Мария Климова - Разговоры в песочнице, или истории из жизни мам.

Очереди почти не было, и я вошла в кабинет вместе с дамой, которой нужно было к медсестре. Дама подошла к тоненькой милой девушке, а я повернулась к суровой круглолицей тетеньке и стала с ней воодушевленно знакомиться. Даме объяснили, что сегодня справок для школы не дают, а то, что регистратура ей велела приходить, так они не виноваты, вон, даже на двери написали «Четверг — грудничковый день», а когда ей в следующий раз удастся отпроситься с работы — не их дело. Дама повозмущалась, но ушла, и обе женщины взялись за меня с сильным недоумением: «То есть вы полтора месяца сидели дома? И не звали патронаж? И у ребенка нет полиса???» — последнее оказалось ключевым. С месяца у ребенка должен быть страховой полис, — без него и карту не завести, и ортопедов–окулистов не видать. Мне продиктовали адрес страховой компании и с большой неохотой стали разглядывать роддомовскую обменку, после чего Круглолицая обиженно удалилась, а Тоненькая подошла к Нюсе и стала разговаривать сама с собой: «Тремор подбородка… мраморная кожа… вегето–висцеральный синдром… в носу козявки… язык обложен… кладите!» — это мне, чтоб положила Нюсю на весы — «с такой прибавкой до ожирения доведете ребенка, там и до диабета недалеко… так… держите голову», — это рост измеряли, — «все, одевайте». Оказалось, это она — наш участковый педиатр. Воодушевление ушло. Никто ничего из вышесказанного мне не разъяснил. Пока докторша с вернувшейся медсестрой что-то переписывали с обменки, уже была вызвана следующая мама.

Вернувшись домой, я в слезах позвонила мужниной сестре. Она врач–рентгенолог, старше меня на пару лет и умеет очень хорошо простыми словами объяснить суть тех или иных медицинских проблем или терминов. С появлением Нюськи и связанных с нею вопросов мы стали довольно часто созваниваться.

— Они сказали, что у Нюси мраморная ко–о–ожа–а–а! — всхлипывала я в трубку.

— Ну и что? Ты знаешь, если моего дедушку, доктора наук, профессора, описать медицинскими терминами, включая его лысину, родинки и некоторые особенности характера — это будет внушительный список грозно звучащих диагнозов. Но ты же не скажешь, что он больной? Вполне нормальный, даже по некоторым своим заслугам выше среднего (хотя, что такое среднее?..). В общем, уверена, все с девочкой в порядке. Человек — существо сложное, какие-то шероховатости в процессе развития неизбежны. Вырастет — все сгладится. Твой ребенок совершенно не обязан соответствовать описаниям идеальных детей из учебника педиатрии. Он имеет полное право на прыщики, запоры, мраморную кожу и все остальное.

— Да–а, а они еще сказали, что у Нюськи прибавка в весе слишком большая —полтора килограмма за месяц!

— Ты ее как кормишь? По часам?

— Нет, по требованию.

— Ну, вот и расслабься. Старые нормативы выведены на искусственниках и «режимных» детях. При свободном вскармливании младенцы часто в первые три месяца набирают в весе, как твоя, помногу (хотя далеко не всегда — и в этом тоже нет ничего страшного), а потом, наоборот, сильно замедляют темп прибавки. Появление новых навыков типа поворотов туловища, ползания, ходьбы могут вообще дать остановку в росте.

— И что делать?

— Ничего, расслабиться. Дети вообще очень быстро меняются. Начинай к этому морально готовиться. Вот твоя как ночью спит?

— Хорошо. Только просыпается часто.

— Ну и отлично. Но если вчера и сегодня спала, совершенно не факт, что завтра тоже спать будет. А если завтра не станет — это не будет означать, что теперь это на всю жизнь. Организм и психика у маленького ребенка еще незрелые, они формируются постепенно и в процессе роста ведут себя волнообразно. Почему-то часто родители об этом забывают и любые состояния воспринимают как «раз и навсегда».

Судя по рассказам девчонок в песочнице, так оно и было. Любую частность мамы немедленно возводили в правило. При этом требования к детям предъявляли без всяких поправок на возраст: с самого рождения (ну, уж к году–двум, в крайнем случае) им полагалось быть добрыми, щедрыми, ловкими и, конечно, безупречно здоровыми. Младенцы, которые спали, ели и выглядели не так, как хотели участковые педиатры и дальние родственники, вызывали у родительниц широкую гамму чувств — от разочарования до злости и вины, но уж никак не расслабленное: «и это пройдет».

