Дмитрий Рогозин - НАТО и Россия. Наш ответ на угрозы Запада

И самое последнее, что важно в этом контексте понять. Это система оперативного задействования. Представим себе, что мы все-таки создали ПРО. На контрольном пункте находится группа военных. И вдруг один из них сообщает: летит басурманская ракета. Надо срочно сбивать. Мы же не будем проводить коллоквиумы, дискутировать, вносить предложения. Вопрос секунд, в лучшем случае минут. Поэтому вопрос, кто нажмет на кнопку – самый принципиальный. А палец только один – мы же не можем так дружно пальцы свои куда-то засовывать! Кнопка будет одна. Палец будет один. И мы знаем, чей это будет палец. Тогда нас куда приглашают-то? Где мы даже палец свой не можем пристроить! Но, возвращаясь к возможной кооперации, могу сказать следующее. Если удастся разделить сектора ответственности в рамках ПРО, то можно договориться и об обмене информацией и технологиями. Такая кооперация по ПРО возможна. Но она, скорее всего, будет носить локальный характер, то есть использоваться для защиты каких-то объектов или миротворческих контингентов. ПРО ТВД это называется. А на самом деле, правильнее сказать, это объектовое ПРО.

– В интервью нашему журналу в 2003 г. вы сказали, что «далеки от мысли, что в ближайшие годы вероятны какие-то практические совместные дела» Организации Договора о коллективной безопасности и НАТО. Тогда же вы заметили, что обе организации мало на что способны. С вашей точки зрения, произошли ли здесь изменения? Как вы сегодня оцениваете возможности организаций и перспективы их сотрудничества?

– Сегодня моя задача – побудить НАТО сотрудничать с ОДКБ. Объективно говоря, это было бы всем полезно, и прежде всего НАТО – иметь регионального партнера. НАТО – это все-таки политико-военный альянс, ОДКБ – это чисто военный союз. Отношения ОДКБ – НАТО имеют предпосылки для того, чтобы состояться.

Но, откровенно говоря, они этого делать не будут. Мои американские коллеги, формально и неформально, по-разному объясняют причину своего нежелания. Они говорят: а зачем нам ОДКБ? Мы разделяем и властвуем. Мы с каждым отдельно договариваемся.

И они с удовольствием с нами договариваются по чуть-чуть. Это первое.

Второе, они испытывают амбиции, что вот мы такие крутые, большие – самый успешный военный союз в мире, а вы еще ничего серьезного пока из себя не представляете.

Почему американцы все время воюют? Потому что они хотят, чтобы их армия всегда была готова к выполнению любой операции. Невоюющая армия – это не армия. Это – двор подметать.

– Барак Обама объявил дату вывода коалиционных сил из Афганистана – июль 2011 г. Если предположить, что войска действительно будут выведены, как Россия видит свою роль в урегулировании ситуации в Афганистане?

– Если они уже туда вошли, то надо требовать от них решения тех задач, которые были продекларированы. То есть они должны, уходя, оставить после себя достаточно стабильный режим, способный контролировать хоть что-то. Если они уйдут, разворошив осиное гнездо и оставив его нам, нас это не устраивает. То есть уход, но не любой ценой.

Должна быть ясная стратегия выхода. Вот мы, уходя из Афганистана, оставили там достаточно стабильный режим, который, несмотря на то, что мы их сами потом предали, я имею в виду Наджибуллу, три года продержался самостоятельно. Сколько продержится эта группа…

Если американцы покинут Афганистан, то мы в Афганистан не входим в любом случае.

Нас беспокоит не Афганистан, а то, что из него исходит. Представить себе, что афганские талибы колоннами, караванами пойдут захватывать Таджикистан… Я не верю, конечно. Потому что Талибан – это очень домашнее явление, внутреннее. Не пойдут они на какой-то там экспорт революции.

Другое дело, что любая война как магнит притягивает псов войны. Сейчас в Афганистане тысячи две-три таких боевиков, не афганцев – даже наши кавказцы там есть. Они, в случае замирения в Афганистане, будут искать себе новую работу.

Скорее всего, эти боевики пойдут в Центральную Азию, Таджикистан, Киргизию – здесь проблема для нас, здесь зона наших интересов, зона нашей ответственности, зона ответственности ОДКБ. По мере затухания военных действий в Афганистане эти боевики будут перебрасываться в Центральную Азию. Это большая проблема, к которой мы должны быть готовы.

Но в Афганистан мы своих солдат отправлять не будем. Это принципиальная позиция.

