Михаил Кречмар - Полосатая кошка, пятнистая кошка

Огромные, но очень проворные кошки, даже несмотря на бдительность ассистента, постоянно застигали меня врасплох. Один из зверей внезапно «выходил добровольцем» и принимался быстрым шагом дефилировать вдоль сетки с внутренней её стороны, туловищем или мордой заслоняя объектив. Попытки сменить точку съёмки ничего не давали — тигр просто переходил на новое место напротив меня, и всё начиналось сначала. Если я снимал с низкой точки, сидя на корточках, то его роста вполне хватало для того, чтобы «закрыть» кадр, а стоило мне распрямиться, как он становился на задние лапы… Как тут работать?! Причём крупному самцу, поднимись он на дыбы, я при своём росте (185 см) достигал лишь до половины туловища. Огромные кошки!

Иногда зверь, незаметно приблизившись, внезапно издавал рык чудовищной силы. Каждый раз, несмотря на уверенность в том, что зверь не сможет порвать стальную сетку, я чувствовал позывы в кишечнике от этого дикого, звучащего у самого моего уха леденящего душу рёва, преисполненного неописуемой мощи и сравнимого по резкости с выстрелом из охотничьего ружья. И если выстрел можно назвать просто громким, то рёв тигра страшен. Все волосы на голове и коже становились дыбом, чувства уносились прочь, сама душа внезапно превращалась в облако, непонятно каким образом не покинувшее ещё тела… Такого животного ужаса я не испытывал доселе никогда.

Для съёмки всей заказанной серии, а это более четырёхсот кадров, из которых к публикации отобраны только шестьдесят, мне пришлось побывать в этом сафари-парке не один раз. В конце концов тигры стали меня узнавать издалека. Памятуя их первичную неприязнь ко мне, я стал по совету служителей парка прикармливать хищников перед съёмкой и во время неё. Иногда удавалось отвлечь внимание «заслоняющего» и сделать пару-тройку кадров, пока тот грыз куриную ножку. Вскоре звери слегка подобрели ко мне, но всё-таки окончательно своим не признали. Иногда кто-нибудь из них украдкой подходил и стучал лапой по сетке или рявкал исподтишка. Но самой обидной по отношению ко мне забавой было вовсе не это. Тигры, уяснив, что до меня им через сетку не добраться, решили выразить своё неуважение иным способом: они время от времени стали быстро и неожиданно вставать, разворачиваться ко мне задом и, задрав хвосты, «поливать» через ограждение меня и камеру. Пару раз я попадал под струю, едва успев спрятать фотоаппарат (а снимал я на Canon EOS IDs Mark II с объективом Canon EF 135/2.0 L USM), потеря которого для меня была бы гораздо плачевнее, чем кратковременный душ из тигриной мочи. Впоследствии напарник уже внимательнее наблюдал за животными и успевал предупреждать о готовящейся очередным проказником «акции». Надо отметить чрезвычайную стойкость запаха тигриного секрета. Все мои вещи, в которых я ездил на съёмки, прошли через несколько стирок, прежде чем кошачий запах окончательно улетучился. Так тигры пытались «унизить» меня в своих глазах. Можно было, конечно, заворачиваться в плащ-дождевик или надевать гидрокостюм, но на улице в это время было более тридцати градусов жары, поэтому приходилось мириться с такими неудобствами и неприятностями.

Вот таковы вкратце отдельные неожиданные и не всегда приятные моменты съёмок. Но смею заметить, что «фотоохотники», которые едут в дорогие комфортные сафари на автомобилях, не испытывают и десятой доли того, что можно пережить оператору при непосредственном контакте с хищниками через тонкую проволочную сетку. Они снимают 500–600-миллиметровыми телевиками с расстояния в десятки метров, оставаясь в безопасности под прикрытием вооружённых проводников. А тут камера щёлкала иногда в нескольких сантиметрах от носа животного. Все ощущения: и запах, и грозный вид тигра, и его ужасающий внезапный рык, и близость опасности — всё это создавало непередаваемую гамму настоящего экстрима! Надеюсь, что претерпел я не напрасно и читатель оценит качество фотографий и оригинальность их сюжетов. Спасибо большое Михаилу и всему творческому коллективу Издательского дома «Бухгалтерия и банки» за приглашение к сотрудничеству!

Закон Джунглей, который много старше всех других законов на земле, предвидел почти все случайности, какие могут выпасть на долю Народа Джунглей, теперь в этом Законе есть всё, что могли дать время и обычай. Если вы читали другие рассказы про Маугли, то помните, что он провёл большую часть своей жизни в Сионийской Волчьей Стае, обучаясь Закону у бурого медведя Балу. Это Балу сказал мальчику, когда тому наскучило выполнять его приказания, что Закон подобен цепкой лиане: он хватает всякого, и никому от него не уйти.

