Великая Российская трагедия. В 2-х т. - Хасбулатов Руслан Имранович

Конституционный период русской государственной войны, когда Ельцин заставлял “мирным путем" уйти Парламент — не сразу сменила двухнедельная вооруженная конфронтация, насильственные выступления, инсценированные президентской стороной. Интермедией стала война против коррупции, начатая опальным, вытесненным из ельцинского государства, вице-президентом Руцким. В этой войне одно российское государство — подлинно демократический режим — пыталось положить конец автократическим, сатанинским методам борьбы. И как романтик пыталось свои романтические, пацифистские иллюзии, замешанные на вере во всесилие Конституционного права, осуществить на деле и помешать приходу диктатуры. Русское государство-парламент, вне сомнений, оказалось слабее государства- президента, несмотря на то, что оно обладало правовой, революционной и даже традиционалистской легитимностью (Советы за 70 лет приобрели статус традиционалистского института). [7]

Президент вышел за пределы конституции, Парламент себе этого не позволил.

Выход на арену “твердой руки, наводящей порядок", “кладущей конец безвластию", “сильного человека" поначалу вызвал всеобщий вздох облегчения и симпатию не просто потому, что общество якобы “устало" от драки за власть, от хаоса и все больше страдало от отсутствия безопасности. Но еще и потому, что оно не могло представить, да и не хотело, никакого другого порядка, кроме порядка, установленного государством.

Если государство опять станет сильным и сумеет навести порядок, общество, так и быть, простит ему, что оно разводит партии, играет с ним в демократию, со всеми этими думами, двухпалатными парламентами и предвыборной канителью, что его ведущие члены погрязли в казнокрадстве и воровстве, бездарно ведут дела, больше заботятся о своих личных интересах. Русская модернизация, сердцем которой является государство, начавшее и проводящее ее, и русская традиция государственности, олицетворяемая одним человеком, преемственна и в том смысле, что она на протяжении веков снова и снова сталкивается с одними и теми же неразрешенными дилеммами и снова и снова предлагает тупиковые решения.

Помимо основной дилеммы модели “полуазиатского" развития, когда попытки создать государственным путем независимое общество всегда кончаются тем, что на месте свободного общества возникает “тотальное государство, — мы снова (в который раз!) сталкиваемся здесь со старыми проблемами. Например, с тем, что судьба демократических реформ зависит от одного единственного человека, чье возможное исчезновение преподносится как катастрофа, способная привести к крушению всего государства-режима. И чье присутствие также преподносится единственной гарантией того, что будет “демократия" и “рыночная экономика". И этот же человек опять-таки якобы выступает единственным фактором, препятствующим тому, чтобы государство распалось, или без него оно станет якобы развиваться в тоталитарном направлении. (как будто не он вогнал страну в тоталитаризм!) После трехсот (а то и пятисот) лет перипетий царского самодержавия и сталинского тоталитарного государства критически настроенные интеллигенты, либералы и демократы и сегодня по-прежнему уповают на “сильное государство" и “сильного правителя". Юрий Карякин, недавно уважаемый демократ, в интервью, данном им через несколько дней после сентябрьско-октябрьского государственного переворота, совершенного ельцинистами, заявил, что является убежденным приверженцем “сильного государства", “крепкой руки". По его мнению, в России якобы это единственно возможный фундамент для законности и демократии. Направляясь на очередное, на этот раз “победное" заседание Президентского Совета, он следующим образом рассуждает о прекрасном единении “интеллигенции и народа": Вот если Президент сумеет стать партией порядка и хотя бы ликвидировать с такой армией, которой нечего делать, этих бандитов, что стреляют в людей из окон, с крыш, ввести военное патрулирование, чтобы на улицах можно было спокойно ходить, если он предстанет психологически твердым представителем порядка, то это хорошо". [8]

Или вот другой известный демократ, В.Селюнин, на вопрос, где гарантия, что государство Ельцина пойдет в направлении именно “парламентской демократии", не моргнув глазом, отвечает: Гарантия — Ельцин. “Такая опасность всегда существует. И тут стопроцентной гарантии никто не даст. Но Президент не тот человек"... [9]

Госпожа де Сталь, разговаривая с Александром I, говорят, сказала, что гарантия будущей российской конституции — это доброта самого императора". Возможно, она не знала, что Сперанский, один из тех, кто готовил проект конституции уже сослан в Сибирь...

Вот и весь интеллект этих “интеллектуалов": “приказать армии стрелять", “Президент — не тот человек". Гора родила мышь! Выдохлись интеллектуалы- "демократы". Нет идей, мыслей. Но зато Власти — ох как хочется — и вечной. Они — уже на позиции тех, кто веками подавлял демократическую мысль: “Вешать, стрелять, сажать, жечь. Все — за царя, за “вождя народа". Видите, как быстро переродились эти интеллигенты-демократы в фашиствующих идеологов неототалитарного режима. Как только сами стали частью Системы, частью Власти — хотя и крайне непрестижной, незаконной, украденной.

Но как бы ни “слилось" это новое государство с личностью правителя, вряд ли можно отождествлять его “хороший характер" с “хорошим характером" государства, оставшегося без противовеса власти, без общественного противовеса. Вряд ли возможна демократия там, где только от самоограничения государства — от его разумного эгоизма, от осознания собственных интересов — зависит, насколько далеко зайдет оно в поглощении общества. Кто-то ведь должен контролировать этот самый процесс самоограничения — другая ветвь власти — законодательная.

Русская интеллигенция уже верила и надеялась на правителей- реформаторов и кровавых диктаторов — от Петра I до Александра II, от Ленина до Сталина и от Хрущева до Горбачева — каждый раз веря в государство (в “сильное", но стоящее “за правое дело") и возлагая на него надежды, витиевато выражая при этом свои чувства. И в них же, в этих личностях (от антихриста Петра до антихриста Сталина, от беса Ленина до беса Горбачева), она видела средоточее мирового зла в периоды разочарований, утраты иллюзий, когда государство ослабевало или распадалось. Тогда она “сатанизировала" политических деятелей.

Известно, что рождение новых государств, новых обществ происходит сложно, через преодоление сложнейших противоречий, иногда с откатами, антиреформами.

Тем более, как справедливо пишет Томаш Краус, если при этом пытаются повернуть вспять колесо истории. В России и в других странах — наследницах СССР идет процесс, не имеющий исторического прецедента. На шестой части Земли неделимую бюрократическую государственную собственность и связанную с ней структуру власти переводят или пытаются перевести на фундамент частной собственности. Разрушенная и развалившаяся система государственного социализма накопила за последние десятилетия огромные материальные и духовные ресурсы, которые ныне “перераспределяются". А точнее присваиваются центральными и местными бюрократическими аппаратами, политическими, экономическими, военными и правоохранительно-административными элитами на республиканском, национально-этническом, региональном и других уровнях. [10]

И хотя этот процесс, называемый “переменой строя", в определенной степени вкладывается в рамки “неолиберальной" перестройки мировой экономики, развернувшейся в 70-е годы и продолжающейся в наши дни, все же именно внутреннее расстройство, “неуправляемость" старого режима, оказавшегося неспособным к модернизации, даже по сравнению с современным Китаем, определяет огромное значение внешнего влияния. [11]