Сергей Познышев - Криминальная психология

Если, например, человек предрасположен к краже, то вместе с мыслью о последней, как о способе удовлетворить известную потребность, у него появится ряд представлений, подталкивающих совершить это преступление. У него явится знакомый образ технического выполнения этого преступления, соблазнительная перспектива значительного куша денег, которые таким путем удастся получить, живая антиципация тех чувственных удовольствий, которые на эти деньги можно будет приобрести, – сыграть в карты, устроить хорошую выпивку, покутить с женщинами и т. д., и вся эта вереница образов и антиципации, более или менее живых и ярких, послужит источником для сильного импульса совершить это преступление. Мысли же о моральной и социальной оценке поступка, о возможном суде или наказании и т. п. или не появятся вовсе, или мелькнут в сознании, может быть, даже вызовут некоторые размышления и колебания, но ненадолго и, во всяком случае, достаточной моторной, силой обладать не будут. Благодаря связи известных представлений с живыми антиципациями приятных ощущений или чувств усиливается процесс фиксации этих представлений в сознании и притягательная сила, с которой они вызывают родственные им представления. Вследствие предрасположения к известному преступлению вместе с мыслью о последнем возникает ряд ассоциаций с однородным эмоциональным тоном, поддерживающих и усиливающих стремление к ее осуществлению; мысль о преступлении, при таком условии, оказывается как бы окруженной многочисленной свитой представлений, с разных сторон, разжигающих влечение к воплощению ее в действительность. Если человек зол и пылает ненавистью к кому-либо, то, как скоро ему придет в голову мысль об убийстве объекта своей ненависти вместе с ней у него появится живая антиципация того удовлетворения чувства злобы, внутреннего облегчения, которые он получит от убийства, и ряд злорадных мыслей: что его враг не успеет насладиться каким-либо видом благополучия, что семья этого врага, на которую в известной мере распространилась ненависть данного субъекта, осиротеет, что исчезнет опасный конкурент и т. д. Каждая из этих мыслей, порожденная ненавистью, в свою очередь, вызывает новый и более сильный порыв этого чувства и дает от себя толчок к осуществлению преступления. Если человек убежден, что он должен совершить известное преступление во имя идеи, вместе с мыслью об этом преступлении в его сознании появится более или менее яркая антиципация того внутреннего удовлетворения, которое он получит от его совершения, той славы и благодарности единомышленников, которые достанутся ему в награду за это, и т. д. Благодаря предрасположению мысль о преступлении, так сказать, обрастает рядом представлений о более или менее приятных последствиях этого преступления и тех приятных переживаниях, которые субъект получит от них. А от этого крепнет и развивается стремление к этому преступлению. Каждый из комплексов, входящих в состав предрасположения к известному преступлению, как бы посылает от себя волну психомоторного возбуждения, направленного в сторону преступления. Для того, чтобы понять психологическое значение предрасположения, надо вспомнить ту роль, которую чувства играют в душевной жизни человека, и их влияние на познавательные процессы. В немногих словах, это влияние сводится к следующему.