…

— Нехорошо смеяться над своим учителем, — сказал медведь, после того как Маугли окунулся в третий раз.

— Нехорошо! А чего же вы хотите? Этот голыш бегает по лесу и насмехается, как обезьяна, над тем, кто был когда-то добрым охотником, да ещё дёргает за усы забавы ради.

Это спускался к реке, ковыляя, Шер-Хан, хромой тигр. Он подождал немножко, наслаждаясь переполохом, который поднялся среди оленей на том берегу, потом опустил к воде усатую квадратную голову и начал лакать, ворча:

— Джунгли теперь логово для голых щенят! Взгляни на меня, человечий детёныш!

Маугли взглянул на него — вернее, посмотрел в упор и очень дерзко, — и через минуту Шер-Хан беспокойно отвернулся.

— Маугли то, Маугли сё! — проворчал он, продолжая лакать воду. — Он не человек и не волк, не то он испугался бы. Будущим летом мне придётся просить у него позволения напиться! Уф!

— Может быть, и так, — сказала Багира, пристально глядя тигру в глаза. — Может быть, и так… Фу, Шер-Хан! Что это за новую пакость ты принёс сюда?

Хромой тигр окунул в воду подбородок и щёки, и тёмные маслянистые полосы поплыли вниз по реке.

— Час назад я убил человека, — нагло ответил Шер-Хан.

Он продолжал лакать воду, мурлыкая и ворча себе под нос.

Ряды зверей дрогнули и заколебались, над ними пронёсся шёпот, который перешёл в крик:

— Он убил человека! Убил человека!

И все посмотрели на дикого слона Хатхи, но тот, казалось, не слышал. Хатхи никогда не торопится, оттого он и живёт так долго.

— В такое время убивать человека! Разве нет другой дичи в джунглях? — презрительно сказала Багира, выходя из осквернённой воды и по-кошачьи отряхивая одну лапу за другой.

— Я убил его не для еды, а потому, что мне так хотелось.

Опять поднялся испуганный ропот, и внимательные белые глазки Хатхи сурово посмотрели в сторону Шер-Хана.

— Потому, что мне так хотелось, — протянул Шер-Хан. — А теперь я пришёл сюда, чтобы утолить жажду и очиститься. Кто мне запретит?

Спина Багиры изогнулась, как бамбук на сильном ветру, но Хатхи спокойно поднял свой хобот.

— Ты убил потому, что тебе так хотелось? — спросил он.

А когда Хатхи спрашивает, лучше отвечать.

— Вот именно. Это было моё право и моя ночь. Ты это знаешь, о Хатхи, — отвечал Шер-Хан почти вежливо.

— Да я знаю, — ответил Хатхи и, помолчав немного, спросил: — Ты напился вволю?

— На эту ночь — да.

— Тогда уходи. Река для того, чтобы пить, а не для того, чтобы осквернять её. Никто, кроме хромого тигра, не стал бы хвастаться своим правом в такое время… В такое время, когда все мы страдаем вместе — и человек и Народ Джунглей. Чистый или нечистый, ступай в свою берлогу, Шер-Хан!

Последние слова прозвучали, как серебряные трубы. И три сына Хатхи качнулись вперёд на полшага, хотя в этом не было нужды. Шер-Хан ушёл крадучись, не смея даже ворчать, ибо он знал то, что известно всем: если дойдёт до дела, то хозяин джунглей — Хатхи.

— Что это за право, о котором говорил Шер-Хан? — шепнул Маугли на ухо Багире. — Убивать человека всегда стыдно. Так сказано в Законе. А как же Хатхи говорит…

— Спроси его сам. Я не знаю, Маленький Брат. Есть такое право или нет, а я бы проучила как следует Хромого Мясника, если бы не Хатхи. Приходить к Скале Мира, только что убив человека, да ещё хвастаться этим — выходка, достойная шакала! Кроме того, он испортил хорошую воду.

Маугли подождал с минуту, набираясь храбрости, пятому что все в джунглях побаивались обращаться прямо к Хатхи, потом крикнул:

— Что это за право у Шер-Хана, о Хатхи?

Оба берега подхватили его слова, ибо Народ Джунглей очень любопытен, а на глазах у всех произошло нечто такое, чего не понял никто, кроме Балу, который принял самый глубокомысленный вид.

— Это старая история, — сказал Хатхи, — она много старше джунглей. Помолчите там, на берегах, и я расскажу её вам.