Правда, мы с Наташкой все-таки видели больше негатива в сегодняшнем дне и ждали, когда, наконец, дети уже… (повернутся/поползут/заговорят), а Юлька с Малиной гораздо чаще радовались тому, что они еще не… (стали укатываться/уползать/скандалить). И если нам, «начинающим», казалось, что материнское счастье где-то в далеком будущем, то они, «продвинутые», напротив, убеждали нас, что счастье — вот оно, пока дети еще такие маленькие, и дальше будет только трудней. В общем, мы друг друга не очень понимали.

Дополнительно раздражало то, что девчонки завидовали мне и Наташке, утверждая, что у нас масса времени: «Ребенок заснул — можно рядом тоже прилечь, а не гоняться за старшим по всему дому». На наше возмущенное: «А посуду кто будет мыть? А еду готовить?» они отвечали, что, мол, можно звать маму или свекровь, чтобы они с хозяйством помогали, потому что кормящей женщине главное высыпаться, и бабушкам, в отличие от старших детей, это можно объяснить.

На практике с бабушками никто не пытался договариваться, потому что у Юльки мама была в Австралии, у Малины — дома, но помогать (вот странно-то!) совершенно не рвалась, Наташка использовала мамины визиты как возможность куда-нибудь уйти, а я — как возможность с мамой пообщаться. Просить занятых свекровей приехать с другого конца города помыть посуду никто из нас не решался, тем более что никто не мог похвастаться полным взаимопониманием и хорошими отношениями с ними. Обидно было еще и то, что пока дети спали, мы пользовались ненадолго обретенной свободой и старались употребить ее с удовольствием или хотя бы пользой. Поесть что-нибудь, кроме печенья или яблока, приготовить ужин (хотя бы из полуфабрикатов), протереть полы, позвонить кому-нибудь. Как только мы собирались, наконец, прилечь, дети тут же открывали глаза. В итоге вечером сил уже ни на что не оставалось, хотя, казалось бы, весь день ничем особенным заняты не были. Когда на пороге появлялся муж, ему вручался ребенок, а мы, усталые, бежали, наконец, в душ, и после этого при первой же возможности ложились спать. В какой-то момент Юлька увидела в каком-то Наташкином журнале рекомендации по сексу после родов и страшно возмутилась: «Что они тут пишут? Секса после родов просто не бывает! После родов бывает только сон!»

Но когда первые месяцы прошли, мы с Наташей, как и «опытные» девчонки, стали вспоминать начало материнства с ностальгией. И удивлялись, почему же недавно родившие мамы все время жалуются на детей, хозяйство и жизнь в целом.

Весна, солнышко, на улице долгожданные +15°, одуванчики кругом, а я вынуждена звонить Наташке:

—Мы сегодня не гуляем. У Нюськи, кажется, ветрянка…

— О, отлично! Тогда мы к вам в гости сейчас придем!

Я уже, вроде, привыкла, что предсказать ее реакцию мне не удается почти никогда. Но чтоб настолько…

— М–м–м… Ну, я вам, конечно, буду рада, но…

— А как она себя чувствует?

— Замечательно. Только дальность прыжков слегка сократилась и глазки больные. И еще количество зеленых пятнышек на теле растет с астрономической скоростью.

— Ну, тогда точно придем! Ставь чайник!

При личной встрече она все объяснила:

— Ты знаешь, у меня приятельница была, которая ветрянкой в 28 лет заболела. Чуть не умерла, так тяжело переносила. А в детстве это хоть бы хны. Так что я решила, пусть уж лучше Юраша сейчас переболеет, чем потом в саду или школе, или, не дай Бог, когда совсем вырастет.

Все-таки ее отношение к болезням, врачам и медицине в целом сильно отличалось от моих взглядов. В общем, их же разделяли и остальные девчонки.

Малина воспринимала каждый детский чих как личное оскорбление. Она беспрекословно слушалась участкового педиатра, давала все назначенные при очередном ОРВИ таблетки, кутала детей так, что на улице они тут же потели (в любое время года), и удивлялась регулярным простудам.

Юлька, с одной стороны, относилась к медицине уважительно, все-таки мама — врач, так что здоровье детей в этой семье было безусловной ценностью. Но с другой, крайне скептически отзывалась о районной поликлинике и принципиально туда не ходила. Правда, и дорогим страховкам от нее досталось: «Всех врачей учат в одном месте, за что же мне платить бешеные деньги? За ремонт и дежурные улыбки? Только разводят на дорогие анализы». Она дружила с довольно милым педиатром, которую звала в гости по мере необходимости, и так же на дом вызывала отдельных платных специалистов из детских больниц или ведомственных клиник. Утверждала, что в итоге выходит гораздо дешевле, чем годовая страховка, а по комфортности такое обслуживание, может, даже и лучше.