Генри Киссинджер - Нужна ли Америке внешняя политика?

Двусмысленные приоритеты НАТО отражают исчезновение непосредственной угрозы. В результате во всех странах НАТО все стало намного спокойнее, что дало возможность больше внимания уделить внутренней политике и гораздо меньше внешней и курсу на безопасность. Поскольку почти все европейские левоцентристские правительства разочаровали своих главных сторонников проведением реформ рыночной экономики, они опасаются еще большего возбуждения радикальных группировок осуществлением политики национальной безопасности, которая ассоциируется с Соединенными Штатами. Многое из европейского сопротивления национальной программе противоракетной обороны США воспроизводит аргументацию 1980-х годов против размещения наступательных ракет – в некоторых случая теми же самыми руководителями.

Администрация Клинтона согласилась отделить свои приоритеты от приоритетов своих предшественников во многом точно так же, как европейские левые. Хотя она и подтвердила важность НАТО, она сделала это в контексте ценностей, которые мало чем соотносятся с традиционными стратегическими ценностями НАТО. Так или иначе, вопреки ослаблению исторических связей, личные отношения между руководителями атлантических стран оставались исключительно тесными на протяжении пребывания у власти администрации Клинтона. В силу согласованности внутренних политик европейские руководители не видели никакого противоречия между своим личным восхищением Клинтоном и высказываемой ими оппозиции многому в его политике, которую они рассматривали как частично навязываемую им беспокойными правыми.

В результате самые свободные и доставляющие удовольствие контакты атлантических руководителей проходили не на официальных встречах в верхах, а на мировых посиделках «третьего пути» с участием – преимущественно европейцев – социал-демократических глав правительств. Очевидной целью этих встреч был поиск среднего пути между традиционным капитализмом и социализмом. Именно поэтому приглашался премьер-министр Португалии, социалист, а консерватор премьер-министр Испании не приглашался; по этой же причине социалист премьер-министр Франции участвовал, а консерватор президент Франции исключался. Президент Клинтон, постоянно участвуя на этих встречах, тем самым престижем своей власти подкреплял авторитет одной стороны в ее внутренней политике представленной страны.

Перед развалом Советского Союза существовал определенный набор внешнеполитических критериев, к которым могли бы апеллировать все члены альянса. Для того времени, как правило, было характерно, что американский подход к внешней политике имел в некотором роде идеологическую и миссионерскую подоплеку, европейский же подход был более традиционным и реалистичным. Америка считала себя раскрывающей глаза Европе, а европейские лидеры гордились тем, что помогали Соединенным Штатам открыть пределы своих возможностей. Отношения не зависели от того, какая партия находилась у власти по обе стороны Атлантического океана. Возвращение к такому подходу необходимо, если атлантическая политика должна развивать чувство ориентирования.

Приход республиканской администрации неизбежно изменит формат встреч и консультаций с европейскими лидерами. Президент Джордж У. Буш не подходит для встреч «третьего пути», или, если и подойдет, до того исключавшиеся из них европейские руководители также должны будут быть допущены на них, что превратит такие встречи в рутинные встречи глав правительств. А руководители Европы обнаружат, коль они приспособятся к отношениям, основанным на совпадающих национальных интересах, что атлантические отношения имеют более постоянный характер.

Тоска по холодной войне не является признаком мудрой политики, но она и не является набившим оскомину повторением лозунгов об атлантической солидарности перед лицом трещащей по швам скрытой реальности. Нужен новый подход для того, чтобы решать комплекс нерешенных вопросов, оставшихся в наследство от 1990-х. Является атлантический альянс сердцевиной трансатлантических отношений? Если так, то как он определяет свои цели в мире, наступившем после холодной войны? Как объединенная Европа повлияет на концепцию атлантического партнерства? Является ли альянс набором общих целей или подушкой безопасности?

