Торкель Клингберг - Перегруженный мозг. Информационный поток и пределы рабочей памяти

Наши повседневные наркотики

Идея усовершенствовать мозг с помощью искусственных средств, разумеется, очень заманчива, но не нова. Обновляются только субстанции. Кофеин — вещество, которое по своему воздействию мало чем отличается от амфетамина. Однако мы пьем кофе на протяжении нескольких столетий. Кофеин помогает нам справиться с усталостью, побороть сонливость и на несколько часов продлить работоспособность. Но мы к нему привыкли. Возникают ли при этом у нас моральные дилеммы? Придет ли нам в голову обвинить нашего начальника в том, что он заставляет нас пить кофе? Влияет ли кофе на нашу личность?

Я, конечно, утрирую. Но ведь не секрет, что препараты, предназначенные для лечения болезней и нарушений, применяются здоровыми людьми. Это уже сложившаяся практика. Примером тому служат эстрогены. Общеизвестно, что в женском организме в процессе старения значительно снижается уровень эстрогенов. Схожие возрастные изменения происходят и в мозге, что вполне нормально. Например, концентрация дофаминных рецепторов неуклонно снижается после 25 лет[143]. За десять лет — на 8 процентов. Эта потеря — одна из возможных причин постепенного ухудшения функций рабочей памяти, и этот процесс неизбежно сопутствует старости. А риталин как раз влияет на выработку дофамина. Если мы разрешаем замещение эстрогена, почему бы нам тогда не разрешить замещение дофамина? Думаю, лет через 15 люди среднего возраста начнут принимать коктейль из веществ, которые будут противодействовать естественным процессам мозга, в частности, снижению его активности, точно так же, как сегодня женщины принимают эстрогены.

Авторы статьи отмечают и другие негативные тенденции, которые уже стали реальностью. Наше беспечное применение наркотических средств постепенно приведет нас к привыканию. Нам понадобятся новые препараты и новые технологии. И так до бесконечности. Но насколько действенны будут новые препараты и не вызовут ли они побочные эффекты в долгосрочной или краткосрочной перспективе? И вопрос этот вовсе не праздный, а самый что ни на есть актуальный, и находится он не в этической плоскости, а в практической.

Лично я охотно бы выпил какой-нибудь коктейль, активирующий мозг, если бы точно знал, что он не обладает никакими побочными эффектами.

Например, пилюли, которые активизируют рабочую память, одновременно снижая уровень креативности, возможно, помогут тем, кто страдает синдромом дефицита внимания и концентрации. Но как они повлияют на всех остальных? Если «пилюли счастья» улучшают настроение, но мы теряем способность влюбляться, то, наверное, наше общество станет более благополучным и успешным, но жить в нем будет скучнее. Для всех, кто читал антиутопию Олдоса Хаксли, это ясно как божий день. Но разве мы владеем методикой, которая поможет нам изучить воздействие нового поколения препаратов на творчество или влюбленность? Тем более что фармакологические компании этого делать вовсе не намерены.

То, что лекарства могут оказывать побочные действия и отрицательно сказываться на творчестве и влюбленности, экспериментально не установлено, но примеры взяты не из воздуха. В статье Джеффри Заслоу «Что было бы, если бы Эйнштейн принимал риталин?» приводятся забавные рассказы взрослых, которые считают, что риталин негативно влияет на их ассоциативное мышление и творческие способности, и детей, которые признаются, что лекарства притупляют у них чувство юмора[144].

Нейропсихолог и писатель Оливер Сакс в своей книге «Человек, который принял свою жену за шляпу» описывает случай из врачебной практики[145]. Пациент почувствовал себя лучше, когда стал принимать средства, воздействующие на дофаминную систему, но в то же время утратил чувство юмора и стал хуже играть на ударных инструментах. Поэтому он решил принимать лекарство только по будням, чтобы справляться с работой, а по выходным обходиться без лекарств и отрываться на ударных со своим джазбандом. Что касается влюбленности, то она, скорее всего, связана с серотонинной системой, с той системой, на которую воздействуют так называемые «пилюли счастья» — прозак и золофт[146].

