Татьяна Иванова - Москва в жизни и творчестве М. Ю. Лермонтова

«Славное было время, – вспоминает Герцен, – события неслись быстро. Едва худощавая фигура Карла X успела скрыться за туманами Голируда[74], Бельгия вспыхнула, трон короля-гражданина качался; какое-то горячее революционное дуновение началось в прениях, в литературе. Романы, драмы, поэмы, – все снова сделалось пропагандой, борьбой»[75].

Юноша Лермонтов писал:

Здесь же помещено стихотворение, обращенное к Новгороду, одна из лирических вариаций на ту же тему, что и поэма «Последний сын вольности». Борьбу Новгорода за вольность юноша-поэт сближает с современностью, с восстанием декабристов.

Героическая тематика находит свое выражение и в стихотворении «Могила бойца». Оно помещено на той же странице, где и стихотворение «Новгород».

Итогом внутренней жизни Лермонтова 1830 года является поэма «Последний сын вольности». Поэма, с посвящением его другу Н. С. Шеншину, набело переписана в тетрадь обычного ученического формата[78]. В этой поэме воплощаются мечты о подвигах, о революционной борьбе, владеющие Лермонтовым в 1830 году.

От зимы, весны и начала лета 1831 года тетрадей не сохранилось. Для характеристики Лермонтова, каким он был летом-осенью 1831 года и зимой 1831/32 года, могут служить три черновые тетради[79]. Очень выразительный штрих прибавляет к этой характеристике тетрадь с набело переписанной драмой «Странный человек» и черновым наброском стихотворения «Из Паткуля». Автор всех этих тетрадей – Лермонтов-студент.

Первая тетрадь[80] дает возможность установить очень важный момент творческого развития Лермонтова-писателя. К лету 1831 года в сознании юноши зарождается мысль о романе, перед ним уже стоит проблема создания характера и созрело решение перейти к прозе.

Критикуя «Новую Элоизу» и «Вертера»[81] с очень определенных литературных позиций, Лермонтов отчетливо формулирует свое требование психологической правды, которое он предъявляет к художественному произведению: «Вертер лучше; там человек – более человек; у Жан-Жака даже пороки не таковы, какие они есть»[82]. Тут необходимо вспомнить высказывание Лермонтова-студента о Шекспире в письме к М. А. Шан-Гирей. Лермонтов ценит Шекспира за глубину и тонкость психологического анализа, за то, что этот «гений необъемлемый» проникает «в сердце человека» и «в законы судьбы».

Тетрадь заканчивается решением Лермонтова перейти к созданию прозы. Во второй половине июля, в Середникове, Лермонтов снова возвращается к поэме «Демон». Аккуратно переписав семь куплетов третьего варианта поэмы («По голубому небу пролетал…»), Лермонтов решительно проводит черту слева направо, через всю страницу, и под чертой широко и размашисто пишет: «Я хотел писать эту поэму в стихах, но нет – в прозе лучше».

Мысли о прозе идут дальше, развиваются. Наряду с «Демоном», у юноши Лермонтова существует другой замысел, который, как и «Демона», он давно вынашивает. Образ молодого монаха, тоскующего о жизни и свободе, такой же родной его лирическому герою, как и демон. Теперь он решает: «Написать записки молодого монаха 17 лет». Решением перейти от стихов к прозе и написать два романа: один – о демоне, другой – о молодом монахе, Лермонтов заканчивает тетрадь во второй половине июля 1831 года.

Следующая тетрадь[83] свидетельствует об исключительном интересе Лермонтова летом и осенью 1831 года к исторической тематике. В ней имеется ряд исторических замыслов.

К концу 1831 года юноша Лермонтов уже вполне подготовлен к тому, чтобы приступить к работе над романом. За последние месяцы его мысль упорно обращалась к прозе. Он задумывался над творческим методом писателя-романиста, над психологическим анализом и созданием характера.

В декабре 1831 года у Лермонтова созревает план исторического произведения из эпохи героической борьбы русского народа с татарами. Замыслом произведения о Мстиславе Черном из времен татарского нашествия и заканчивается тетрадь.

