Сергей Кара-Мурза - Кризисное обществоведение. Часть 2

Антисоветские силы искали поддержки марксистов-меньшевиков. Так, в мае 1917 года при Временном правительстве создавался Отдел пропаганды. Искали лучших авторов, и вот с кем была достигнута договоренность: Г.В. Плеханов, В.И. Засулич, В.Н. Фигнер, Л.Г. Дейч, Н.С. Чхеидзе, Г.А. Лопатин. Все это виднейшие деятели российской социал-демократии. По главнейшим тогда вопросам они стояли на антисоветской позиции.

На допросе в чрезвычайной комиссии Временного правительства генерал Л.Г. Корнилов после провала его мятежа сказал, что в список будущих министров при нем как диктаторе был включен основоположник российской социал-демократии Г.В. Плеханов (а также эсер Савинков). В это надо вдуматься, чтобы понять суть противостояния между белыми и красными, между меньшевиками и большевиками.

Вот выдержки из документа, который называют «Политическим завещанием» лидера меньшевиков Аксельрода (письмо Ю.О. Мартову, сентябрь 1920 года). Он пишет о большевиках: «Самой главной… изменой их собственному знамени является сама большевистская диктатура для водворения коммунизма в экономически отсталой России в то время, когда в экономически наиболее развитых странах еще царит капитализм. Вам мне незачем напоминать, что с первого дня своего появления на русской почве марксизм начал борьбу со всеми русскими разновидностями утопического социализма, провозглашавшими Россию страной, исторически призванной перескочить от крепостничества и полупримитивного капитализма прямо в царство социализма… Большевизм зачат в преступлении, и весь его рост отмечен преступлениями против социал-демократии… Где же выход из тупика? Ответом на этот вопрос и явилась мысль об организации интернациональной социалистической интервенции против большевистской политики… и в пользу восстановления политических завоеваний февральско-мартовской революции». Суть конфликта между социал-демократией и коммунизмом представлена ясно. Из этой точки Россия пошла по пути реализации проекта коммунизма (хотя он и назывался социализмом).3

Некоторые историки утверждают, что никакого советского проекта не было, что советы «работали, как говорится, прямо с колес». Это неверно и является следствием преувеличенного значения, которое по традиции придается формальному знанию и идеологиям, и пренебрежением к знанию неявному и обыденному. Советский проект вызревал очень долго. Откуда взялись декреты советской власти и сама идея национализации земли? Они взялись из тех представлений общинного крестьянства, которые вынашивались в течение примерно 30-40 лет. Уже в «Письмах из деревни» Энгельгардта (80-е годы XIX века) видно, как в крестьянской общине вырабатывалось и совершенствовалось представление о благой жизни, а потом (1904-1907) излагалось эпическим стилем в виде наказов и приговоров. Из наказов и брали эти представления эсеры и большевики. Как бы мог стать Толстой «зеркалом русской революции», если бы крестьянские чаяния не превратились в развитое мировоззрение? Сегодня процесс формирования этого проекта реконструирован достаточно надежно.

Какие главные задачи, важные для судьбы России, смог решить русский коммунизм? Что из этих решений необратимо, а в чем 1990-е годы пресекли этот корень? Что из разработок коммунистов будет использовано в будущем? Главное я вижу так.

— Большевизм преодолел цивилизационную раздвоенность России, соединил «западников и славянофилов». Это произошло в советском проекте, где удалось произвести синтез космического чувства русских крестьян с идеалами Просвещения и прогресса.4 Это — исключительно сложная задача, и сегодня, разбирая ее суть, поражаешься тому, как это удалось сделать.

Если брать шире, то большевики выдвинули большой проект модернизации России, но, в отличие от Петра I и Столыпина, не в конфронтации с традиционной Россией, а с опорой на ее главные культурные ресурсы. Прежде всего, на культурные ресурсы русской общины, как это предвидели народники. Этот проект был в главных своих чертах реализован — в виде индустриализации, модернизации деревни, культурной революции и создания специфической системы народного образования, своеобразной научной системы и армии. Тем «подкожным жиром», который был накоплен в этом проекте, мы питаемся до сих пор. А главное, будем питаться и в будущем — если ума хватит. Пока что другого источника не просматривается (нефть и газ — из того же «жира»).

