Карл Юнг - К вопросу о подсознании (статья)

1. "Лютый зверь", змееподобный монстр, усеянный рогами, убивает и пожирает всех других зверей. Но с четырех углов приходит Бог, а в действительности четыре разных божества, и оживляет всех убитых животных.

2. Вознесение на небеса, где в полном разгаре праздник языческих танцев; и сошествие в ад, где ангелы творят добро.

3. Орда маленьких зверьков угрожает спящей. Вдруг они вырастают до огромных размеров, и один съедает девочку.

4. В мышку проникают черви, змеи, рыбы и человекоподобные существа. Так мышь превращается в человека. Иллюстрирует четыре стадии происхождения человечества.

5. Видна как бы под микроскопом капля воды. Девочка видит, что капля наполнена ветками деревьев. Иллюстрирует происхождение мира.

6. Плохой мальчик держит ком земли и бросается во всех, кто проходит. Тем самым все проходящие мимо становятся плохими.

7. Пьяная женщина сваливается в реку и выходит изнее помолодевшей и трезвой.

8. Сцена в Америке, где множество людей скатываются к муравейнику, гдеих атакуют муравьи. Спящая в панике падает в речку.

9. Пустыня на Луне, в пески которой спящая проваливается так глубоко, что попадает в ад.

10. Девочка видит светящийся шар. Она касается его, из него идет пар, появляется мужчина и убивает ее.

11. Девочке снится, что она опасно больна. Вдруг прямо из-под кожи появляются птицы и покрывают полностью ее тельце.

12. Тучи комаров закрывают солнце, луну, все звезды, кроме одной, которая падает на спящую.

В оригинале рукописи на немецком языке каждый сон начинался словами старой сказки: "Как-то раз, давным-давно…". Тем самым девочка хотела передать свое ощущение сна как своего рода сказки, которую она хочет поведать папе в качестве рождественского подарка. Отец пытался истолковать сны, исходя из контекста жизни его семьи, но у него ничего не получилось, поскольку мотивы сновидений не имели даже ассоциативной связи с личным опытом членов семейства.

Разумеется, исключить возможность сознательного придумывания этих сновидений мог только человек, достаточно хорошо знающий ребенка, чтобы положиться на его правдивость. (Тем не менее и в этом случае они остались бы вызовом нашему пониманию). В данном случае отец был убежден в достоверности снов, и у меня нет оснований сомневаться в этом. Я был лично знаком с девчушкой, но не мог спросить ее про сновидения, так как тогда подарок еще не был вручен. Жила она за границей, а через год после того Рождества умерла от инфекционной болезни.

Ее сны явно необычны. Главная идея каждого из них явно несет философскую нагрузку. Первый, например, говорит о злом монстре, убивающем других зверей, однако Господь вновь дарует им жизнь посредством божественного Апокатастасиса или возрождения. В западном обществе эта идея известна благодаря христианской традиции. Ее можно найти в Деяниях Апостолов (3,21): "…Христа, которого небо должно было принять до времен совершения (Слово "совершение" употреблено здесь в значении "преображать, доводя до совершенства" (Прим. ред).) всего…" Древнегреческие отцы Церкви (в частности, Диоген) особенно настаивали на идее того, что, когда наступит конец времен, всякая вещь будет восстановлена Спасителем в своем первозданном и совершенном виде. Однако согласно Евангелию от Матфея (17, 11) существовало древнееврейское предание об Илии, о котором сказано, что он "должен придти прежде и устроить все". Первое послание к Коринфянам (15, 22) так излагает ту же идею: "Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут".

Можно было бы предположить, что ребенку подобные мысли были навеяны катехизисом. Однако религиозная подготовка девочки была весьма слабой. Ее родители называли себя протестантами, но с Библией были знакомы лишь понаслышке. Особенно маловероятно, что девочке объясняли глубочайшую идею Апокатастасиса. Определенно, ее отец никогда и сам не слышал об этом легендарном образе. Девять из двенадцати снов развивают тему разрушения и восстановления. И ни один из них не несет следов знакомства с христианской традицией. Наоборот, они ближе к первобытным мифам. Связь с ними подтверждается появлением другой темы — "космогонического мифа" (о сотворении мира и человека) в четвертом и пятом сновидениях. Эта связь прослеживается и в Первом послании к Коринфянам (15, 22), только что процитированном, где Адам и Христос (смерть и воскресение) соединены вместе.

