Наоми Кляйн - Заборы и окна: Хроники антиглобализационного движения

На такую критику легко поддаться. Если и есть нечто, в чем левые и правые могут согласиться, то это высокая ценность ясного, хорошо структурированного идеологического аргумента. Но может быть, все не так просто. Может быть, протесты в Сиэтле и Вашингтоне кажутся несфокусированными потому, что были не демонстрацией одного движения, но конвергенцией многих более мелких, и каждое – со своим зрением, натренированным на одну конкретную транснациональную корпорацию (как Nike), конкретную отрасль (как агробизнес) или новую торговую инициативу (как Зона свободной торговли Американских государств – Free Trade Area of the Americas, FTAA). Эти мелкие, целевые движения являются очевидными частями одного общего дела: им всем свойственна убежденность, что проблемы, с которыми они борются, при всем своем различии, проистекают из глобализации, которая сосредоточивает все больше власти и богатства во все менее многочисленных руках. Разумеется, у них есть разногласия – о роли национального государства, об исправимоcти капитализма, о быстроте возможных перемен. Но в рамках этих миниатюрных движений существует полное согласие в том, что децентрализация власти и выстраивание системы принятия решений на местном уровне – будь то через профсоюзы, округа, фермы, деревни, анархистские коллективы или самоуправление коренного населения – необходимые условия для противостояния мощи транснациональных корпораций.

Несмотря на такую общую почву, в единое движение эти группы и направления не слились. Скорее, они причудливо и тесно сплетены между собой, подобно тому, как «горячие ссылки» (hotlinks) соединяют в Интернете свои веб-сайты. Это не случайная аналогия, а скорее ключ к пониманию изменяющейся природы политической организации. Хотя многие отмечают, что недавние массовые акции протеста были бы невозможны без Интернета, осталось незамеченным то, как коммуникационная технология, делающая возможными эти компании, придает движению свой собственный «интернетоподобный» образ. Благодаря сети мобилизация происходит почти без бюрократизма и с минимальной иерархией; навязываемый консенсус и тщательно разработанные манифесты уходят на задний план и заменяются культурой постоянного, не жестко структурированного и порой маниакального обмена информацией.

Что же происходило на улицах Сиэтла и Вашингтона? Политическая деятельность в такой форме, которая отражает органичные, децентрализованные, взаимосвязанные пути Интернета, – Интернет оживший.

Расположенный в Вашингтоне исследовательский центр TeleGeography взялся разобрать архитектуру Интернета, как если бы он был солнечной системой. Недавно TeleGeography объявил, что Интернет – не одна гигантская паутина, а сеть «узлов и связей» (hubs-and-spokes). Узлы – это центры деятельности, а связи – независимые, но взаимосвязанные с другими узлами звенья.

Это представляется точным описанием протестов в Сиэтле и Вашингтоне. Массовые конвергенции были активистскими узлами, в которые соединены сотни, а, может быть, тысячи автономных связей. Во время демонстраций «связи» принимали форму «клубов единомышленников», состоящих из пяти – двадцати участников, и каждый избирал себе представителя и делегировал на совещания «представительских советов». Хотя эти «клубы единомышленников» согласились подчиняться определенному кодексу принципов ненасилия, они, в то же время, действовали как дискретные единицы, которые могли принимать собственные стратегические решения. На некоторых манифестациях как символ своего движения активисты носят транспаранты в виде матерчатой паутины. Когда настает время митинга, они укладывают паутину на землю и вызывают «все связи в сети», и тогда структура становится залом заседания в масштабах улицы.

За четыре года, предшествовавших Сиэтлу и Вашингтону, подобные «осевые» события происходили у дверей саммитов Всемирной торговой организации, Большой семерки и Азиатско-Тихоокеанского экономического сообщества в Окленде, Ванкувере, Маниле, Бирмингеме, Лондоне, Женеве, Куала-Лумпуре и Кельне. Каждая из этих акций протеста была организована по принципу координированной децентрализации. Они не представляли собой единого фронта: мелкие подразделения протестующих атаковали своих противников со всех сторон. Они не выстраивали сложных национальных или интернациональных бюрократических структур, а сооружали временные: заброшенные здания превращались в «центры слияния», а независимые продюсеры СМИ собирали импровизированные центры новостей. За этими демонстрациями стояли специально создаваемые для данного случая временные коалиции, которые часто называли себя по дате планировавшихся мероприятий: J18, N30, А16 и – на предстоящее 26 сентября совещание МВФ в Праге – S26. По окончании мероприятий от этих коалиций практически не остается и следа – только архивированный веб-сайт.

