Юрий Прокофьев - Как убивали партию. Показания Первого Секретаря МГК КПСС

У меня была беседа по этому поводу с Крючковым. Он сказал, что у него есть абсолютно точные сведения о том, что Яковлев и Калугин завербованы. Это сказано было еще задолго до событий 1991 года и появления двухтомника мемуаров Крючкова «Личное дело».

Но было бы неверным сваливать ответственность за все происходящее только на отдельные личности или на иностранные разведки.

Это началось с конца 1989 года. До того времени экономика у нас развивалась. Люди еще жили надеждами. Они поверили в перестройку, поверили, что перемены приведут к лучшему.

Но перемены привели к худшему, практически — к обнищанию народа. А народ-то воспитывался у нас с чувством собственного достоинства, а эти бесконечные очереди и многое другое людей просто унижали.

Поэтому, говоря о рабочем классе (это к вопросу о том, почему партия разваливалась), следует учитывать, что партия фактически лишилась поддержки со стороны более пяти млн. рабочих-коммунистов. Ведь рабочие составляли на тот момент 44 % КПСС. Да и объективно поддержки не могло быть, потому что невозможно объяснить рабочему человеку, отчего ситуация ухудшается, — ведь нет войны или каких-то других объективных причин! Лозунги одни, а в реальности происходит другое.

Рабочий класс относился в это время к партии отрицательно. Я состоял в то время на партийном учете на заводе — было принято решение, чтобы секретари Московского горкома стали на партийный учет на каком-нибудь предприятии. Я выбрал Электрозавод им. Куйбышева в районе, где работал, где меня хорошо знали. И все равно мне было там очень тяжело, потому что я не просто состоял на партучете завода, а в цеховой организации. Присутствовал на собраниях, где всякое приходилось мне слышать — там с должностью не считались.

В начале 90-х годов с резкой критикой выступали даже партийные активисты. Они говорили: «Как я буду агитировать за свою партию, если ввели этот идиотский антиалкогольный закон, который привел к спекуляции, самогоноварению, к унижению людей? Как объяснить, что большинство товаров можно достать либо в магазинах по талонам, либо выстояв громадную очередь? А многих необходимых товаров вообще нет. Чем это объяснить, что семьдесят с лишним лет советской власти партия у руководства, а жизнь не улучшается, только резко ухудшается?» Отвечать на такие вопросы было нечего, кроме признания фактов.

Если говорить о технической интеллигенции, то здесь были свои сложности. Вот, скажем, в Куйбышевском районе (я беру конкретный пример, а это один к одному для любого другого учреждения) был мощный научно-исследовательский институт дальней радиосвязи, занимающийся радарами.

Принимается постановление партии и правительства о каком-то новом изделии. Под это постановление записывается увеличение штатного расписания, строительство жилого дома и т. д. Да и категория предприятия зависела от числа работающих: чем число больше, тем больше получал директор.

Это было и в других научно-исследовательских институтах и на заводах. Не от объема выпускаемой продукции, ее значимости, а в первую очередь от численности рабочих зависела категория. Поэтому все хотели увеличить количество сотрудников.

Разрабатывается какая-то новая программа, открыли новую лабораторию, новый отдел. А старые-то не закрываются, хотя прежняя тематика уже не нужна, она не развивается и фактически закрыта, а люди остались. Они ходят на работу, но делом не занимаются — вяжут кофты, читают книжки. Так образовывался разрыв между потенциалом людей, их реальной работой и зарплатой. Все это вызывало недовольство.

Впоследствии коллективы многих научных учреждений Москвы, в первую очередь оборонки, стали базовыми для работы Межрегиональной депутатской группы, во главе которой стояли Афанасьев, Попов, Сахаров, Ельцин и другие «демократы».

Вызывал недовольство и жесткий контроль над средствами массовой информации, за работой творческой интеллигенции. Да, контроль в ряде случаев был совершенно не обоснованный, вызванный только личными симпатиями и антипатиями, и это не могло не вызывать нарекания. Ну а что мы видим сейчас? При не менее жестком контроле над информационными программами, где буквально дозируется и взвешивается каждая фраза, во всем остальном в погоне за долей рейтинга телекомпании готовы показывать что угодно: пропаганду насилия и культа денег, порнографию. Все стремятся к материальной выгоде, и мало кто думает о будущем нации.