– В своей недавней заметке в ИноСМИ (14.09.2010) вы предупреждаете американских экспертов: «Коллеги, даже не пробуйте делать Сочи-2014 заложником ваших геополитических сценариев!» Существуют ли угрозы безопасности и планам России в черноморском регионе, особенно в контексте подготовки и проведения Олимпиады? Проводится ли анализ таких угроз? Что планируется делать для того, чтобы парировать эти угрозы?

– Да, такой анализ проводится, и оценка существующих рисков и угроз безопасности ведется на постоянной основе. Естественно, эта информация недоступна СМИ, но могу вас заверить: никто и ничто не помешает нам достойно провести Олимпиаду. Как принимающая сторона Россия никого не разочарует. Ну а что касается спорта, то здесь мы такой же участник, как и все остальные. Соберем столько золота, сколько заслуживает наша система подготовки спортсменов. Кстати, спортивные достижения – это ведь тоже вопрос безопасности страны. Взаимосвязь тут прямая: страна, способная подготовить атлета, умеет подготовить и солдата. Кроме того, уровень развития массового и профессионального спорта – это показатель самочувствия нации, ее качества жизни. Поэтому лично я с нетерпением жду Олимпиады в Сочи – не только как спортивного праздника, но и как важной вехи в нашей новейшей истории. Результаты Олимпиады – в чем-то еще более яркий показатель, чем данные переписи населения.

– Какие другие перспективные области сотрудничества Россия – НАТО можно обозначить? Видите ли вы необходимость в развитии совместных образовательных программ?

– Я полагаю, что надо сделать наши контакты более профессиональными – развить сотрудничество по конкретным темам. Например, есть интересный проект – Стандекс. В проекте участвуют петербургский Радиевый институт имени В.Г. Хлопина, еще один французский вуз. Это прототип прибора дистанционной детекции взрывчатки в местах массового скопления граждан. Если эта система будет введена в эксплуатацию, мы обезопасим метрополитен, вокзалы. Мы над этим работаем вместе с НАТО, потому что понимаем, что испытываем общие угрозы.

Второе – медицина, это очень перспективная тема. Наша военная медицина после Афганистана, после двух чеченских конфликтов очень хороша в таких сферах, как заживление пулевых ранений, полевая медицина, ожоговая – у нас есть высочайшего уровня специалисты. А вот, скажем, по смежным областям, более гражданским, военные тоже ведь проходят лечение по обычным заболеваниям, например, по кардиологии, стоматологии, было бы полезно познакомиться с западным опытом. В связи с этим, обратите внимание, если заболел какой-нибудь иностранный лидер, его госпитализируют в военный госпиталь. Потому что они считаются лучшими. В Брюсселе у меня была спортивная травма – мне сразу предложили бельгийский военный госпиталь. Если бы я пошел на операцию, то пошел бы туда. Обмены врачей – мы их поучим в одном, они нас в другом – были бы весьма полезными.

Еще одно направление – лингвистическая подготовка офицерского корпуса и спецназа. Русское офицерство должно стать элитой общества. Офицер должен свободно владеть как минимум одним иностранным языком. Мы бы могли, например, в рамках такой большой операции, как афганская, обучать представителей НАТО языкам народов Афганистана. Пушту, дари – у нас есть для этого ресурсы. У нас огромная афганская диаспора, люди знающие, хорошие связи с Таджикистаном. А нам можно было бы поднять уровень подготовки английского, французского, других европейских языков. Когда Франция вернулась в военную организацию НАТО в позапрошлом году, они моментально столкнулись с проблемой – необходимостью того, чтобы хотя бы десять тысяч французских офицеров сносно говорили на английском языке. А у них нет такого количества. Или вот сейчас, например, была жалоба, что хотели через миссию ОБСЕ в Киргизию отправить 200 полицейских, но во всем Евросоюзе не нашли такого числа полицейских, говорящих по-русски. И даже 20 не смогли найти, говорящих по-киргизски.

(из интервью Д.О. Рогозина газете Le Temps, 12 декабря 2011 г.)

…Что бы мы ни делали, наши европейские соседи никогда нам слова доброго не скажут. Я видел, что на карикатурах нас всегда изображают неотесанным медведем. Мы привыкли к тому, что Москву считают городом, где живут медведи. Но мы не хотим, чтобы нас принимали за идиотов. Почему, устанавливая тысячу ракет на Балтике, американцы делают вид, что защищаются от иранской угрозы? Наши американские друзья – в данном контексте слово «друзья» вызывает у меня улыбку – превращают свой щит в анаконду, чтобы задушить русского медведя, но он разнесет этот щит в клочья и съест. Россия пока не начала размещение ракет в Калининграде, но готова это сделать, если американцы не учтут российскую точку зрения.