Карл Юнг - Символы и метаморфозы. Либидо

627

Подчеркнуто мною.

Штейнталь рассуждает весьма интересно по поводу этого; буквально привожу его слова: "Итак, борясь против солнечной жары, бог солнца борется против, себя же самого; убивая ее, он себя убивает. — Несомненно! Финикияне, ассирийцы и лидийцы приписывали своему богу солнца самоубийство. Ибо иначе они не могли понять уменьшение солнечного тепла. Таким образом они думали, что когда солнце летом находится на наибольшей высоте, когда лучи его жгут раскаленным жаром, то это бог сжигает самого себя, но не умирая, а лишь обновляясь. И Геркулес сжег себя самого, но в пламени поднялся на Олимп. В этом-то и состоит противоречие языческих богов. Как силы природы, они одновременно являются и целительными, и вредными для людей. Таким образом им приходится действовать против самих себя, чтобы творить добро и спасать. Противоречие это смягчается, когда каждая из обеих сторон данной природной силы воплощается отдельно или когда ее воображают одним божественным лицом, но символизируют различно каждую из сторон ее двойного образа действий — благотворную и гибельную. Символ постепенно становится все самостоятельнее, в конце же концов превращается в бога: первоначально бог действовал сам против себя, — уничтожая себя самого; теперь же символ борется с другим символом, бог с богом или бог с символом". Конечно, бог борется с самим собою, со своим вторым я, понятым нами в виде символа матери. Борьба, по-видимому, всегда состоит в преодолении отца и в освобождении от матери путем насилия.

Ницше, соч., т. VI, стр. 106.

По так называемой случайности оказывается, что по старому этрусскому обычаю урна с пеплом (т. е. тело мертвеца) покрывалась в земле щитом.

Мотив кровосмешения. 130 Тоже. 131 Тоже.

Ср. картину Феникса в апокалипсисе Баруха в первой части этого труда.

Фробениус: 1. с. стр. 68.

Фробениус: 1. с. стр. 269.

Быт. 49, 11.

Робертсон: Evang. Myth., стр. 92.

Быт. 49, 14.

Быт. 49, 12.

Соответственно прежним нашим пояснениям и предшествующему стихотворению Гельдерлина, под природой надо понимать мать. Тут мать является поэту деревом, на котором ребенок висит в виде цветка.

Когда-то он называл "звезды братьями своими". Тут надо напомнить о выводах, сделанных мною в первой части этой работы, в особенности о мистическом отождествлении с созвездиями: (есть звезда, вам сопутствующая). Отделение от матери и отличие от нее, так назыв. "индивидуация", создает этот переход от субъекта к объекту, как основу сознания. Ранее было нераздельное существование с матерью, то есть совокупность мира. Тогда еще не признавали в солнце брата — таковым признали его лишь впоследствии; лишь после того, как libido, отделившись и установив объект свой, устремляясь обратно в недоразвитое состояние, замечает те возможности, которыми она располагала в состоянии первоначальном — чуткая душа с несомненностью узнает про свою связь с созвездиями. Вот случай, по-видимому, не особенно редкий при психозе интроверсии: Юноша, обыкновенный ремесленник, заболевает психозом интроверсии (dementia praecox); первые его болезненные ощущения выражаются тем, что он замечает особое свое отношение к звездам и солнцу. Звезды становятся для него полными значения: он воображает себя в некоторой особой связи с ними, солнце же внушает ему особые мысли. Такое как бы новое ощущение природы довольно часто встречается при этой болезни. Другой пациент мой начал понимать язык птиц, приносивших ему вести о его возлюбленной (матери). (Ср. с Зигфридом.)

Источник принадлежит к этой картине в ее целом.

Это изображение выражает божественно-недоразвитое блаженство, как в песне Гипериона о судьбе: "О блаженные гении! Вы странствуете в вышнем свете, по мягкой почве. Сияющий, божественный воздух лишь слегка вас касается".

