Петр Люкимсон - Фрейд: История болезни

«Моисей и монотеизм» стал своеобразным ответом Фрейда и тем, кто подозревал его в тайной религиозности. После этой книги это «подозрение» можно было с полным правом считать безосновательным. «Моисей не является недостойным прощанием», — написал Фрейд в одном из писем Гансу Заксу после выхода в марте 1939 года перевода книги на английский язык. Вопрос в том, можно ли было назвать такое прощание достойным…

Стремительное ухудшение состояния здоровья Фрейда началось еще в конце лета 1938 года, когда на его щеке Макс Шур снова обнаружил подозрительное пятно. Фрейда подвергли весьма болезненному лечению диатермией, но оно принесло лишь временное облегчение. В сентябре, после многочисленных консультаций у местных светил, в Лондон было решено вызвать Пихлера, сделавшего операцию, длившуюся два с половиной часа и ставшую самой тяжелой и болезненной со времени радикальной операции 1923 года.

Лишь к ноябрю Фрейд вроде бы почувствовал себя лучше, но в начале 1938 года Шур удалил омертвевшую часть челюстной кости. Это опять принесло недолгое облегчение, а в феврале 1939 года Шур заподозрил, что рак окончательно вернулся. Вскоре анализы подтвердили это его предположение, а после консультаций сначала с Пихлером, а затем с английскими и французскими врачами стало ясно, что речь идет о неоперабельном случае. Фрейд понимал, что ему осталось всего несколько месяцев жизни, и начался период написания прощальных писем и нанесения прощальных визитов.

«К этому времени, в марте 1939 года, опухоль Фрейда стала активной, метастазирующей и не поддающейся операции, — пишет Пол Феррис. — Кроме того, он страдал от сердечной недостаточности. Вдобавок к боли и обшей слабости разлагающаяся кость издавала неприятный запах, отпугивавший его собаку. В щеке возникла гангрена, и его кровать пришлось защищать от мух противомоскитной сеткой. Но столь жуткий конец Фрейд встретил с хладнокровием стоика. Анна ухаживала за ним, вставая каждую ночь по нескольку раз, чтобы опрыскать его рот обезболивающим средством. Макс Шур, который удачно добрался до Англии (а также успел перевезти семью в Штаты и вернуться в Лондон. — П. Л.), проводил у Фрейда почти всё время…

…21 сентября, во вторник, Фрейд взял Шура за руку и сказал: „Мой дорогой Шур, вы, конечно же, помните нашу первую беседу. Тогда вы пообещали не оставить меня, когда придет мое время. Теперь это превратилось в сплошную пытку и больше не имеет смысла“. Шур сказал, что всё понимает. „Спасибо, — ответил Фрейд. — Поговорите с Анной, и если она не возражает, покончите с этим делом“.

…Поговорив с Анной, Шур сделал ему инъекцию большой дозы морфия и повторил ее, возможно, дважды в течение следующих тридцати шести часов. Фактически это была эвтаназия. Шур посоветовался с юристом до того, как написать отчет об этом эпизоде. Фрейд впал в кому и умер в три часа ночи в субботу, 23 сентября 1939 года…»[290]

26 сентября тело Фрейда было кремировано, и прах его был помещен в ту самую греческую урну, которую подарила ему Мари Бонапарт и о которой он заметил: «Жаль, что ее нельзя взять с собой в могилу».

Главным оратором на его похоронах, собравших множество людей из различных стран мира, стал Стефан Цвейг. Уже на похоронах многие обратили внимание на то, что в самой дате смерти Фрейда есть что-то мистическое — она пришлась одновременно и на субботу, и на Судный день, а еврейская традиция утверждает, что те, кто умирает в эти дни, автоматически получают прощение на Небесном суде. Как знать, может быть, Бог, в отличие от Фрейда, считал, что их разговор не закончен и его стоит продолжить там, за чертой…

Но в любом случае, несмотря на то, что после смерти Фрейда прошло куда больше семидесяти лет, разговор о нем и его учении продолжается. И нет никакого сомнения, что будет продолжаться и через сто, а может быть, и более лет. В итоге Фрейд получил то, о чем мечтал подростком, — бессмертие в памяти человечества. И потому, пожалуй, он относится к тому самому меньшинству представителей рода человеческого, которые, стоя перед лицом ангела смерти, с полным правом и с чувством глубокого удовлетворения могут написать: «Жизнь удалась!»

