Сергей Кара-Мурза - Кто такие русские

Самим определять повестку дня!

Давно было сказано, что «народ — это каждодневный плебисцит». Иными словами, постоянное «низовое» обсуждение важных для всего народа проблем есть одно из необходимых условий соединения людей в народ. Но дело не только в том, что для этого нужна система передачи мыслей и мнений от человека к человеку — так, чтобы в прохождение этих сигналов «между своими» не могла вмешаться никакая чужая искажающая сила (вроде телевидения, принадлежащего Гусинскому).

Важно и наличие в самом народе независимых от «гусинских» точек и центров, которые предлагали бы национальную повестку дня для таких плебисцитов.

В информационной войне считается очень большой победой захватить как раз те «высотки», с которых можно навязывать противнику ложные вопросы для народных плебисцитов. Главная цель таких маневров — отвлечь людей от жизненно важных проблем, особенно от проблем исторического выбора. Исторический выбор — это такое решение на распутье, что после него бывает очень трудно вернуться назад и исправить ошибку. Ты попадаешь в такой коридор, что сила обстоятельств влечет тебя по нему неумолимо, и уже трудно перескочить на другой путь.

Все 90-е годы нас так и отвлекали от сути главных выборов — и загнали в очень и очень плохой коридор. И даже те, кто понимает его пагубность и видят впереди тупик, не решаются призывать к радикальным мерам — риски очень велики. Взять хотя бы приватизацию промышленности России. О чем тогда спорили? Одну «волгу» получим за ваучер, или две, как обещает Чубайс? О главном слышать почти никто не хотел, даже из рабочих, которые отдавали в собственность темным дельцам свои рабочие места.

Сейчас, когда люди слегка отхлынули от экранов телевизора, а Гусинский скрылся где-то в джунглях Израиля, русские понемногу начинают восстанавливать сеть интеллектуальных точек, где вырабатываются предложения по национальной повестке дня — те главные вопросы, которые надо было бы обсудить русским, снова стягиваясь в народ. Какие вопросы следовало бы выносить на низовое народное обсуждение? Критерием для их отбора надо считать фатальное расхождение тех путей, которые ведут от нынешнего распутья. Это моменты, когда надо делать очень рискованный выбор, а потом уж расплачиваться за свои ошибки — поправить будет трудно.

После тех ударов, которые получил русский народ в 90-е годы, многие впали в уныние и считают, что все главные вопросы кто-то за нас решил, выбор сделан, «все схвачено». Мол, нам остается влачить свое жалкое существование и пусть спасается, кто может. Кто-то пристроится к новым хозяевам, кто-то перебьется за границей, большинство притаится в своей хате с краю — а там видно будет, авось все устроится. Эти настроения — результат психологической войны, которая против нас проведена. Большой народ не может отсидеться ни в болоте, ни в хате с краю — он неминуемо будет растащен на материал для более умелых и жестких цивилизаций;

Никаких оснований для уныния и апатии у нас нет, главные решения еще вовсе не приняты. По всем пунктам в реальной повестке «исторического выбора России» реформаторам 90-х годов не удалось загнать нас необратимо на ту скользкую дорожку, которая ведет в пропасть. Не удалось потому, что русские организовались для вязкого пассивного сопротивления. Вроде бы соглашались со всем, что требовали реформаторы со своими «чикагскими мальчиками», а на деле шел саботаж. Конечно, страна сильно поистрепалась, да и все мы не в лучшем виде, но решающего перелома в программе превращения России в евразийский бантустан, управляемый глобальным паханатом, не произошло. Установилось неустойчивое равновесие — изматывающее и бесперспективное, на давшее нам передышку.

Она не продлится долго. Главные вопросы, от которых нас отвлекли в 90-е годы, надо ставить и обсуждать быстро. Если в этом деле поможет государство — прекрасно, дело пойдет гораздо лучше. Если нет — справимся сами.

Интернет позволяет нам по-новому, «снизу» подойти к разговору об объединении русских, а затем и всех народов, желающих жить в России и с Россией. Для этого разговора нам не надо создавать ни партий, ни «фронтов спасения». Не надо бороться с другими, даже близкими по духу организациями на выборах, не надо примыкать ни к белым, ни к красным, ни к космополитам, ни к западникам, ни к власти, ни к оппозиции. Наше дело, наоборот, построить мосты и мостики, чтобы перейти через разделяющие нас пропасти и болота. Мы, конечно, не преодолеем расколов и разломов, но хотя бы протянем через них ниточки диалога, хотя бы заделаем те трещины, из которых и растут разделяющие нас овраги.