Все эти разговоры о радикальной децентрализации могут скрывать весьма реальную иерархию, основанную на тех, кто владеет, понимает и контролирует компьютерные сети, соединяющие активистов друг с другом. Это именно то, что Джесси Герш, один из основателей анархистской компьютерной сети Тао Communications, называет «отвратной адхоккратией»[8].

Модель осей и спиц – это больше чем тактика, используемая в акциях протеста; сами акции строятся как «коалиции коалиций», по выражению Кевина Данахера из Global Exchange. Каждая антикорпоративная кампания – затея множества групп, по большей части неправительственных организаций (NGO), профсоюзов, студентов и анархистов. Они используют Интернет, наряду с более традиционными организационными средствами, для многих целей: от составления каталога новейших прегрешений Всемирного банка и бомбардировки Shell Oil факсами и электронными посланиями до распределения готовых к загрузке и распечатке «антипотогонных» листовок – для акций протеста в Nike Town (Найки-городе). Группы остаются анонимными, но их международная координация очень искусна и для их противников часто губительна.

Обвинение антикорпоративного движения в том, что у него нет «видения», рассыпается, если рассмотреть его в контексте этих кампаний. Бесспорно, массовые протесты в Сиэтле и Вашингтоне были мешаниной лозунгов и направлений, и стороннему наблюдателю трудно расшифровать связь между тем, в каких условиях содержится в США ожидающий казни Мумия Абу-Джамаль, и судьбой морских черепах. Но критики – в своих попытках найти структуру в этих крупномасштабных демонстрациях силы – принимают за само движение его внешние проявления: за людьми, одетыми как деревья, не видят леса.

Студенческое «антипотогонное» движение, например, быстро перешло от простой критики компаний и администрации кампусов к выработке альтернативных кодексов поведения и созданию квазирегулирующего органа – «Консорциума прав трудящихся» в сотрудничестве с активистами рабочего движения «Глобального Юга». Движение против генной инженерии и модификации продуктов питания шагает от победы к победе: сначала оно добилось удаления многих генетически модифицированных продуктов с полок британских супермаркетов, потом – принятия в Европе законов о наклейках на таких продуктах, далее сделало огромные шаги с Монреальским протоколом по биобезопасности. Тем временем, противники осуществляемых Всемирным банком и МВФ моделей развития по критериям экспортируемости набили множество книжных полок материалами о моделях развития по местным критериям, о земельной реформе, о списании долгов и принципах самоуправления. Критики нефтяной и горнодобывающей промышленности фонтанируют идеями о неиссякаемых источниках энергии и ответственной добыче ископаемых, хотя им редко выпадает шанс осуществить свое видение на практике.

Тот факт, что эти кампании так децентрализованы, не означает, что они не связаны. Их децентрализованность – это, скорее, разумная и даже остроумная адаптация и к существующей с самого начала фрагментации сети прогрессивных движений, и к переменам в культуре в более широком смысле. Это побочный продукт бурного роста неправительственных организаций (NGO), которые со времени саммита 1992 года в Рио постоянно набирают силу и влияние. В антикорпоративных кампаниях участвует так много NGO, что совместить все многообразие их стилей, тактик и целей может только модель «узлы и связи». Как и сам Интернет, сети NGO и клубов единомышленников – системы, способные расширяться до бесконечности. Если кто-то чувствует, что не вписывается ни в одну из существующих тридцати тысяч NGO и ни в один из тысяч клубов единомышленников, он может создать свою собственную и включиться в общую сеть. Сделавшись участником, никто не обязан жертвовать своей индивидуальностью и подчинять ее более крупной структуре; как и в Сети, мы можем нырять и выныривать, брать то, что хотим, и стирать то, что нам не нужно. Временами этот подход к активизму напоминает поведение завзятого интернетчика – он отражает парадоксальную культуру Интернета: крайний нарциссизм вкупе с острой потребностью в сообществе и связях.