Ольга Маховская - Женщина может все. Байки психологинь

– Мотивация! В школу-то ходить не хотелось, а зарабатывать хочется...

– Оказалось, что и у меня характерный голос. Некоторые тащатся!

– Интересно, я думала, только у радиоведущих такая способность читать голоса...

– Ну, в общем, у нас похожие специальности. И зарплаты. К сожалению.

Поколение высоких материальных стремлений.

Я не могла поверить, что со мной разговаривает 17-летняя девушка. Тембр и интонации голоса были взрослыми, рассуждения – взвешенными, как будто прожиты и выверены годами. Любопытно было бы познакомиться с этой профессионалкой. Но пришлось предупредить:

– Скорее всего, нам придется переформулировать то, как вы ставите проблему. Если вам это интересно, приезжайте.

Она согласилась, и мы встретились.

Света была чудо как хороша и сексапильна. Было ли это результатом ее профессионализации или природа так одарила девицу, затрудняюсь сказать. Большие голубые глаза, огромные розовые губы, длинные, натуральный блонд, волосы, крутые бедра – и к этому всему интересный такой, немаленький бюст. Ничего себе розанчик! Она вся излучала сексуальные флюиды, так что нельзя было смотреть, не жмурясь и не отводя взгляд в сторону.

Итак, от матери она с головой ушла в секс по телефону.

– Работу я свою люблю, – как будто она работала учительницей младших классов. – Но скоро уйду оттуда. Достигла потолка. Я хочу быть психологом, как вы.

Фу ты, ну ты! Кто-то ей сказал, что я работаю «грамотно и не подсаживаю клиентов», то есть не ставлю их от себя в зависимость, чтобы качать деньги. О, она хорошо понимала, в чем соль отношений с клиентом! Но тогда я сдрейфила. Мой путь в психологию был прост до постыдного – золотая медаль в школе, красный диплом в университете, быстро и с блеском защищенная диссертация, а потом куча международных наград. Но! В свои 17 я еще и не целовалась! Черт, при всем своем интеллекте я бы так не смогла!

И наш первый очный разговор показался мне исключительно тяжелым. Я никак не могла воссоздать целостную картину жизни Светы и ее ближайшего окружения. От растерянности впала в назидательность – передо мной сидел ребенок, с которым не разговаривал-то никто по-людски, и меня понесло поучить ее уму разуму. Думаю, я просто боялась узнать правду, чувствуя, что она ужасна, а этот разговор только начало истории, похожей на череду пыток. Против правил, я не могла говорить со Светой на «вы» и не могла сказать ей «нет».

– Понимаешь, Света, в психологи идут две группы людей: одна большая, вторая маленькая. Маленькая – это люди с высокой психологической устойчивостью, они и сами не пропадут, и другим не дадут. А большая – это все остальные, с хроническими внутренними трудностями. Они идут в профессию в надежде подлечиться, справиться с собой, с близкими, с руководством. У тебя какой случай?

– Надеюсь, первый. Мне кажется, я единственный здоровый человек в семье.

– И этот единственный здоровый человек зарабатывает деньги сексом по телефону?! Будем лечиться пожизненно...

– Да, я чувствую, что это не совсем здорово. Но привыкаешь. И потом, это приносит доход. Никакое другое занятие не приносит достаточно денег, чтобы содержать себя и квартиру.

Она была права: попробуйте устроить своего ребенка на подработки, чтобы его не кинули с зарплатой, не унизили или не заставили работать сверхурочно.

– Секс по телефону – это суррогат секса, а значит, и проституции. Ты исполняешь заветные интимные желания незнакомого мужчины за деньги.

– Но я же с ними не трахаюсь! – Она требовала уважения к себе и своей работе. Как какая-нибудь немецкая проститутка. У нас правозащитное движение точно выйдет на свет скорее из борделей, чем из шахт, потому что уровень самооценки у проститутки в России выше, чем у шахтера.

– Вопрос не в этом. Вопрос в том, сможешь ли ты выстраивать полноценные отношения с любимым человеком после такого опыта насилия? Насилия над собой, над своими желаниями.

– Это точно, – задумалась Света. – Я не могу встречаться с мальчишками. Я вижу, как рентген, что у них в голове, и я точно знаю, что из каждого из них я сделаю за одну минуту. Одним голосом. Но что поделаешь? За все надо платить. Конечно, хочется любви, нежных, а не биологических отношений.

– А у тебя с мамой были теплые отношения?

– В том-то и дело, что нет! Она человек суровый. С собаками нельзя расслабляться – иначе загрызут.

– Похоже, ты быстро нашла себе сходную среду – вольер с возбужденными мужиками. Расслабишься – потеряешь клиента.

– Мне кажется, мужчина вообще не способен любить. Мне теперь трудно представить, что он хочет не вульгарного, примитивного секса, а чего-то человеческого.

– Ну, секс тоже часть человеческой жизни...

– А есть ли просто любовь? – она по-детски вернула меня на землю.

– Есть, девочка. Но тебе не любви хочется, тебе хочется заботы. Так, чтобы как теплым одеялом кто-то прикрывал от всех невзгод. И ты ее обязательно получишь, но для этого придется поменять работу. Иначе любовь мимо пройдет. Каждый день на тебе по двадцать раз ставят клеймо и внушают, что ты только сексуальный объект.

– Я обязательно поменяю, вот только выучусь, как вы, на психолога.

Это звучало убийственно, примерно как «Возьмите меня к себе, в этот умный, тонкий, красивый мир!»

– Ну и чего же ты хочешь от матери? Может, депутат – ее шанс? Женщине сорок пять, ей тоже нужна поддержка, как и тебе. Ей-то он ничего не сделал плохого?

– В том-то и дело, что она тратит время напрасно. Депутат младше ее на восемь лет. Да и есть у нее уже молодой любовник...

Девочка все больше и больше меня озадачивала, с каждым пассажем картина менялась и утяжелялась. Расползалась, как плохо пропеченный пирог.

Так у матери был любовник!

– А сколько ему лет?

– Уже 21 год. Но теперь они не поженятся.

– А они собирались жениться?

– Гена очень хотел. Мать ломалась.

– И что?

– Он ее порезал. Семь ножевых ранений.

И вот что выходило: вначале этот малый с именем крокодила Гены ухаживал за Светой, с собаками ей помогал, но когда та ушла, он остался у Светиной матери, продолжал помогать выгуливать свору. Аня, мать Светы, ему даже платила немного вначале, но потом перевела в разряд любовников, из экономии и от женской гордости – не платить же мужику за то, что ты же с ним и спишь? Гена ушел из родительской семьи, где ему тоже было тесно и несладко, объявив, что женится на Ане, фактически поставив крест на отношениях с родственниками, и, действительно, только и делал, что ныл про женитьбу, раздражая Аню. Наверное, женитьба на бизнесе казалась оболтусу вершиной карьеры – сразу получаешь, как взрослый, и жену, и квартиру, и бизнес, и красавицу дочку в придачу.

Аня и слышать не хотела про замужество с юношей. Во-первых, она серьезно рассчитывала выйти замуж за интересного мужчину, который, конечно, может быть младше ее, но не на 24 же года, надо же совесть иметь! Во-вторых, она не собиралась делиться своим бизнесом ни с кем: ни с дочкой, подозревая, что та только и мечтает, чтобы кусок отхватить; ни с желторотым помощником, с ним-то с какой стати? Она вообще считала, что нужно у него из жалованья вычитать плату за квартиру и сексуальные услуги. Короче, они не просто ссорились, а дрались. Их отношения были предельно страстными.

Но и это еще не все! В тот момент, когда Света пришла ко мне впервые, Аня лежала в клинике не с какими-то сердечными или прочими возрастными болезнями, а с ножевыми ранениями! Юноша Гена пырнул ее несколько раз, когда она отказалась выдать ему карманных денег.

– Мать могла его довести до бешенства специально, инстинктивно, как она это делает с собаками: злит, чтобы те не теряли форму.

Но результат был плачевный. С зашитой брюшиной она лежала в одной из лучших клиник Москвы, потихоньку шла на поправку и готовилась к суду, чтобы упечь своего обидчика «хотя бы на два года».

– Лучше всего, – сказала Света, – если бы она вернулась домой, продала половину собак, с которыми ей теперь не справиться, и позволила бы за собой ухаживать. Нужно как-то уже к пенсии готовиться. Дом в порядок привести, на отдых поездить.

– Родители редко принимают варианты, которые им предлагают дети. Во-первых, всегда страшна зависимость от детей. Это воспринимается как слабость. А стареющие люди боятся больше всего слабеть. Во-вторых, с годами люди все больше хватаются за свои привычки, держатся за них мертвой хваткой. Ты ей предлагаешь жизнь, которая кажется тебе лучше, достойней, легче, а ей кажется, что ты хочешь отнять у нее самое дорогое.

– Значит, у меня нет никаких шансов улучшить отношения с матерью?

– Почему же? Шансы есть. Ты сделала смелый шаг – вырвалась на свободу, заплатив за это высокую цену. Если честно, то я считаю, что свобода того стоит. Но свобода нужна, чтобы нормально жить. У тебя есть пока весьма приблизительное представление о нормальной жизни. Ты никогда нормальной жизнью не жила. И вопрос сейчас стоит так: есть ли у тебя свой собственный шанс? Отношения с матерью уже не могут быть ключевыми. Это твое прошлое. Как только ты достойно и надежно дистанцируешься от матери, тебе станет легче и спокойней о ней думать.