Нильс Кристи - По ту сторону одиночества

Было бы ей там лучше? Очень вероятно, что да. Не обязательно благодаря учителям, а благодаря другим глухонемым детям, которые, вероятно, тоже считаются умственно отсталыми. Они находятся вместе, разделяют одну судьбу и делают то, что делают все люди, если им предоставлена для этого возможность; они создают альтернативы. Каждый человек стремится объясниться. Если кто-то лишен обычных средств коммуникации, он создает необычные. Глухие дети создают язык знаков, язык, основанный на положении и движениях пальцев, рук, губ и тела. Благодаря пребыванию вместе дети преодолевают ущербность, выпавшую на их долю.

Но на такое решение проблемы обрушиваются те, кто выступают за общественную интеграцию. Они утверждают, что нужно помочь лишенным слуха выйти из этого изолированного состояния. И если одной помощи недостаточно, надо их вынудить. Это происходит, когда распускают социальные учреждения для подготовки глухонемых, препятствуют применению языка знаков и глухонемых обучают индивидуально читать с губ и говорить.

Так противостоят друг другу два взгляда. Один рассматривает лишенных слуха как представителей культурного меньшинства, имеющего собственный язык и поэтому - как все культурные меньшинства - зависящих друг от друга. Другой рассматривает глухоту как тяжелый недуг, который необходимо преодолеть. Чтобы этого достичь, необходимо искоренить культуру и язык глухих и силой направить несчастных в русло нормальной жизни.

Спор между этими двумя точками зрения разгорелся особенно ожесточенно на рубеже столетий, а именно в США. Главным представителем мнения, что глухие относятся к культурному меньшинству и должны быть поддержаны в этом, был француз Лоран Клер. Он сам был глух ы прибыл из знаменитого национального института глухих в Париже, учреждения, основанного, на использовании языка знаков. Для Клера путь из его родной деревни в этот институт был дорогой из трущобы, "в которой понятия скользили по серым стенам, как тени, таинственно и беспокояще. Я вышел на ясный дневной свет подлинной коммуникации, в которой я понимал каждый довод, как только он выражался."

Но противник Клера был сильнее. Это был человек, который мог слышать, у которого был чудесный голос и острый ум: Александр Грахам Белл, изобретатель телефона. Его интерес к лишенным слуха людям не был следствием его изобретения; скорее, наоборот: изобретение телефона полностью соответствует ожесточенной борьбе Белла с языком знаков. Лане так описывает это:

"Клер и Белл были противниками не только в главном своем стремлении, которому оба посвятили свою жизнь, и в его историческом значении, но практически и в любом другом отношении. Клер видел в различии людей силу, Белл, напротив, слабость и опасность. То, что Клер считал отличием, Белл рассматривал как отклонения. Один рассматривал нетипичных людей как социальный феномен, другой как, медицинский. Для Клера глухота представляла собой прежде всего социальную ущербность; по его мнению, главная проблема лишенных слуха состояла в мире слышащих, в котором они составляли меньшинство; он надеялся на тот день, когда те, кто имеют слух, проявят добрую волю и' решат проблему таким образом, что признают культуру и язык лишенных слуха. Для Белла, наоборот, глухота являлась физическим дефектом, который, если он неизлечим, может быть уменьшен тем, что исчезнут его признаки. Люди со слухом, имеющие добрые намерения, помогли бы при этом глухим отказаться от собственного языка и культуры и считаться слышащими в мире слышащих. В своей речи во время конференции преподавателей языка Белл сказал однажды про глухих детей: "Мы должны были бы сами попытаться забыть, что они глухи, и мы должны были бы научить их забыть, что они глухи."

В то время, как для Клера первостепенной целью воспитания была самореализация, для Белла это была интеграция в общество людей, которые слышат:

"Я признаю, что глухонемой ребенок без труда овладеет языком знаков и что этот язык замечательно подходит для тренировки его ума, но в конце концов это не язык миллионов людей, среди которых ему предстоит жить." Клер, напротив, предпочитал нанимать глухонемых учителей в школы глухонемых, поскольку они могли быть образцом для детей, а также из-за их старательности и ради их собственной самореализации. Белл отвергал это, потому что глухонемые учителя были для него препятствием на пути к интеграции. Клер видел в сообществе тех, кто использует язык знаков, языковое меньшинство данной страны, и лингвистическая наука последних десятилетий подтверждает его правоту, потому что она открыла много связей между американским языком и очевидно универсальными свойствами человеческого языка. Белл же причислял глухих к инвалидам, к которым он относил также слепых и умственно отсталых. Клер видел смысл в любой форме объединения глухих, например, в браках, чтобы партнеры подходили друг к другу, в школах, чтобы дети учились друг у друга, во встречах любого типа, усиливающих общие и совместные социальные-действия. Белл видел в браках между глухими зло, также, как и в предназначенных для глухих интернатах или социальных организациях.