Слово для этого — первый инструмент. Мы больше видели, как «словом останавливали солнце, словом разрушали города». Восстановление и строительство как-то меньше заметны, чем взрывы и катастрофы. Но наступает момент, когда все больше и больше людей вдруг охватывает чувство: все, теперь пора собирать камни! Хорошо, конечно, если в этот момент небо посылает нам Минина и Пожарского, царя-строителя или вождя-командира. На худой конец, хотя бы варягов. Но нельзя же вечно сидеть и жадно глядеть на дорогу. Не едет барин, ну что тут поделаешь! Придется самим…

Сегодня в этом смысле положение у нас не самое плохое. Хотя властители и отказываются от креста власти (мы, мол, всего-навсего менеджеры), а все-таки искра хозяина в них иногда мерцает. Это не Горбачев, ощутите разницу! Есть у нас шанс, и его нельзя упустить.

В чем главная трудность для нашего разговора? Первая — в нашей исторической судьбе. Много бедствий выпало на долю нашего народа, и каждое бедствие вызывало такие страсти и внутренние раздоры, что «пепел Клааса» стучит буквально в каждое русское сердце. Этот пепел — чужой поэтический образ, но близкий нам, как никому другому. Он — из книги о Тиле Уленшпигеле, призван оживлять ненависть протестантского Севера Европы к католической Испании (Клааса, отца Тиля, сожгла инквизиция, и Тиль носил у сердца мешочек с пеплом).

Но вторая трудность — наш русский характер. Мы живем в Большом времени и ничего не забываем. Нас волнуют события тысячелетней давности, и мы готовы разодраться из-за того, кто основал Киевскую Русь — норманны или славяне. После этого уже десяток исторических эпох минуло, а у нас душа болит. А уж за Кровавое воскресенье или за убиенного царя мы готовы спалить все наши города и села. Европейцы, пощелкав на счетах, спрятали свои мешочки с пеплом в сейфы, а наши начинают стучать при первом кличе поджигателей.

И судьба, и наш характер — это, конечно, данности. В них наша сила, в них и слабость. Надо уметь ими распорядиться. Памятью о бедствиях можно питать философскую лирику, а можно тренировать волю к победе. Да, наши отцы и деды многое пережили, но ведь этот их опыт — наша ценность. Сказал умный немецкий философ: «Сытые народы не зацветают будущим». В этом смысле будущее — за нами. А наш не менее умный ученый, знаток крестьянств, сказал: «Побеждает тот, кто умеет голодать». Если так, то мы явно движемся к победе — реформа у нас это уменье освежила.

Так же и с пеплом. Ну зачем все время трясти эти мешочки и ворошить этот священный пепел? Пришли ученые к мудрой мысли: народ жив, пока сохраняет способность забывать. Ту же мысль, слегка по-другому, выразил Пушкин: творить можно только если умеешь забывать. А жизнь народа — это непрерывное творчество. Остановка — болезнь, движение назад — гибель.

Речь не о том, чтобы стереть прошлое из памяти и обрести жизнерадостность кретина. Народная память должна принадлежать народу, в нее нельзя пускать грязные лапы манипуляторов. Факт, что за последние двадцать лет они сумели разбередить все наши старые раны и расширить все уже заросшие трещины. Мудрость традиции раскладывает память по полочкам, не дает ее смешивать и выдергивать из нее что-то на потребу авантюристам. А они сегодня очень опасны, они научились даже из самого сокровенного воспоминания выращивать «идолов площади» и «поднимать род на род».

Мы должны противопоставить им наш разум и ответственность за будущее.

Народное самосознание очень тяжело переживает те удары, которые ему наносит собственное государство. Ведь от него, призванного быть созидателем и охранителем народа, таких ударов не ждешь. А удары по самосознанию сеют смуту и разрывают связи между людьми — ослабевает общее «мнение народное».

Центральное место в этом народном мнении занимают представления о добре и зле. Это, можно сказать, и есть надличностная «народная совесть». И когда политики высшего ранга, выступая от имени государства, говорят вещи, противные народной совести, это вызывает кризис сознания. Конечно, полного единства даже по главным вопросам не бывает, и мы под народной совестью понимаем те представления, которые разделяет подавляющее большинство граждан, но слово «совесть» нам близко и понятно.