Александр Елисеев - Разгадка 1937 года. Преступление века или спасение страны?

«Бакинская революция» сильно ударила по социалистам, которые оторвались от России и запутались в «интернационалистических» игрищах. Показательно, что в ответ на Пражскую конференцию была созвана Венская конференция (август 1912 года), в которой деятельное участие принял «независимый социал-демократ» Л.Д. Троцкий. Вместе с бундовцами и другими социалистическими группами он попытался создать блок (его прозвали «августовским»), который призван был завоевать лидерство в РСДРП. А Троцкий являлся политическим авантюристом высочайшего класса, тесно связанным с разными кланами международной олигархии. Чего стоит одно только его сотрудничество с А. Парвусом — «немецким социалистом» и крупным воротилой! Именно Парвус сделал Троцкого фактическим лидером Петроградского совета в 1905 году (при формальном руководителе Хрусталева-Носаря). Для этого сей предприимчивый революционер использовал огромные финансовые средства, необходимые для скупки газет и т. д. Итогом же троцкистского руководства Советом стал выпуск этим органом так называемого «Финансового манифеста», который объявлял главной задачей революции… подрыв русской валюты. Понятно, что все это было сделано в интересах международной плутократии, мечтавшей ослабить и ограбить Россию.

И вот занятное совпадение — почти сразу же после Пражской конференции все три «бакинца» были схвачены полицией.

«Получалось, что, громя «бакинцев», российская полиция расчищала дорогу Троцкому и другим лицам, которые были связаны с международными кругами и могли выполнять волю внешнеполитических врагов России, — замечает Ю. В. Емельянов. — Однако если это так, то это был не единственный случай, вызывающий недоумение< Трудно понять, каким образом, имея своих агентов в Боевой организации партии социалистов-революционеров… полиция мирилась с убийствами великих князей и министров, осуществляемыми боевиками эсеров. До сих пор остаются неясными многие обстоятельства убийства премьер-министра П. А. Столыпина, совершенного полицейским агентом М. Богровым. Непонятно, почему российская полиция легко пропустила в империю… Парвуса и позволила ему открывать оппозиционные правительству газеты, в то время как русским социал-демократам приходилось тайно пересекать границу и жить на родине нелегально. Неясно, почему полиция не могла в течение двух месяцев 1905 года догадаться, что один из лидеров Петербургского совета Яновский — это разыскиваемый беглый ссыльный Бронштейн, но в считаные дни 1912 года после Пражской конференции сумела разыскать и арестовать всех «бакинцев»… Создается впечатление, что деятельность российской полиции далеко не всегда отвечала интересам самодержавного строя, но зато порой совпадала с целями влиятельных зарубежных сил, стремившихся упрочить свое положение в России, даже ценой ее политической дестабилизации»(«Сталин. Путь к власти»).

Кстати, в1917 году Сталин неоднократно указывал на активность внешних сил, пытающихся ослабить Россию. В сентябре, по горячим следам от корниловского мятежа, Иосиф Виссарионович написал статью, в которой обрушился на англо-французских покровителей кадетствующего генерала (его самого Сталин саркастически именовал «сэр Корнилов»). Примечательно, что для характеристики заграничных манипуляторов им используется слово «иностранцы». Ленин и другие большевики больше писали об «империалистах», используя свой любимый классовый подход. Для Сталина же эти империалисты являются, в первую очередь, внешним врагом, которые, как и встарь, пытаются ослабить Россию. Позволю себе привести обширную цитату из этой статьи: «Известно, что прислуга броневых машин, сопровождавших в Питер «дикую дивизию», состояла из иностранцев. Известно, что некие представители посольств в Ставке не только знали о заговоре Корнилова, но и помогали Корнилову подготовить его. Известно, что агент «Times» и империалистической клики в Лондоне авантюрист Аладьин, приехавший из Англии прямо на Московское совещание, а потом «проследовавший в ставку», — был душой и первой скрипкой корниловского восстания. Известно, что некий представитель самого видного посольства в России еще в июне месяце определенно связывал себя с контрреволюционными происками Калединых и прочих, подкрепляя свои связи с ними внушительными субсидиями из кассы своих патронов. Известно, что «Times» и «Temps» не скрывали своего неудовольствия по поводу провала корниловского восстания, браня и понося и революционные Комитеты, и Советы. Известно, что комиссары Временного правительства на фронте принуждены были сделать определенное предупреждение неким иностранцам, ведущим себя в России, как европейцы в Центральной Африке».

Весьма интересна та роль, которую Сталин сыграл в осуществлении Октябрьского вооруженного восстания. В 30—50-е годы официальная историография представила его как едва ли не главного творца переворота. А в 80-е годы Сталина уже попытались представить как человека, «проспавшего революцию» (термин западного историка Р. Слассера.) И, в самом деле, некоторые основания для этого есть. Так, Сталин отказался принять участие в деятельности «Информационного бюро по борьбе с контрреволюцией», созданного в сентябре при ЦК — для организации переворота. Он не вошел и в Военно-революционный комитет при Петросовете, который фактически и руководил «действием революционных масс». Правда, его включили в Военно-революционный центр при ЦК. Но, во-первых, ВРЦ не играл главной роли в организации выступления, а во-вторых, сам Сталин там себя ничем особо не проявил. В протоколах заседания ЦК от 24 октября 1917 года ему не дается никаких поручений, связанных с подготовкой переворота. Сталин вообще не был на этом заседании.