— Второе, чего смогли добиться большевики своим синтезом, это на целый исторический период нейтрализовать западную русофобию и ослабить накал изнуряющего противостояния с Западом. С 1920 по конец 1960-х годов престиж СССР на Западе был очень высок, и это дало России важную передышку. Россия в облике СССР стала сверхдержавой, а русские — полноправной нацией. О значении этого перелома писали и западные, и русские философы, очень важные уроки извлек из него первый президент Китая Сунь Ятсен и положил их в основу большого проекта, который успешно выполняется.

Из современных философов об этом хорошо сказал А.С. Панарин: «Русский коммунизм по-своему блестяще решил эту проблему. С одной стороны, он наделил Россию колоссальным «символическим капиталом» в глазах левых сил Запада — тех самых, что тогда осуществляли неформальную, но непреодолимую власть над умами — власть символическую.

Русский коммунизм осуществил на глазах у всего мира антропологическую метаморфозу: русского национального типа, с бородой и в одежде «а lа cozak», вызывающего у западного обывателя впечатление «дурной азиатской экзотики», он превратил в типа узнаваемого и высокочтимого: «передового пролетария». Этот передовой пролетарий получил платформы для равноправного диалога с Западом, причем на одном и том же языке «передового учения». Превратившись из экзотического национального типа в «общечеловечески приятного» пролетария, русский человек стал партнером в стратегическом «переговорном процессе», касающемся поиска действительно назревших, эпохальных альтернатив».

— Третья задача, которую решили большевики и масштаб которой мы только сейчас начинаем понимать, состоит в том, что они нашли способ «пересобрать» русский народ, а затем и вновь собрать земли «Империи» на новой основе — как СССР. Способ этот был настолько фундаментальным и новаторским, что приводит современных специалистов по этнологии в восхищение — после того, как опыт второй половины XX века показал, какой мощью обладает взбунтовавшийся этнический национализм.

Но в решении этой задачи еще важнее было снова собрать русских в имперский (теперь «державный») народ. Этот народ упорно «демонтировали» начиная с середины XIX века — и сама российская элита, перешедшая от «народопоклонства» к «народоненавистничеству», и Запад, справедливо видевший в русском народе «всемирного подпольщика» с мессианской идеей, и западническая российская интеллигенция. Но сильна была крестьянская община, и она сама, вопреки всем этим силам, начала сборку народа на новой матрице. Матрица эта (представление о благой жизни) изложена в тысячах наказов и приговоров сельских сходов 1905-1907 годов, составленных и подписанных крестьянами России. И нашлось развитое политическое движение, которое от марксизма и перешло на эту матрицу (платформу). Так и возник русский коммунизм.

Сборка народа была совершена быстро и на высшем уровне качества. Так, что Запад этого не мог и ожидать — в 1941 году его нашествие встретил не «колосс на глиняных ногах», а образованная и здоровая молодежь с высоким уровнем самоуважения и ответственности. Давайте сегодня трезво оглянемся вокруг: видим ли мы после уничтожения русского коммунизма хотя бы зародыш такого типа мышления, духовного устремления и стиля организации, который смог бы, созревая, выполнить задачи тех же масштабов и сложности, что выполнил советский народ в 30-40-е годы XX века, ведомый русским коммунизмом? А ведь такие задачи на нас уже накатывают.

— Русский коммунизм сохранил и продолжил развитие российской государственности. Он опирался на государственное чувство всех массивных социальных групп России и сумел устранить из своей доктрины представление марксизма о государстве как «паразитическом наросте на теле гражданского общества». Это было очень непростой задачей.

Русский коммунизм доработал ту модель государственности, которая была необходима для России в новых, трудных условиях XX века. Основные ее контуры задала та же общинная мысль («Вся власть Советам»), но в этом крестьянском самодержавии было слишком много анархизма, и мириады Советов надо было стянуть в мобильное современное государство. Это и сделали большевики, и это была творческая работа высшего класса.

— Русский коммунизм не допустил разрыва непрерывности культурного развития России. В условиях той катастрофы, какой была революция в целом, это было великим, почти невероятным достижением. Достаточная для обеспечения преемственности часть ученых, инженеров, управленцев, военных и гуманитарной интеллигенции включилась в советское строительство и не была отторгнута революционной массой. Культура как национальное достояние была перенесена в советское общество и государство и стала базой для модернизации и развития. Насколько это непростое дело, мы видим сегодня, когда «рыночная революция» сознательно оборвала связь с культурой России советского периода.