Общая идея о Христе-Спасителе относится к всемирной и дохристианской теме героя-избавителя, который, будучи съеден чудовищем, появляется чудесным образом опять, победив проглотившее его чудище. Когда и где появилась эта идея, никто не знает. Мы даже не знаем, как подступиться к этой проблеме. Очевидно одно; каждое поколение, судя по всему, воспринимает эту тему как предание, дошедшее от прадедов. Таким образом, мы смело можем предположить, что "начало" было заложено в те времена, когда человек не осознавал, что у него есть миф о герое, — то есть тогда, когда он еще не мог сознательно размышлять о том, что произносит вслух. Фигура героя — это архетип, существующий с незапамятных времен. Появление архетипов у детей имеет особенно важное значение, поскольку в этих случаях, как правило, больше уверенности в отсутствии прямого доступа ребенка к той или иной теме. В данном случае семья девочки была лишь поверхностно знакома с христианской традицией. Христианские мотивы можно, конечно, представить идеями о Боге, ангелах, Небесах, Преисподней и силах зла. Но манера, в которой они преподнесены у девочки, указывает на абсолютно не христианское их происхождение.

Возьмем первый сон о Боге, предстающем в облике четырех божеств, приходящих из "четырех углов". Что это за углы? Ведь сон не упоминает ни о какой комнате. Да комната и не вписалась бы в картину по всей видимости космического масштаба с участием самого Вседержителя. Четверичность сама по себе довольно странна как идея, хотя и играет большую роль во многих религиях и философских системах. У христиан ее превосходит понятие Троицы, известное, надо признать, той девчушке. Но много ли сегодня найдется таких обычных бюргерских семей, в которых слышали хоть что-то о божественной четверичности? Эта идея была одно время довольно известна среди средневековых адептов алхимии. Однако уже в начале XVIII века она сошла на нет и по меньшей мере два столетия находилась в полнейшем забвении. Откуда в таком случае могла подобрать ее девочка? Из видения Иезекииля? Но в христианстве не тождественны Бог и херувим.

Тот же вопрос можно было бы задать и по поводу рогатого змея. Да, в Библии упоминаются многие звери с рогами — в Книге Откровений, например. Однако все они, судя по всему, четвероноги, хотя их повелителем является дракон, что по-гречески (Drakon) также означает змею. В работах алхимиков XVI века встречается рогатый змей, называемый quadricornutus serpens (четырехрогий змей). Он символизирует планету Меркурий и противопоставляется христианской Троице. Но это весьма шаткое свидетельство. Насколько мне удалось проверить, лишь один автор упоминает об этом, и девочка никак не могла его прочесть.

Во втором сне появляется явно не христианская идея — общепринятые ценности, перевернутые с ног на голову: языческие пляски в раю и благодеяния ангелов в аду. Эта символика предполагает относительность моральных ценностей. Как ребенок мог подступиться к такой революционной мысли, достойной гения Ницше?

Эти вопросы заставляют задать еще один: в чем компенсаторное значение этих снов? Ведь девочка несомненно придавала им значение, раз подарила отцу на Рождество. Если бы такие сны приснились какому-нибудь первобытному шаману, то было бы логично предположить, что это вариации размышлений о смерти, возрождении или восстановлении, о происхождении мира, создании человека и относительности ценностей. Однако пытаться истолковать их с позиций личного опыта было бы безнадежно трудным делом. Бесспорно, эти сны передают "коллективные образы", сходные отчасти с тем, чему обучали юношей в первобытных племенах перед их посвящением в мужчины. Тогда им говорили о боге или божествах, или о животном — "основателе племени", о том, как они создали мир и человека, а также о конце мира и значении смерти. Практикуются ли у нас, христиан, аналогичные поучения молодых? В годы юности — да. Но многие люди опять начинают размышлять о подобных вещах в старости, незадолго до смерти.

Получилось так, что та девочка находилась одновременно в двух указанных ситуациях: она приближалась к половой зрелости и… к концу своей жизни. В символике ее сновидений почти ничто не указывало на приближение нормальной взрослой жизни, но было предостаточно намеков на разрушение и восстановление. Когда я впервые прочел их, меня охватило жуткое ощущение несчастья. Ведь эти символы указывали на совершенно особый характер компенсирования, которого никак нельзя было ожидать у девочки такого возраста.