Алисса Муссо-Нова - Я тебя сделаю!

Улыбнулась всем лицом, озорно засмеялась, топнула и рявкнула:

— НЕ ПРЕПЯТСТВУЮ!!!!

Многоголосое эхо отвечало ей из всех уголков природы…

И затряслась Старина… И загуляло беспрепятственное эхо по всем закоулкам Шехерезадиной старины, плодя все новые и новые ритмы…

Тут уж и виночерпий не растерялся, — ритмы оные отлавливал, да в коньячок окунал. Вот так, всего за 27 минут набрал он полную корзинку Алкоритмов, рюкзак ими набил, да и к югу потянулся, к большой воде…

— «Возьми меня к реке, положи меня в воду!» — привычно-нетрезво вопили Алкоритмы.

— Будет, будет вам и возьмилка, и река с водой, и Ахтуба с Ашулуком! — ехидно посмеивался виночерпий, потрясая рюкзаком.

А старина все тряслась и тряслась…

— Вот торкнуло-то, — подумала Шехерезада, — как будто Лисси из своего розового танка долбанула, сразу из всех трех башен! Пусть это будет — к деньгам! Пусть все живут широко — не по средствам! Непосредственно то есть!

И стало так! И это было хорошо! Время от времени непосредственный народец оглядывал друг дружку и делал убийственно точный вывод:

— Да ты, брат, не по средствам живешь!

Отчего брат совал руки глубоко в карманы, опускал очи долу и с притворно виноватым видом копал носочком песочек, накручивая в это время в кармане денежный генератор (почему в кармане — потому что car-money — специальное место для денежной машины) и бормотал денежную мантру (на всякий случай):

— Посредством по средствам непосредственно по средам посреди посредствености…

И мир материальный раздувался до небес… Это народное состояние достояния грозило затянуться. И тогда самый догадливый (угадайте, кто!) решил народ взбодрить! Он подошел к некопаной еще земле, где росла буйная трава. Выжав из мозгов все свои знания по ботанике, он понял, что трава исключительно двух видов — чабрец и бодрец.

— ТАК! — воскликнул новоиспеченный ботаник. — Разрешаю ЧУДО!

— Ура, — радостно завопило ЧУДО, выпрыгивая из травы-бодреца, — меня наконец-то разрешили!

— Ну, раз Чудо разрешилось — беру его себе! — скумекала ободренная Шехерезада и, цапнув Чудо за микитки, упрятала в Короб. Там уже просматривался небольшой особнячок, да с флигельком, да гаражик просторный образовался вроде бы как сам собой…

А ботаник разгулялся не на шутку: «Кому бы еще чего заоксюморонить? Все и так уже излишне бодрые, некому желание удовлетворить».

Но что-то суетное обеспокоило его. Это что-то оказалось стариком Хоттябычем.

Хоттябыч ползал на коленках по краю поля, рвал бодрец-траву.

— Эй, ты чего? — окликнул его ботаник.

— Оголодал, вот, на подножный корм перешел, — обиженно зашмыгал носом Хоттябыч. — Хоття б травы-бодреца с утреца пожевать.

— А-а, оголодал. Дык ты чабрец жуй, он раз в пять калорийней. И это, руки в чистотеле помой сначала, а то на тебя имодиума не напасешься потом.

Старик Хоттябыч учетверенькал в чистотел. Ботаник тем временем размышлял: «Голодный, значит есть хочет. Хочет. Желает. Можно исполнить желание. Накормить его надо. А чем? Обижен. А вот обидой его собственной и накормлю. А то совсем дошел старикан, уже нормально не ходит, эк его обида в дугу согнула. А надо, чтоб — нивдугу!» И ботаник завернул обиду в виде пиццы.

Прискакал старик Хоттябыч с чистотелыми руками. При виде пиццы издал радостное ржание:

— Можно?

— Ешь.

— Глык, — пицца исчезла.

— Хорошо! — прокомментировал Хоттябыч. Через несколько минут его глаза осоловели. Он посмотрел на ботаника:

— Ты кто?

— Слышь, Хоттябыч, — возмутился ботаник, — вот сколько лет тебя знаю, все хотел спросить, почему у тебя память такая короткая? Склероз или стукнулся головой, или чего?

— Не, не склероз это. Это старая история. Когда я был молодым, мне повстречалась добрая волшебница, которая предложила мне на выбор хорошую память на всю жизнь или большой… не помню что, но что-то большое… Я уже даже и не помню, что я тогда выбрал…

— А, ну если волшебница, тогда ладно, — успокоился ботаник. — Слышь,

старый, а чего ж ты не сеешь разумное, доброе, вечное? Уже пора…

— Коноплю, что ли? Да не, сейчас не сезон, — мудро заметил старец. — Не сезон.