Это место поэмы особенно замечательно: в детстве все было ему даровано, теперь же мужчина уже не может добыть всего этого, ибо приходится прилагать много труда, многое должно быть вынуждено, даже любовь не дается без труда. В детстве libido ключом била из своего источника. В позднейшей же жизни нужна тяжелая работа для того, чтобы поддержать ее истечение для стремящейся вперед жизни, ибо с годами постепенно усиливается обратное стремление ручья к источнику, если не существует препятствующего этому механизма. Этому соответствует весьма распространенный предрассудок, что любовь — нечто совершенно самопроизвольное (спонтанное): в действительности же таковой является лишь недоразвитая любовь. Любовью взрослого человека можно руководить намеренно. Можно Сказать: "Я хочу любить". Высокое развитие культуры зависит от способности libido изменять русло свое.

Мотив бессмертия в сказании о смерти Эмпедокла: так как Эмпедокл пожелал считаться бессмертным богом, он бросился в пылающую Этну. (Deus immortalis haberi — Dum cupit Empedocles ardentem frigidus Aetnam — Insiluit.- Horatius, A. poet., 464 и ел.

Фауст, II-ая часть, сцена Матерей.

Ср. прекрасное место в путешествии Одиссея в Гадес, где герой хочет обнять свою мать (Одиссея XI, 204 и сл. Перев. В. А. Жуковского):

"И умолкла она. Увлеченный Сердцем, обнять захотел я отошедшую матери душу;

Три раза руки свои к ней, любовью стремимый, простер я, Три раза между руками моими она проскользнула Тенью иль сонной мечтой, из меня вырывая стенанье". Подземный мир, ад, является ведь местом тоски, не находящей разрешения. Мотив Тантала сохраняет значимость для всего ада.

Больная г-жи Шпильрейн (Jahrbuch III, стр. 345) говорит по поводу значения причастия о "воде, пропитанной детскостью", "сперматической воде", о "крови и вине". На стр. 368 она говорит: "Души, упавшие в воду, будут спасены богом: они упадут на дно, лежащее глубже. — Души будут спасены богом солнца".

Ницше, соч., т. VI, стр. 334.

Сома, персидская Гаома, зелье бессмертия, делается, как говорят, из Ephedra vulgaris. (Шпигель: Eran. Altertumskunde, I т. стр. 433.)

Как небесный город в Ганнеле Гауптмана. 1501.с. стр. 375.

I.e. стр. 383.

Символическое действие, соответствующее обычаю, господствующему в некоторых местностях, протискивать больного сквозь какое-либо отверстие, чтобы вылечить его (рождение, возрождение) Прим… ред.

Фробениус 1. с.

Richter. 15, 17 и сл.

Подобную цель, собственно говоря, преследуют все мистерии. Они создают символы смерти и возрождения для того, чтобы дать занятие и воспитание инфантильной libido. Как указывает F r a z e г (The. golden Bough. I, III, стр. 442 и ел.), и экзотические, и варварские народы имеют в мистериях своих те же символы смерти и возрождения, являющиеся посвящением, как говорит Апулей (Метаморф. XI, 23) по поводу посвящения Люциуса в мистерии Изиды: "Я вступил в поля смерти и переступил порог обители Прозерпины, я вернулся обратно, пройдя через все стихии". Люциус умер в переносном смысле, "как бы добровольной смертью", и был вновь рожден.

Ср. 1 Быт. 49, 17: "Дан будет змеем на дороге, всадником на пути, уязвляющим пяту коня, так что всадник его упадет назад".

Ср. с этим египетское представление неба в виде женщины и коровы.

Такая постановка вопроса напоминает известный индусский символ носящего мир животного: слон, стоящий на черепахе. Слон, как известно, главным образом имеет мужское фаллическое значение, черепаха же, как все черепокожные — женское.

Фрейд. Детское воспоминание Леонарда да Винчи, стр. 57: "Всемогущий справедливый Бог и добрая природа являются как бы грандиозными сублимациями отца и матери, или же скорее обновленными и восстановленными ранними детскими представлениями о них. Религиозное чувство должно быт" отнесено биологически к продолжительной беспомощности и нужде маленького ребенка в помощи; позже, поняв действительное свое одиночество и бессилие относительно великой и могучей власти жизни — человек чувствует себя в положении ребенка и старается выйти из безотрадного своего положения, регрессивно возобновляя образы, воплощавшие инфантильную защиту.