Франсуа Лелорд - Гектор и секреты любви

— Собираетесь посмотреть другие храмы? — поинтересовался Жан-Марсель.

— Вообще-то нет, — ответил Гектор. — Я уже увидел все, что хотел. А вы?

— Пока не знаю. Раздумываю.

— В любом случае я с удовольствием съездил с вами вчера. И спасибо за урок разминирования!

— Да ну, — пожал плечами Жан-Марсель, — ерунда. Это даже не мина-ловушка.

— Мина-ловушка?

Жан-Марсель объяснил, что иногда не просто ставят мину, взрывающуюся, если на нее наступить, но и подключают к ней проводом вторую мину, размещая ее под первой. Когда сапер поднимает первую мину, вторая взрывается прямо ему в лицо — но это фигура речи, так как в ту же секунду никакого лица у него не остается.

Гектора печалил тот факт, что люди изобретают столько всего, чтобы навредить ближнему. Он представлял себе милого инженера, который по вечерам возвращается домой и укладывает детей спать, рассказывая им разные истории перед сном. А потом идет к своей славной супруге, чтобы выяснить, не пора ли им переезжать в новую квартиру, где у каждого ребенка будет отдельная комната. И после этого, перед тем как лечь, готовится к завтрашнему совещанию, где должен будет сделать красивую презентацию в пауэрпойнте новой мины, в которой количество взрывчатки рассчитано так, чтобы ее взрыв оторвал ногу, поскольку необходимость нести раненого тормозит движение и деморализует весь отряд гораздо больше, чем гибель одного из солдат. Не говоря о стонах, благодаря которым проще отследить передвижение отряда. Вся эта изобретательность и энергия расходуются на то, чтобы навредить друг другу, тогда как средства профессора Корморана, хотя они тоже сами собой не получаются, приносят людям много добра.

Несомненно, нация, получившая его таблетки, вряд ли захочет воевать, все предпочтут оставаться дома и заниматься любовью. Так что с точки зрения национальной безопасности такое лекарство не слишком полезно.

— Где вы научились всем этим штукам? — спросил Гектор у Жан-Марселя.

— На военной службе, — ответил тот. — Инженерные войска. Минирование-разминирование. Цацки с сюрпризом, всякое такое.

И вдруг знаете кто подошел к соседнему столу? Мико и Шизуру! Вообще-то ничего удивительного, они ведь остановились в том же отеле.

Девушки подошли поздороваться, и Гектор с Жан-Марселем как истинные джентльмены предложили им сесть за свой стол.

Японочки были по-прежнему прелестны, даже без панамок, и своими маленькими носиками, узкими глазами и густо-черными волосами напоминали двух очаровательных белочек. Они заказали шашлычки с японским названием терияки.

Девушки обменялись несколькими гортанными японскими словами, а потом Мико спросила Гектора, что написано на бумаге, которую он нашел в храме. Черт, значит, Шизуру рассказала об их находке.

— Это записка влюбленных, — ответил Гектор. — «Здесь были Честер и Розалин, которые будут вечно любить друг друга».

Он предпочел бы обойтись без Честера, но поскольку ему пришлось импровизировать, имя профессора выскочило само собой.

— Какое такое письмо? — заинтересовался Жан-Марсель.

Гектор объяснил ему, добавив, что, возможно, скоро появится мода оставлять записки в стенах храма любви, как на алтаре буддистского монастыря.

— Вы ее не сохранили? — спросил Жан-Марсель.

— Нет, видимо, я уронил ее, когда вы возились с миной, а потом забыл.

И это была правда, он действительно отвлекся, уводя Мико подальше от мины, и не знал, куда делась бумажка, что, впрочем, не имело особого значения.

— Интересно, осуществится ли их желание теперь, когда записки в стене больше нет?

— Я думаю, главное — намерение, — ответил Гектор.

Мико и Шизуру опять поговорили, а потом Мико объяснила, что Шизуру снова положила бумажку в бамбук, а бамбук — в стену. В Японии не принято оставлять что-либо на земле, и там уважают подношения, сделанные в храме.

— Думаю, я останусь еще на день-два, — заметил Жан-Марсель, — посещу еще несколько храмов.

Шизуру была менее грустной, чем накануне, и тут выяснилось, что хоть по-английски она не говорит, язык Гектора и Жан-Марселя немного знает.

— Совсем чут-чут, — сказала она.

— Куда вы поедете потом? — спросил Гектор.

Они еще не решили. Может, в Китай.

А что делают у себя в Японии?