Восприятия и представления, которые мало затрагивают наши чувства, быстро исчезают из сознания и остаются лишь недолго в наименее, так сказать, освещенных его областях. Чувство выдвигает восприятие или представление в фиксационную точку нашего сознания и удерживает в ней. Оно заставляет нас сосредоточивать внимание на связанных с ним восприятиях и представлениях. Известно, что человек особенно внимателен к тому, что его интересует, а в основе интереса всегда лежит определенное чувство. Так, ревность заставляет подмечать мельчайшие движения и оттенки настроения своего объекта. Влюбленные часто понимают другого без слов и «налету» ловят желания друг друга. Оно сильно влияет на течение ассоциаций, притянут так сказать, в поле сознания представления, отвечающие в способности его поддержать и затрудняет проникновение дистанционную точку сознания представлений и чувств. Когда мы печальны, мы неохотно смотрим на то, что веселит других и веселило нас при другом нашем настроении. При печальном настроении нас часто даже сердит и раздражает то, что вызывает улыбку или смех у других. Радости или веселью трудно пробиться сквозь тоску и печаль. Наоборот, когда мы радостно настроены, мы гоним от себя печальные мысли и им нужно с особой силой навязываться нашему сознанию, чтобы, наконец, омрачить нашу радость и изменить наше настроение. Известно, что человек, охваченный радостным чувством, например, влюбленный, получивший утвердительный ответ, все видит в «розовом свете». Одно чувство, влияя на течение ассоциаций, вызывает другие родственные ему чувства. «Радость вызывает доброжелательное отношение к людям, симпатию к ним, надежду». «Грусть вызывает беспокойство, мизантропию, пессимизм, страх, мрачное настроение духа». «Нежность вызывает сострадание; гнев – жажду мести и т. п.».Конечно, если появляются факты, с большой силой вызывающие иные чувства, наше настроение изменяется, и господство переходит к чувству иного рода, которое, так сказать, переводит нашу психическую жизнь на иные рельсы и изменяет течение ассоциаций. Большое значение, при этом, имеет, как сказывается данное чувство на нашем самочувствии: если – хорошо, мы стремимся его сохранить и продлить, или испытать вновь, а если плохо – мы стремимся избавиться от него. У эндогенного преступника, благодаря предрасположению, мысль о преступлении становится центром ассоциаций, в которых одно за другим развертываются разные кажущиеся ему выгодными последствия преступления, с более или менее живыми и яркими антиципациями приятных чувств и ощущений, которые будут ими доставлены. Если на горизонте сознания у него и появляются представления о разных невыгодных и неприятных последствиях преступления, они более или менее быстро меркнут, и мышление отвлекается от них в русло ассоциаций, поддерживающих развитие стремления к преступлению. Человек подумал было о наказании; о разлуке с семьей, о позоре, которым он покроет себя, совершив преступление, и т. д., но все эти мысли или быстро пронеслись в его голове и исчезли, или заставили его заколебаться, отложить окончательное решение вопроса, но, затем, влечение к близким выгодам и удовольствиям, которые вот сейчас будут доставлены преступлением, благодаря предрасположению с новой силой вспыхнуло у него, – часто вместе с легкомысленной надеждой ускользнуть от рук правосудия, – и он решительно вступил на преступный путь. Благодаря предрасположению, мысль о преступлении долю удерживается в фиксационной точке сознания, завладевает последним, заполняет его родственными ей ассоциациями и затрудняет появление враждебных ей ассоциаций.

Для того, чтобы признать преступника эндогенным, нужно установить:

1) наличность у него таких взглядов, которые предписывают, оправдывают или разрешают совершение данного преступления, или 2) склонности в характере к такому образу действий, с которым данное преступление внутренне связано, как средство к известной цели, или как родственная форма внешнего выражения; 3) совершение субъектом преступления не вследствие сильного давления исключительно неблагоприятных внешних событий, а в силу, главным образом, выросшей у него склонности.

Если эндогенный преступник и действует иногда при тяжелых внешних условиях, то все-таки, главным образом, не вследствие последних. Внешние условия лишь как бы пробуждают дремлющее в нем предрасположение, дают ему почву проявиться. Нередко решение совершить преступление складывается у него даже раньше, чем неблагоприятные внешние условия, так сказать, развернут всю силу своего на него давления. Часто он совершает преступление и при условиях, не представлявших ничего особенного или даже прямо хороших; часто ему достаточно совершенно небольшого внешнего толчка, чтобы соскочить с колеи честной, трудовой жизни и попасть на преступный путь, если только внешние условия не ставят слишком больших затруднений для самого исполнения преступления или не делают последнее слишком рискованным. Таким образом, если выясняется, что человек совершил преступление, находясь в условиях, не представлявших ничего особенного или даже хороших, не будучи приведен к преступлению тяжелым для него, длительным или интенсивным действием внешних факторов, мы вправе признать его эндогенным преступником. Мы вправе отнести к этому разряду всякого преступника, для которого совершенное им преступление служило, – главным образом или исключительно, – средством получить известную сумму наслаждений от самого процесса его совершения или от его последствий.