В то же время в сознании Лермонтова оформляется мысль, что литературный труд может быть приравнен к подлинной борьбе. Год назад литературная деятельность не удовлетворяла Лермонтова. Теперь он видит в ней одну из форм активной борьбы за счастье родины.

В развернутом плане поэмы о Мстиславе, помещенном уже в следующей тетради[84], есть мысль о гражданской и патриотической роли искусства. Мстислав, умирая, просит рассказать о его подвигах певцу, который сложит о них песню, «чтобы этой песнью возбудить жар любви к родине в душе потомков». Мысль о воспитательной роли искусства, стимулирующего людей на подвиги борьбы, здесь сформулирована совершенно четко. От этой мысли, высказанной в плане поэмы о Мстиславе, путь ведет к стихотворению «Поэт», в котором Лермонтов семь лет спустя выразил свое миропонимание поэта-гражданина.

Яркой, выразительной иллюстрацией нового отношения Лермонтова к своему творчеству служит тетрадь с дополненной и набело переписанной драмой «Странный человек», которая относится к концу 1831 года[85]. После драмы помещен черновик небольшого лирического стихотворения, которое живо перекликается с содержанием драмы и является своеобразным послесловием к ней. Стихотворение носит название «Из Паткуля».

Для того чтобы стал ясен смысл этого послесловия и вся острота соседства стихотворения с антикрепостнической драмой, в которой Лермонтов бросает вызов дворянскому обществу, необходимо выяснить, кто такой Паткуль и почему Лермонтов назвал стихотворение «Из Паткуля».

Иоганн-Рейнгольд Паткуль[86] – подлинная историческая личность.

Паткуль[87] – политический деятель Лифляндии, видевший в присоединении к России спасение своей родины от шведского владычества. Он высоко ценил Петра I и состоял у него на службе. Посланный Петром в Польшу, Паткуль был выдан польским королем Карлу XII и предан страшной, мучительной казни.

С личностью Паткуля Лермонтова мог познакомить роман Лажечникова «Последний Новик». Две части его вышли летом 1831 года. Появление романа Лажечникова совпало с обострением интереса Лермонтова к исторической тематике.

Роман Лажечникова произвел на юного поэта большое впечатление. Мы знаем об этом из автобиографического произведения Лермонтова «Княгиня Литовская». В главе, где он описывает события своей последней весны в Москве, автор упоминает эпизод из романа «Последний Новик», как хорошо ему известный[88].

Роман Лажечникова мог натолкнуть Лермонтова на книгу писем Паткуля, вышедшую еще в 1806 году и напечатанную в университетской типографии. Книга называется: «Письма нещастного графа Ивана Рейнгольда Паткуля, полководца и посланника российского императора Петра Великого».

Из этих писем живо встает образ человека, исполненного непоколебимого мужества, справедливости, глубоко преданного своему отечеству. «Благородную гордость» Паткуля признают в нем даже его злейшие враги. Стихотворение Лермонтова – непосредственный отклик на одно из этих писем, как бы ответ Паткулю. Юноша Лермонтов, который задумывается о своей собственной трагической судьбе, в творчестве которого так часты темы казней, клеветы, несправедливого преследования, должен был живо сочувствовать Паткулю.

Лермонтов читает его письма ночью, у себя в комнате. Стихи, как всегда, рождаются сразу, неожиданно. Под рукой тетрадь с недавно только переписанной набело драмой «Странный человек». Перевернув последнюю страницу с тщательно выведенным словом «Конец», он мелко и криво пишет на обороте листа:

Из Паткуля

В драме «Странный человек» юноша Лермонтов скорбит за свое отечество, выступает против низости, подлости, бесчеловечности во имя высоких идеалов правды и гуманности, борется «за счастье и славу отчизны своей». Обращение Лермонтова к Паткулю является в то же время своеобразным комментарием к недавно законченной драме. Литературный труд для Лермонтова – его долг гражданина, орудие борьбы за счастье родины: