Симон Кордонский - Сословная структура постсоветской России

Можно только констатировать, что имперская система межсословных отношений, независимо от того, какой она была, исчезла в ходе Февральской революции 1917 года. В ходе социалистического строительства представители имперских сословий, которые оказались в пределах досягаемости советской власти, были уничтожены «как класс». Почти до конца XX века в анкетах советских граждан оставалась графа «происхождение», и запись в ней «из дворян» автоматически означала ограничение в правах, то есть невозможность перейти в какое-либо другое, полноправное сословие советского общества. Существовали институт «лишения прав» (как практика применения социалистической законности), «лишенцы» как особое бесправное советское сословие[29] и институт ограничения в правах тех, кто, например, «находился на оккупированной территории» либо был замечен в привычках или связях, «порочащих советского человека».

Классы сословия рабочих, крестьян и служащих, предтеч которых так усердно конструировали марксистские историки в имперском прошлом, усилиями ВКП(б) КПСС стали основой советской социальной структуры. Анкетная запись «из рабочих», «из крестьян» и «из служащих» определяла сословный статус советского человека, опять же по происхождению. Процесс становления советской сословной структуры в какой-то степени описан А. Блюмом и М. Меспузе следующим образом:

«Все более частое использование категорий идентификации в политических целях не следовало единой и логичной схеме… В отношении конструкций индивидуальных идентичностей можно выделить три противоречивые тенденции. Первая из них связана с категориями, которые создавались различными учреждениями и в дальнейшем влекли за собой дискриминационные (а зачастую и репрессивные) меры или же акты позитивной дискриминации… Требовалось точно устанавливать „подлинных“ немцев или „подлинных“ греков и таким образом выявлять тех, кто точно не указывал свою национальность. Вторая тенденция… связана с развитием формы автобиографической идентификации, ставшей обязательной при вступлении в партию… Наконец, судебные процессы и репрессии 30-х годов выдвигают на первый план принадлежность к некоей сети, кругам и привлекают внимание к связям между людьми»

Согласно С. А. Красильникову,

«…когда формально сословная система была разрушена (упразднена декретами), то произошло ее возрождение и воссоздание в новых видоизмененных формах как новой советской сословности под видом классов. Иначе говоря, произошла рефеодализация общества в целом. Основанием для такого утверждения может служить то, что основной признак сословности объем прав, привилегий и повинностей по отношению к государству стал еще более выпуклым и очевидным, поскольку роль государства после революции не только не ослабла, но и многократно возросла.

…Можно было бы выделить в советском обществе пять групп сословного типа:

• номенклатура. По аналогии с дореволюционным сословием сталинскую номенклатуру можно определять как „служилое дворянство“, ибо права и привилегии давались ей только за службу, а правами собственности и ее наследования номенклатура не обладала;

• рабочие как квазипривилегированное сословие. Многие их права скорее декларировались, но по ряду признаков рабочие выделялись из общей массы. Среди них большими правами обладала группа передовиков-стахановцев;

• специалисты и служащие. Внутри этой страты можно выделить привилегированные группы элиту, представители которой имели ряд привилегий, аналогичных тем, которыми пользовались до революции „почетные граждане“, а также торговых работников, занимавших ключевые позиции в распределительной системе;

• крестьянство. Эта группа в наибольшей степени сохраняла свои сословные признаки вплоть до начала коллективизации, в ходе и после которой в деревне происходили активные процессы раскрестьянивания;

• маргинальные группы, в число которых входили остатки привилегированных в прошлом сословий священнослужители, купечество, дворянство, а также „новообразования“ сталинской эпохи спецпереселенцы, тылоополченцы и т. д.»

Классификация С. Красильникова фиксирует базовые по его мнению принципы сословного устройства СССР, однако не покрывает всего многообразия форм советской сословности, до сих пор, как я считаю, не описанных. Не претендуя на исчерпывающий анализ, тем не менее, попробую определить логику и частично описать практику советской сословности.

