Эдуард Киршбаума - Психологическая защита

В клинике неврозов иногда встречается синдром нервной анорексии, которому подвержен чаще всего пубертатный и постпубертатный возраст, 14–18 лет. Б.Д.Карвасарский отмечает "повзросление" нервной анорексии. Она может встречаться после 20 лет, до 30–35 лет [26]. Интересно, что нервной анорексией страдают в основном девушки; отношение мужчин и женщин примерно 1:20. Анорексия — это отказ от пищи, это постоянно и успешно осуществляемое вытеснение необходимости кушать. Как правило "анорексивное" вытеснение является следствием страха пополнеть и дурно выглядеть (дис- морфофобия). Т. е. Сверх-Я как бы заказывает мне следовать некоему идеалу строения тела и внешнего вида и самому короткому, единственно "верному" пути к осуществлению этого идеала. Гимназистки в конце XIX — начале XX века пили уксус, чтобы выглядеть астеничными, бледными, таков был идеал женской красоты.

Точкой отправления может быть и некий "антиидеал", т. е. поведение, противоположное тому, что задается как образец.

У больной А. симптоматика анорексии появилась в 14 лет. В этот пубертатный период ярко выразились изменения внешности и тела. Стала оформляться грудь, появилась округлость в бедрах. Все это было воспринято с тревогой как симптом начинающейся полноты, негативным, ярко воплощенным образцом которой была ее мать. Мать уделяла особое внимание питанию дочери. Она сытно, жирно кормила дочь, следила, чтобы та все съедала. Девочка не смела открыто отказываться от пищи, но после еды уходила в туалет, мануально вызывала рвотный реф- IBм и освобождалась от грозящей ее внешнему виду пищи. Это приносило психологическое облегчение. Поведение закрепилось. Наступил момент, когда рвотный рефлекс сработал автоматически, сразу же после приема жирной пищи. Затем рвота появлялась при приеме уже любой пищи. Эта больная в разговорах с врачами признавала свою основную проблему, четко ее формулировала: "Я хочу нормально относиться к пище". Это на сознательном уровне. Бессознательно же в тесте "незаконченные предложения" на начало даваемого предложения "больше всего ч боюсь…" — она ответила —… "потолстеть". Здесь силаСверх Я икая огромная, что игнорируется опасность последе I вия отказа от пищи. Иногда отпор реальности со стороны Сверх-Я настолько мощен и безудержен, что может привести к реальной гибели индивида. В своем игнорировании реальности Сверх-Я очень похоже наОно в его слепой безответственности за жизнь своего носителя. Заметим, что нервная анорексия — одно из трудно излечиваемых заболеваний, нередко с летальным исходом.

Примерно такой же механизм проявляется у человека, вытесняющего любую информацию, идущую от людей или собственного тела, о прогрессирующем опасном заболевании. Симптоматика все явственнее, а человек не замечает ее. Своевременно не предпринимаются меры по пресечению болезни в самом начале. Такое поведение очень похоже на поведение детей, которые снимают свой страх, плотно зажмурив глаза, укрывшись с головой одеялом, закрыв лицо ладошками, повернувшись спиной.

Вытесняется также информация, которую мне возвращает окружение и которая противоречит моему устоявшемуся знанию о себе, моей Я-концепции. Чем жестче, одномернее, непротиворечивее Я-концепция (я именно такой, а не другой), тем больше вероятность вытеснения обратной связи, которая говорит: "А вот в этой ситуации ты другой, ты совсем не такой!"

Например, в моей Я-концепции записано, что я очень добрый человек. Конечно же, эта доброта проявляется по-разному к разным людям. Доброта по отношению к своим детям проявляется в беззаветной любви, в неустанных заботах об их материальном и психическом благополучии, в тревоге за их будущее и т. д. Я как добрый супруг сердечен с женой, несу все в дом, заботлив, внимателен. Я как добрый сосед вежлив, не устраиваю пререканий относительно очередности уборки лестничного марша, не включаю "на всю катушку" магнитофон, по мере сил стараюсь участвовать в субботниках по благоустройству двора. Я как добрый коллега на работе неконфликтен, радуюсь успехам дела, охотно принимаю помощь и оказываю ее и т. д. Я как добрый пассажир не агресси- рую, если мне наступили на ногу или толкнули, оплачиваю проезд и с готовностью объясняю, как куда добраться, спросившему меня попутчику и т. д.

В моей Я-концепции записано, что я добрый отзывчивый педагог. Меня любят дети, уважают коллеги. Но я совершенно не замечаю, что я могу часами злословить по поводу своих коллег, устраивать психотеррор в аудитории. Я этого не вижу, я этого не слышу. Даже когда мне об этом открыто говорят, я считаю, что это незаслуженно, что это относится не ко мне.