Для Клера, который сам был иммигрантом и владел несколькими языками, двуязычие было достойной достижения целью как для глухих, так и для слышащих людей. По его мнению, каждый глухой должен был учиться писать, по крайней мере важнейшее на языке данной страны, и в особенности образованные люди среди глухих, руководство сообщества, не имеющего устной речи, должны были даже овладеть языком большинства; он сам это сделал. Белл напротив, отдавал предпочтение одноязычию всех американцев. Он сказал однажды, выступая перед Национальной Образовательной Ассоциацией: "Наше население пополняется представителями всех стран мира, к отсюда для государства возникает новая опасность. Для сохранения национального единства важно, чтобы люди этой страны говорили на одном языке."

Превосходство языка было для Белла неоспоримо. Лане пишет, как однажды реагировал Белл, когда на повестку дня конференции ректоров в Миннесоте был поставлен вопрос: "Что означает язык для глухих?" Белл был совершенно сбит с толку. "Я удивлен; я глубоко задет. Поставить под сомнение значение языка? Это все равно, что поставить под сомнение ценность жизни!"

Дилемма интеграции в общество редко становилась так .наглядна, как в истории с глухонемыми. Белл вскоре очень хорошо понял, что ни один другой язык не является для них более кодходящим, чем язык знаков. Но это не могло быть мнением всех, потому что главная цель образования глухонемых состояла в том, чтобы сделать их способными жить, слышать и говорить в мире людей." Это в точности соответствует тому, что говорят другие сторонники интеграции: главной целью является приспособление к жизни в нормальной среде. И это справедливо, ибо "что хорошо для меня, то должно быть хорошо для всех".

Последние слова книги Лане: "И наступила тишина". Наконец-то исполнилось желание Белла. Те, кто появился на свет без способности слышать, потеряли свой язык.

В то время, как я писал это в Норвегии, среди глухих в США произошла революция. Я узнал об этом лишь тогда, когда предлагаемая книга была почти готова, а именно благодаря статье Оливера Сакса (1988).

В революции, которую он описывает, идет речь о своего рода борьбе за свободу. Местом действия был Галладет, единственная высшая Духовнонаучная школа для глухих в США. Ее традиции восходят к Клеру и к зарождению языка знаков, и все же именно эта система коммуникации долгое время была там под запретом. Вдруг произошел переворот; язык знаков вновь был узаконен и пережил возрождение во всех университетских сферах, кроме управления и попечительства. Таким образом, Галладет должен был получить нового президента. Было выставлено шесть кандидатов; трое из них были глухие. Три тысячи человек, доценты и студенты, собрались и выразили желание, чтобы президентом стал глухой. Но попечительский совет не принял это во внимание и выбрал другого кандидата. Последовала неделя ожесточенных акций протеста. Вновь избранный президент проявил суровость. Но к протесту примкнули глухие по всему США; давление было необыкновенно большим; президент сдался и на этот раз перенес свое поражение сдержанно; его пост принял глухой. Но уже сама кампания имела значение.

Сакс следующим образом цитирует одного из участников:

"Я родом из семьи, в которой все слышат... Всю мою жизнь я ощущал на себе давление мира слышащих: "Ты не можешь делать того-то, ты не можешь делать этого. Но теперь давление исчезло. Я чувствую себя вдруг свободным и полным жажды деятельности. Клеймо "глухонемой" наконец-то уничтожено.

Кампания была направлена против фальшивого опекунства, которое, по мнению глухих, может быть каким угодно, только не благотворным, так как основано на сострадании и снисходительности и содержит невысказанный приговор, что глухие не только больны, но и некомпетентны. Поэтому протест был направлен в особенности против некоторых врачей, ввязавшихся в это неприятное дело с Галладетом, которые были явно склонны рассматривать глухих как людей с дефектными ушами, а не как особый народ, привыкший к иному функционированию органов чувств."