Если в Российской империи сословия определялись, как правило, сочетанием традиции и закона, то в СССР основные сословные различения сначала были введены идеологически (в рамках мифа о коммунистической утопии), а потом в 1936 году и конституционно. Основой социальной структуры стали идеологические сконструированные сословия классы рабочих, крестьян и служащих, равно необходимые в деле социалистического строительства, конечной целью которого было создание социально однородного советского народа единого сверхсословия, в котором все советские люди обладали бы одним объемом прав и обязанностей.

Классы социалистического общества были идеологическими конструктами, выделенными относительно функции строительства коммунистического общества будущего: рабочие создавали ресурсы для крестьян, крестьяне для рабочих, а служащие (в сталинском определении социальной структуры трудовая интеллигенция[30]) координировали потоки ресурсов между рабочими и крестьянами. Эти идеальные сословия с 1936 года (с принятия сталинской Конституции) стали конституционными фундаментальными сущностями, и уже к ним сводились и из них выстраивались все другие актуальные социальные различения: функциональные, отраслевые, территориальные. Советский человек обязан был иметь происхождение из рабочих, крестьян или служащих, и это создавало ему возможность для вертикальной сословной мобильности при сохранении исходной сословной принадлежности. Члены Политбюро ЦК КПСС и его более ранних эквивалентов до смерти считались в основном рабочими, а члены семей врагов народа так и умирали ЧСИРами.

Если использовать ранее упоминавшиеся критерии Б. Н. Миронова для определения советских сословий, то можно сказать, что права советских сословий были закреплены социалистической законностью и были безусловными. Отстаивание своих прав мотивировалось, например, так: «мы шахтеры, и имеем право…». Юридически принадлежность к сословию не наследовалась, однако подразумевалась по логике советского анекдота, который так нравится президенту РФ: сын генерала может стать генералом, однако не может стать маршалом, так как у маршала есть собственный сын.

Сословия имели свои организации, такие как партячейки по месту работы, профсоюзные и комсомольские организации, собрания которых в необходимых случаях выполняли функции «судов чести». Обсуждение на партийном или профсоюзном собрании поведения членов сословий, нарушивших какие-то нормы, было обычным делом.

Члены советских сословий обладали сословным самосознанием и менталитетом («мы военные», «мы чекисты», «мы крестьяне», «мы рабочие» и т. д.). Права на сословное самоуправление не было, однако частичная самостоятельность решений сословных (партийных, профсоюзных, комсомольских) собраний все-таки была. Существенной части сословий была предписана униформа, и значит, их члены имели внешние признаки сословной принадлежности. Предельно идеализированные внешние признаки сословной принадлежности «внедрялись в массы» в виде соответствующих культурных архетипов, таких как скульптура В. Мухиной «Рабочий и колхозница», например. Парадные портреты героев войны и труда, их кинематографические и театральные образы образовывали галерею приемлемого внешнего вида и форм публичного поведения. Строители социализма в обыденной жизни следовали этим стереотипам, навязанным все пронизывающей «пропагандой и агитацией», а на парады и демонстрации, знаменовавшие всеобщее ликование по поводу «единства партии и народа», обряжались в как можно более точном (насколько позволяли категория снабжения и возможности «достать дефицит») соответствии с архетипами «настоящих строителей социализма». Попытки выйти за пределы дозволенного во внешнем виде и публичном поведении строго пресекались в особого рода мероприятиях, таких как «борьба со стилягами» и иными формами «низкопоклонства перед Западом».

Отношения между советскими сословиями регулировались нормами социалистической законности, в которой были кодифицированы санкции за нарушение порядка обращения с ресурсами. Кроме социалистической законности, были и другие, канонические для сословного общества регуляторы отношений, такие как социалистическая мораль, кодифицированная в конечном счете в Моральном кодексе строителя коммунизма. Институты партийных, профсоюзных и комсомольских собраний прежде всего служили регуляторами сословной морали, на них обсуждались и осуждались нарушения моральных норм социалистического строительства.