Появление на арене объединенной Европы является одним из наиболее революционных событий нашего времени. Движущая сила этого явления проявилась из ряда факторов, не все из которых были совместимы. Изначально Европа представляла интеграцию как способ преодоления самоубийственного соперничества, приведшего ее к двум катастрофическим войнам, и экономических разрушений, вызванных этими войнами, коллективными усилиями. Франция поддержала европейскую интеграцию с тем, чтобы Германия никогда больше не становилась национальной угрозой. Федеральная Республика связала себя с идеалом объединенной Европы, видя в этом способ отличиться от восточногерманского советского сателлита и стать эмоциональным заменителем национального единства. Великобритания, наследник традиций, которая исторически рассматривала объединенную Европу как угрозу британской независимости, неохотно поддержала этот процесс с упором на прагматичные технико-экономические мероприятия, но с подозрением относясь к любым действиям, которые могли бы превратить Соединенное Королевство в провинцию Европы и подвергнуть угрозе ее особые отношения с Соединенными Штатами.

Дополнительный импульс европейская интеграция получила после объединения Германии в 1990 году. Для успокоения страхов европейцев по поводу господства объединенной Германии канцлер Гельмут Коль стал главным защитником Маастрихтского договора 1992 года, которым была введена европейская валюта – евро, дан значительный старт в направлении формирования европейской внешней политики и политики в области безопасности. Франция поддержала этот процесс, частично для того, чтобы сдерживать мощь Германии, частично – чтобы включить ее в политику достижения большей свободы действий по отношению к Соединенным Штатам 9.

На протяжении всего этого процесса объединения Европы Соединенные Штаты играли главную вспомогательную роль – вначале как активный сторонник, а в последнее время как оппонент. С первых шагов в направлении интеграции Европы после Второй мировой войны Соединенные Штаты всеми силами поддерживали проект и порой даже настаивали на его реализации неохотно действовавшими союзниками. Еще в 1963 году президент Кеннеди ратовал за объединение Европы для установления отношений с ней более или менее на равных.

Только слившаяся воедино Европа может защитить нас всех от дробления альянса. Только такая Европа способна обеспечить полнейшую взаимность в трактовке по обе стороны океана вопросов, находящихся в повестке дня атлантического союза. Только при наличии такой Европы возможны компромиссы и уступки между нами как равными его участниками, возможно равенство в распределении ответственности и равный уровень самопожертвования 10.

По этому мнению, в целом разделявшемуся преемниками Кеннеди, атлантические отношения были аналогом многосторонней промышленной корпорации, в которой влияние распределяется в зависимости от взятой на себя ответственности. Проблема с этой идеей разделения бремени в качестве мотивирующей силы атлантического альянса заключается в том, что она смешивает действие партнерства с его целями. Европа, действует ли она как собрание национальных государств или как Европейский союз, станет разделять бремя Америки только в том случае, если его цели будут соответствовать американским и если он будет считать, что без его вклада общая цель достигнута не будет. А это как раз не тот случай. Во время холодной войны действительно была общая цель, но союзники Америки были убеждены в каждый момент, что Америка будет нести свои глобальные обязательства даже тогда, когда ее союзники не смогут соответствовать. Сегодня природа общих целей под большим вопросом, что проблема распределения бремени редко вообще ставится.

Конечный вопрос не относится к разряду технических, это скорее философская проблема: оставит ли нарождающаяся самоидентификация Европы возможности для атлантического партнерства? Не приведет ли эйфория Америки по поводу победы в холодной войне к гегемонии? Французский министр иностранных дел Юбер Ведрин не оставил и тени сомнения относительно того, что, по его мнению, цель достижения европейской самоидентификации заключается в уменьшении господства со стороны Соединенных Штатов:

Американское превосходство сегодня проявляется… в экономике, финансовых делах, в техническом развитии и в военной области, равно как и в образе жизни, языке и продукции массовой культуры, заполонившей мир, формируя образ мышления и производя впечатление, которое действует даже на противников Соединенных Штатов…