Вдали разухабисто запел Вилли Токарев: «Я наверно сяду в танк и возьму тараном банк, чтоб решить финансовый вопрос…»

— Так, — подумал ботаник, — Лисси к подвигу готовится, Песни Силы разучивает. Пора трансформироваться с поля. А то не разглядит меня, траками подавит, чё она там через дуло-то видит?

Ботаник исчез с поля незаметно для старика Хоттябыча. А тот продолжал делиться ботаническими познаниями о конопле. Папироска смачно потрескивала у него в руке…

По краю дороги, у роскошного кирпичного дома, из окон которого раздавался звонкий голос Шехерезады, расхаживал в обнимку с неизвестно откуда взявшимся глазастым страусом умиротворенный Кентавр (бывший еще так недавно конным адмиралом) и любовался Вселенной, напевая под нос незатейливую песенку про зеленый лес и приветливый дом и уютный камин и кусты красной смородины у восточной стены…

… Настало утро, и Шехерезада как всегда прекратила дозволенные речи. Она продолжала что-то повествовать, пользуясь языком жестов и негромко мыча, но этого языка Падишах не понимал и не любил, поэтому он плюнул с досады и отправился на покой.

«Ну, Шехерезада, погоди!», — подумал Падишах напоследок и заснул крепким сном без всяких сновидений.

Под расшитым шелковым пологом Шехерезада, ждущая уже который раз, стукнула кулаком по коленке: «Опять погоди! Сколько годить-то можно!!!»

Она выбралась из-под одеяла, накинула темное покрывало и растворилась в коридорах дворца.

…Запыхавшись и воровато оглядываясь, она подкралась к занавешенному коврами потайному входу в запретную комнату и быстро провернула украденный у Падишаха ключик в загодя смазанном, чтобы не заскрипел, замке. Второй ключ подошел к раззолоченному сундуку, от которого в темный угол тянулись какие-то провода… И вот уже призрачно засветился экран, и утонченные совершенной формы пальчики запорхали по клавиатуре. Код… пароль… «Шехерезада вызывает Муссу… Мусса, ответь Шехерезаде… Срочно… необходимо скачать сборник свежих сказок… Падишах на грани… сказки кончаются… того гляди, помрет… но перед смертью так проклянет, что всю следующую жизнь придется кошкой… или лиссой о девяти хвостах… а то и лягушкой фрогобоязненной… Лучше скорее сказочки давай… И былины о подвигах…»

В тот момент, когда Шехерезада соединилась с Интернетом и вошла в Форум, сзади послышалось странное сипение и хриплый голос произнес: «Убери руки с клавы». Шехерезада вздрогнула, но успела, нажав Enter, отправить запрос. «Руки!», — заорал незнакомец. Шехерезада обернулась и оцепенела. И было от чего!

В камзоле, расшитом камнями, в белоснежном парике и весь в кружевах и бантах, за ее спиной стоял Сальери! Его лицо было искажено яростью, он шипел:

«Убери руки с клавиатуры! И вообще отойди от инструмента!»

Шехерезада почувствовала недоброе и огляделась… Так и есть — опять ошибочка вышла!

Она в темноте перепутала двери: вместо компьютерной оказалась в пианинной! И пытается набрать текст на клавиатуре дворцового рояля!

Руки ее от волнения путались в табличках, стопкой висящих на шее (говорить ей от рассвета до заката запрещено было, поэтому для того, чтобы как-то объясниться с народом, носила Шехерезада на шее связку табличек на все случаи жизни). «Любимая жена». - не то! «Не погожу!» — опять не то! «Ключ стащила не я и вообще, какое-такое машинное масло!?» — черт, опять не то! А, вот, наконец-то! Найдя табличку «Не Моцарт!», Шехерезада нацепила ее поверх остальных и облегченно вздохнула.

Покопавшись в складках камзола, трясущимися от гнева руками Сальери выудил лорнет и, приладив его на кончик носа, разглядывал табличку, и лицо его светлело, а злость улетучивалась. Закончив чтение, он уже широко улыбался:

«Не Моцарт! А как по клаве бодро шпарите! А кто же вы, небесное дитя? Нешто — баба??? Вот удача-то!» И, плото-ягодно улыбаясь, Сальери раскинул руки и пошел на Шехерезаду.

Однако Шехерезада уже справилась с нервным потрясением, вызванным неожиданным появлением Сальери и, решив, что запрет на разговоры в таком экстренном случае не действует, громко закричала: «Караул! Грабят!»

Сальери оторопел: «Кого я пытался ограбить и что украсть?»

«Честь мою, — гордо ответила Шехерезада и приказала вбежавшей страже: — В темницу его».

Сальери даже не пытался сопротивляться, понимая, что будет еще хуже, однако прохрипел, что требует адвоката. Стражники пообещали, что адвоката позовут при первой возможности и, стукнув для порядка Сальери секирой по голове, повели его в темницу.