Вытеснение нелицеприятной информации происходит в результате возникновения когнитивного диссонанса — несоответствия двух концепций (= знаний): с одной стороны я знаю, что я добрый, с другой стороны — я получаю второе знание, что я не такой уж добрый (например, наказал ученика). Результатом диссонанса является психологический дискомфорт, напряжение, которое требует своего снятия, редукции и которое снимается путем игнорирования, вытеснения на периферию сознания второго, нелицеприятного знания. Зато сохраняется, остается Я-концепция (я — добрый) и не надо тратиться на ее просмотр, анализ своего поведения, на усилия по саморазвитию и совершенствованию процессов саморегуляции.

Разрешение когнитивного диссонанса по механизму вытеснения нелицеприятного приносит облегчение в актуальной ситуации, но лимитирует развитие личности по многих сферах, в том числе профессиональной.

В педагогической деятельности очень важна обратная спин. — успехи учеников, они свидетельствуют педагогу, насколько успешно и плодотворно он работает. При этом восприятии обратной связи наблюдается своеобразная асимметрия. Чувствительность к положительной связи выше, чем чувствительность к негативной обратной свя- 1И, которая по идее должна информировать учителя, где и с каким учеником у него "прокол". Учителя не любят неуспевающих учеников, потому что они для них негативная связь: вот с этим учеником у тебя ничего не выходит, этот ученик тебе как укор. Правда, учителя быстро научаются снимать с себя ответственность за неуспевающей» п (или) хулиганистого ученика, рассуждая примерно I л к "Конечно, это промахи других, семьи. Вообще, что вы хотите, он растет в такой семье, крутится в такой компании, у него отец алкоголик" и т. д. Такие объяснения представляют другой вид психологической защиты — рационализации (но об этом позже). А вот хорошие ученики — это моя гордость, они свидетельство того, что я как педагог состоялся, что не зря живу в этом мире, моя деятельность имеет смысл. Педагог переживает сильный когнитивный диссонанс, когда он вызывает отличника, а тот молчит, поскольку не подготовлен или не понял. Первая реакция учителя — недоумение, потом может быть раздражение. Получить от своей гордости, отличника, такой удар, такой подвох. Педагог обрушит на ученика праведный гнев, презрение, иронию; другие педагоги действуют иначе. Они начинают спрашивать ученика: "Что с тобой случилось? Ты не заболел? Ты записал в дневник задание?" Учитель такими наводящими вопросами предлагает ученику красивый выход: это недоразумение, ты действительно заболел. Ты уж запиши в дневник домашнее задание, ты уж выздоравливай. По сути это красивый выход не столько ученику, сколько педагогу: все в порядке, он (ученик) и дальше моя гордость, и дальше витрина моих достоинств.

То же вытеснение и искажение реальности происходит в случае с заниженной самооценкой. Возьмем пример с учеником, у которого уже давно и прочно сложилась заниженная самооценка относительно своих способностей (такие самооценки складываются не без участия педагогов). Этот ученик уже давно усвоил постоянно ожидаемое от него поведение: "Что от меня ждать…". Предположим, найдется учитель, который, проверив удачно выполненную работу такого ученика и подавив в себе подозрение (не списал ли?), выставляет ученику четверку (пять поставить нельзя, это уж слишком для хронического двоечника). Ученик, конечно, радуется, но в его восторгах отсутствует истинное значение хорошей оценки: ты отнюдь не дурак. Ученик переживает тот же когнитивный диссонанс: я — пропащий человек, у меня нет никаких способностей (одно знание, одна ког- ниция) — я успешно решил эту контрольную (второе знание, вторая когниция). И потому в этой эйфории переживания хорошей оценки присутствует дискомфорт, внутреннее напряжение, внутренняя несогласованность, и ее надо снять. И ученик снимает ее, вытесняя истинное значение успеха как свидетельство наличия способностей, заменяя, переистолковывая эту информацию так, чтобы сохранить первую когницию: я — неспособный, мне просто повезло, достался более легкий вариант, училка просто-напросто, поставив мне четверку, хочет таким образом заставить меня работать; не такой уж я умный, учительница не знает, как долго я готовился дома (да, он действительно готовился дома, но это следствие того, что он раньше ничего не делал, а не его неспособности). И нужен не один учитель или, по крайней мере, не одна положительная связь (на которую так скупы наши учителя) относительно способностей ученика, чтобы последний изменил свою негативную Я-концепцию.