Недовольство и непонимание было по поводу приема в партию по разнарядке. Сейчас трудно объяснить нормальному человеку, почему, прежде чем удовлетворить заявление врача о приеме в партию, надо было сначала принять водителя «Скорой» или истопника этого медицинского учреждения как представителя рабочего класса (даже если они не изъявляли желания или были просто недостойны того). И так — в каждом учреждении. Это был полнейший идиотизм, но так было.

Меня критиковали несколько раз за то, что мы принимали в партию людей старше 45 лет. А почему принимали? Потому что человек профессионально вырос, надо его двигать, к примеру, на должность директора завода или начальника крупного цеха, а он беспартийный и его назначение не пропускают. Значит, приходится принимать его в партию для того, чтобы рос человек. И обвинять таких людей в карьеризме просто несправедливо: чтобы заниматься любимым делом и расти, нужно было обязательно стать членом партии.

Раньше при Сталине, к примеру, маршал Советского Союза Говоров был беспартийным. И были директора крупных заводов, ведущие конструкторы беспартийными. Туполев в партии не состоял. И ничего — им доверяли, и работали люди на благо Родины!

Многих возмущала и процедура выпуска за границу, когда на комиссиях задавались дурацкие вопросы, эти и подобные им действия рождали негативное отношение к райкомам и к партии вообще.

Негативно воспринималось вмешательство парткомов в личную жизнь. Жаловались жены. Даже мужья стали писать жалобы на жен, и я несколько таких писем получил. Помню одно послание: жена была председателем месткома, все время ездила на всякие семинары, в пионерские лагеря и т. п., забросила своего ребенка. Муж подозревал ее в измене и написал жалобу в горком партии: мол, призовите жену к порядку.

И еще: партийные руководители высшего звена, начиная от обкомов партии и выше, пользовались значительными привилегиями. И они за них ох как держались! Это можно отнести особенно к секретарям обкомов и к членам Политбюро. Не потому, что они получали большую зарплату. Они прекрасно понимали: уйди они с этой должности, сколько бы денег ни заработали, таких привилегий иметь не будут. Я имею в виду дачи, распределители, санатории и все прочее.

Во многих регионах этих привилегий было даже значительно больше, чем в Москве. Кое-где процветало самое настоящее байство. Поэтому секретари областных комитетов партии хотя и были недовольны Горбачевым и за его спиной критиковали и ворчали в кулуарах, но стоило тому только прикрикнуть — а он умел это делать! — все сразу замолкали.

Но все эти проблемы были решаемы, если бы руководство партии пошло на реформирование самой КПСС, как и следовало это сделать.

И, наконец, главное. Я уверен, что если бы партия состояла из политически убежденных людей, политических бойцов, то она бы не рухнула, даже если бы ей изменила «верхушка». Но КПСС, сформированная в последние годы по разнарядке и достигшая к 1990 году более 19 млн. (!) членов и кандидатов в члены КПСС, в значительной ее части состояла из случайных пассивных и равнодушных людей — инертной массы, а не бойцов. А подчас и из безыдейных и даже врагов самой партии, говорящих одно, думающих другое и делающих третье…

При всех недостатках, часть которых я назвал и которые в большинстве своем были решаемы безусловно (!), разрушение структуры управления государством оказалось гибельным. Можно критиковать КПСС, хаять ее, но в такой огромной стране ее существование было единственной возможностью проникнуть в каждую ячейку: в бригаду на заводе и дойти до каждого колхозника и до каждого человека, поскольку практически везде были члены партии.

Сила партии как органа государственного управления была в том, что все было подчинено выполнению ее решений. Наверху принимались решения, потом они дублировались применительно к местным условиям, и затем выполнение этих решений организовывалось всеми органами партии, вплоть до мельчайших ее ячеек.

Но в этом была ее слабость. Когда руководство предало партию, рухнула вся структура, потому что организации среднего и низшего звена не были приучены работать самостоятельно, а лишь выполняли вышестоящие указания. В целом уже после XIX партийной конференции лета 1988 года, о которой речь пойдет ниже, и особенно после отмены на III съезде народных депутатов СССР в марте 1990 года 6-й статьи Конституции, в которой закреплялась руководящая роль КПСС, ситуация складывалась таким образом, что партия должна была (обязана была!) превратиться из органа управления государством в чисто политическую организацию. Но она не сумела это сделать.