е. русское масонство в эмиграции) «выродилось» в общество взаимопомощи, «но уже и в то время (т. е. до Февральской революции.— А.А.) благодетельное противодействие масонства русской кружковщине сразу вывернулось наизнанку»[8].

Вот все, что сообщил Гессен о масонах. Пока отметим прежде всего его стремление быть максимально точным: чему он был свидетелем лично, автор воспоминаний специально отделяет от того, что ему стало известно из других источников («насколько мне известно»), которые он, к сожалению, не называет. Мы можем только предполагать, что в числе таких источников была известная книга С. Мельгунова «На путях к дворцовому перевороту» (вышедшая в 1931 г. в Париже, в которой масонам отводится большое место), белоэмигрантская пресса, воспоминания и т. д. (которые и сам Мельгунов широко использует), а также, по-видимому, беседы с людьми, в той или иной мере осведомленными в масонской теме. Также очень осторожен Гессен, когда говорит о Временном правительстве. Он допускает, но отнюдь не утверждает категорически («по-видимому»), что при его образовании масонство сыграло какую-то роль. Основанием для такого допущения послужили сведения, полученные Гессеном спустя ряд лет, о том, что М.И. Терещенко и князь Г.Е. Львов были масонами.

Следующим по хронологии источником по дореволюционному русскому масонству является один отрывок из воспоминаний П.Н. Милюкова. Эти воспоминания писались им в последний год его жизни, в разгар второй мировой войны (1942 г.), но опубликованы были лишь в 1955 г. То, что он в них сказал о масонах, очень невелико по объему. Характеризуя состав Временного правительства, Милюков в числе прочего заявил: «Я хотел бы только подчеркнуть еще связь между Керенским и Некрасовым — и двумя не названными министрами, Терещенко и Коноваловым. Все четверо очень различны и по характеру, и по своему прошлому, и по своей политической роли, но их объединяют не одни только радикальные политические взгляды. Помимо этого, они связаны какой-то личной близостью, не только чисто политического, но и своего рода политико-морального характера. Их объединяют как бы даже взаимные обязательства, исходящие из одного и того же источника». Страницей дальше он добавляет: «Из сделанных здесь намеков можно заключить, какая именно связь соединяет центральную группу четырех. Если я не говорю о ней здесь яснее, то это потому, что, наблюдая факты, я не догадывался об их происхождении в то время и узнал об этом из случайного источника лишь значительно позднее периода существования Временного правительства»[9].