В те самые дни, когда автор заканчивал эту книгу, в апреле 2013 года, все информационные агентства мира передали сообщение о том, что в чешском городе Пршиборе, в доме, где родился Зигмунд Фрейд, открылся его музей. То внимание, которое было уделено этому событию мировыми СМИ, уже само по себе свидетельствует, что личность Зигмунда Фрейда и сегодня продолжает притягивать к себе человечество, а его идеи по-прежнему вызывают споры и будоражат умы.

Впрочем, чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в прайс-листы различных издательств мира или просто набрать слова «Зигмунд Фрейд» в любом поисковике Интернета. Как ни странно, Фрейд остается одним из самых публикуемых авторов в жанре научной и научно-популярной литературы, а число статей, эссе, монографий и сайтов, посвященных его жизни и творчеству, просто огромно. Причем дискуссии, разворачивающиеся вокруг тех или иных его книг на многих интернет-форумах, ведутся так, что возникает ощущение, что многие их участники относятся к Фрейду как к нашему современнику.

Он и в самом деле является таковым, ибо, как уже не раз говорилось на страницах этой книги, Зигмунд Фрейд стал частью повседневной жизни человечества. Когда мы идем по улицам и натыкаемся на сексапильных красоток на рекламных плакатах, мы просто не задумываемся, что эта реклама создается с учетом фрейдистских идей о первичности сексуального влечения. Когда мы берем с полки бутылку с напитком, в контурах которой просматриваются очертания женской фигуры, нам и в голову не приходит, что дизайнер, создававший такую форму бутылки, основывался на теории Фрейда. Мы не замечаем, как мыслим категориями учения о психоанализе, оперируем ими в рассуждениях о людях, о понравившихся фильмах или книгах и т. д., то есть, по сути дела, смотрим на мир глазами Зигмунда Фрейда. Таким образом, он не только не умер, не только не предан забвению, но и поселился в каждом из нас и, поселившись, тихо над всеми нами подсмеивается.

Фрейд, безусловно, жив и в психоанализе: сотни тысяч людей в разных странах продолжают пользоваться услугами психоаналитиков различных направлений и верят, что это им помогает. Любопытно, что даже те, кто признаёт, что современный психоанализ находится в кризисе, нередко ищут пути выхода из этого кризиса, апеллируя к авторитету Фрейда и пытаясь дать новое прочтение его работ.

Несомненно, фрейдизм, повлиявший на психологию и философию, развивался в многочисленных направлениях, которые, начни мы их рассматривать, увеличили бы объем этой книги как минимум вдвое. Кроме того, даже самые яростные противники Фрейда в самых различных областях нередко не замечают, как пользуются в своих трудах терминологией Фрейда — по той простой причине, что эти термины отражают объективные, давно научно доказанные реалии человеческой психики и идущих в ней процессов (пусть даже их механизм всё еще остается неизвестным).

Несомненно, десятилетия, прошедшие со времени смерти Фрейда, внесли свои коррективы в его теорию. Некоторые ее положения, да и многие работы Зигмунда Фрейда не могут вызвать сегодня у специалистов ничего, кроме улыбки — настолько наивными и «сказочными» они порой кажутся. Но если оценивать значение Фрейда в деле познания человеком самого себя, то следует прибегнуть к тому излюбленному образу, которым этот человек любил сам себя описывать — к образу конкистадора, а еще лучше — озорного любопытного мальчишки, который любит лезть туда, куда его не просят.

Фрейд не был первооткрывателем бессознательного — о существовании этого гигантского «подвала» в нашей психике было известно задолго до него. Но Фрейд был первым, кто рискнул спуститься в этот «подвал», осмотрел его и поведал человечеству о его содержимом. Безусловно, представленные им сведения об этом «подвале» были неточными — ведь он был вооружен даже не карманным фонариком, а свечой. Оглядываясь в полутьме подвала, он толковал увиденное исключительно на основе своего жизненного опыта и собственных фантазий. Уже потом, когда в этот подвал стали спускаться другие, вооруженные мощными электрическими прожекторами, они поняли, как много Фрейд напутал, да и вдобавок осмотрел-то он лишь один уголок гигантского «помещения».

И всё же он был первым, и этот приоритет не отнимет у него никто.