Означает ли это, что Иосиф Виссарионович остался в стороне от судьбоносных событий Октября 1917 года? При его-то деятельной натуре? Вряд ли. Судя по всему, Сталин был ответственен за совсем другой участок работы, и его миссия заключалась в том, чтобы перевести восстание в некий государственнический формат.

Историки давно уже обратили внимание на то, что в организации Октябрьского переворота едва ли не главную роль сыграли пробольшевистски настроенные генералы. Особенно тщательно в этом направлении «копает» исследователь О. В. Стрижак, указавший, в частности, на роль генерал-майора А. И. Верховского, военного министра, который «20 октября… в ультимативном докладе правительству потребовал немедленного заключения перемирия с Германией и Австро-Венгрией и демобилизации вконец разложенной армии».

Здесь также можно вспомнить и о миссии генерал-аншефа В. М. Черемисова, который отвел от Петрограда единственную надежную опору Керенского — Конный корпус генерала П. Н. Краснова.

А вот другой, удивительный пример. В июле 1917 года с большевиками стал сотрудничать начальник Разведывательного управления Генштаба генерал-лейтенант Н.М. Потапов.

Кто же осуществлял связь между партией большевиков и «красными» генералами? Есть предположение, что это делал Сталин, который руководил Военным бюро партии (вместе с Ф.Э. Дзержинским).

Потапов стал сотрудничать с большевиками в июле. А ведь именно в начале этого месяца Петроград потряс острый политический кризис. 4 июля большевики провели демонстрацию, которая была обстреляна их противниками. О. В. Стрижак интерпретирует эти события следующим образом: «3 июля ЦК большевиков под руководством Сталина постановил: ни под каким видом не ввязываться в демонстрации анархистов. Но вечером 3 июля Зиновьев, Луначарский и «независимый с.-д.» Троцкий дали команду Раскольникову в Кронштадт, чтобы кронштадтский Совет прислал наутро 20 тысяч вооруженных матросов». Таким образом, произошла радикализация мероприятия, что привело к жесткой силовой акции против большевиков.

Назревал широкомасштабный конфликт, который мог бы окончиться гражданской войной. Правда, большевики и Троцкий всячески открещивались от попытки организовать вооруженное столкновение. Прибытие матросов было подано ими как инициатива самих кронштадтцев, сдержать которую не было никакой возможности. И тем не менее факт остается фактом — дело шло к столкновению.

В июле страна впервые встала перед угрозой гражданской войны или, по крайней мере, крупного гражданского столкновения. Но, к счастью, тогда ее удалось избежать — во многом благодаря именно Сталину.

«Ведя в эти тревожные дни переговоры с меньшевистским ЦИКом от имени партии, Сталин умело маневрировал, в ряде случаев шел на уступки, — пишет А.И. Дамаскин. — Вечером 4 июля ЦИК вызвал верный ему Волынский полк для защиты Таврического дворца от большевиков. В ночь на 5 июля ЦИК объявил военное положение, организовал свой военный штаб из меньшевиков и эсеров и решил через министров-социалистов добиваться включения кадетов в состав Временного правительства… Меньшевистский ЦИК Советов требовал от большевиков убрать броневики от особняка Кшесинской и увести матросов из Петропавловской крепости в Кронштадт. Сталин впоследствии объяснял, что принял эти требования «при условии, что ЦИК Советов охраняет наши партийные организации от разгрома». Однако ЦИК Советов «ни одного своего обязательства, — вспоминал Сталин, — не выполнил». Напротив, ЦИК Советов ужесточал свои требования. 6 июля его представитель, эсер Кузьмин, угрожая применением оружия, потребовал, чтобы большевики покинули дворец Кшесинской. Создалась угроза вооруженного противостояния. «ЦК нашей партии, — вспоминал Сталин, — решил всеми силами избегать кровопролития. ЦК делегировал меня в Петропавловскую крепость, где удалось уговорить гарнизон из матросов не принимать боя». Уговаривая матросов капитулировать, Сталин делал упор на то, что сдаются они не Временному правительству, а руководству Советов. Но Кузьмин рвался в бой. Он был недоволен тем, что «штатские своим вмешательством всегда ему мешают», — вспоминал Сталин. — Для меня было очевидно, что военные эсеры хотели крови, чтобы «дать урок» рабочим, солдатам и матросам. Мы помешали им выполнить их вероломный план». В кронштадтской газете «Пролетарское дело» 15 июля 1917 года Сталин обратился к членам партии: «Первая заповедь — не поддаваться на провокации контрреволюционеров, вооружиться выдержкой и самообладанием… не допускать никаких преждевременных выступлений». Разработав и проведя в жизнь тактику отступления, дав партийным организациям указания о политическом курсе в период отступления и уговорив наиболее нетерпеливых большевиков, Сталин, по существу, спас партию от разгрома в июльские дни. В ходе переговоров с руководителями ЦИК и меньшевиков Сталин вел себя настолько умело и тактично, что вызвал доверие у своих оппонентов, и когда правительство отдало распоряжение арестовать большинство руководителей большевиков, его не тронули, хотя он был членом Центрального Комитета»(«Сталин и разведка»).