Мико объяснила, что обе они работают в большой неправительственной организации, занимающейся защитой всего того в мире, что может исчезнуть, — не только вымирающих видов животных, но и древних храмов и рек, пока еще сохранивших чистую воду. Она сама, Мико, старается раздобыть деньги на реставрацию храмов, а Шизуру очень красиво рисует развалины, чтобы убедить людей делать пожертвования. Это не удивило Гектора, который с первой минуты ощутил глубинную артистичность Шизуру.

Сами того не замечая, Жан-Марсель и Гектор начали понемногу ухаживать за очаровательными японками, которых это очень забавляло.

Тут перед ними появилась с мрачным видом сотрудница отеля, похожая на Вайлу. И это на самом деле была Вайла в гостиничной униформе, то есть в переливчатом оранжевом саронге.

Язык мимики, отражающий эмоции, не знает границ, о чем Гектор узнал во время учебы (еще один удар по «культурологическим глупостям», как сказал бы профессор), и он сразу понял, что Вайла крайне недовольна.

Жан-Марсель был впечатлен.

— Да-а-а, старик, — протянул он, — вы даром время не теряете.

— Новичкам везет, — парировал Гектор.

Вайла решительно зашагала прочь, и, хотя она не произнесла ни слова, Гектор понял, что скоро они окажутся вдвоем в его номере. Но это не решит его проблему, скорее наоборот. Таблетка профессора Корморана, вызывающая любовь, ревность явно не устраняла. Что же здесь удивительного? Разве любовь можно разлучить с ревностью? До того как попрощаться с Мико и Шизуру, которые тоже немного растерялись при появлении разъяренной Вайлы, живого воплощения свирепой богини, способной испепелить взглядом, Гектор успел записать в своем блокноте:

Цветочек № 11. Ревность неотделима от любви.

Когда он проснулся, то заметил у Вайлы маленькую татуировку за ухом, на границе волос, такую малюсенькую, что он бы ее не заметил, если бы не прижимался к ней. Что удивительно, это были не кхмерские буквы, похожие на вермишелины, а иероглифы, как на его красивом китайском панно. Приглядевшись, он сообразил, что это не татуировка, а рисунок, сделанный очень темными чернилами. Он разбудил Вайлу и жестами спросил ее, что значит эта надпись. Она опять как будто не поняла, и это начало действовать ему на нервы, несмотря на самую горячую любовь. Гектор взял ее за руку и отвел в ванную. Крохотный рисунок за ухом, казалось, удивил Вайлу еще больше, чем его самого. Гектор вспомнил о послании профессора. «Если вы умеете читать…»

Он старательно скопировал буквы на бумагу, успокаивая Вайлу, которая приплясывала на месте, с нетерпением ожидая немедленного избавления от этой неведомой татуировки.

В баре несколько китайцев в сорочках Lacoste, очках в золотой оправе и с ремнями Pierre Cardin пили пиво и громко переговаривались. Гектор показал им сделанную копию. Китайцы со смехом передавали ее друг другу.

Один из них объяснил ему, что два первых иероглифа означают Шанхай, а следующие — птицу. Ее английского названия китаец не знал, но описал ее как умеющую нырять птицу с длинным клювом, которая питается морской и речной рыбой.

Теперь Гектору было известно, где искать профессора Корморана. Хотя, возможно, не совсем, если учесть, что тот спрятался в городе с шестнадцатью миллионами жителей.

Вайла спала, положив голову ему на плечо, а он смотрел на огни Шанхая, простирающиеся до самого горизонта, словно огромный Млечный Путь, над которым медленно проплывал их самолет.

Гектор не забыл Клару, но то, что он переживал с Вайлой, заставляло его усердно размышлять о любви. Ведь, как сказал профессор Корморан, это был эксперимент, и, значит, следовало фиксировать свои наблюдения.

Он собирался продолжить путешествие, оставив девушку в отеле. Показать, как открыть почтовый ящик в интернете, и обмениваться письмами и фотографиями. Но как только он начал объяснять, используя для этого рисуночки, на лице Вайлы появилось такое горькое отчаяние, столь не похожее на нежную улыбку апсары, что Гектору недостало смелости продолжать.

И вот теперь он ощущал ее дыхание у себя на шее, она спала, прижавшись к нему с доверчивостью ребенка, уверенного, что его не бросят. Гектор открыл блокнот и записал:

Мне не хватает смелости оставить Вайлу, потому что:

1. Меня страшит любое страдание, связанное с расставанием?

Гектор узнал об этой своей особенности, когда был молодым психиатром и сам ходил на прием к психиатру постарше, где укладывался на диван, чтобы рассказать о маме и о некоторых других своих проблемах. Он, в частности, всегда опасался, как бы его не бросили (см. историю с Кларой), но еще мучительнее для него была роль инициатора расставания. А такие страхи могут изрядно осложнить любовь.