С моей точки зрения, более надежный путь — развивать способности путем тренировок, но я, конечно, пристрастен в этом вопросе, поскольку лично я и мои коллеги изучаем именно влияние тренировок на мозг. На мой взгляд, лучше делать ставку на интеллектуальную профилактику и умственную гимнастику, чем наблюдать, как половина населения постоянно глотает таблетки. Почему бы не включить тренировку мозга в школьную и университетскую программу по развитию внимания и рабочей памяти?

Не исключено, что нам удастся добиться от фирм, выпускающих компьютерные игры, обозначать на упаковке требования к рабочей памяти. И мы будем выбирать себе интеллектуальную пищу так же придирчиво, как сегодня покупаем хлопья к завтраку. Ведь мы уже привыкли к тому, что на продуктах питания указан гликемический индекс. Так что в будущем мы привыкнем и к тому, что производители компьютерных игр будут указывать количество времени и объемы памяти и внимания, которые нам понадобятся на их освоение.

Когда мы смотрим новости по телевизору и параллельно читаем бегущую строку в нижней части экрана, сообщающую о курсе акций, нам кажется, что наш мозг перегружен. Если мы пытаемся поглотить как можно больше информации, то рабочая память функционирует с максимальным напряжением. Некоторые зоны лобной и теменной долей нашего мозга ограничивают объемы информации, которую мы можем воспринять. Когда мы читаем какую-нибудь сложную статью в Интернете и в то же время стараемся не отвлекаться на рекламные ролики, попадающие в поле зрения, мы выполняем задачу на отвлечение, которая требует участия рабочей памяти. Когда нам понадобится «помощь» в программе Word, нам наверняка придется читать каждую инструкцию по много раз, поскольку наша рабочая память перегружена информацией.

Шквал информации, который обрушивается на нас, предъявляет новые требования к нашей рабочей памяти. Новые технологии постоянно меняют окружающий нас информационный пейзаж. С появлением мобильных технологий мы все чаще выполняем два дела одновременно. Я имею в виду, что мы говорим по мобильнику и при этом делаем что-то еще. Мы уже можем подключать переносные компьютеры к беспроводному Интернету на улицах и в магазинах. Автомобильные навигаторы все активнее внедряются в нашу повседневную жизнь, и я с нетерпением жду первых исследований о том, насколько они тормозят реакцию у водителей. Некоторые футуристические идеи, такие как, например, дисплеи, вмонтированные в очки, уже становятся реальностью. Сейчас, когда мы поглощаем все большее количество информации и нам приходится все чаще отвлекаться, нам кажется, что мы рассеянны и не способны сосредоточиться. Вспомним уже описанные ранее проблемы с синдромом дефицита внимания, возникающие у современных офисных служащих. Возникает порочный круг — внешняя среда предъявляет новые требования, а нам кажется, что наши интеллектуальные ресурсы на исходе. К счастью, нет ни одного исследования, которое доказало бы, что способность концентрироваться ухудшается, когда ситуация требует интенсивной умственной отдачи. Наоборот, многие факты свидетельствуют о том, что именно в ситуациях, когда мы максимально напрягаем наш интеллект, мы закаляемся. Одно из объяснений эффекта Флинна заключается как раз в том, что именно благодаря новым требованиям и новым критериям мы все лучше обрабатываем информацию и успешнее решаем повседневные и перспективные задачи.

А чувство, что мы не в состоянии сконцентрироваться, возникает потому, что новые требования превышают возможности нашей рабочей памяти, и мы начинаем испытывать дефицит внимания и сложности с концентрацией. Здесь действует тот же механизм, что и при СДВГ, когда нарушается равновесие, и наши способности не соответствуют требованиям. Если проанализировать повседневную ситуацию, типичную для каждого из нас, то мы убедимся в том, что не сами по себе объемы информации негативно влияют на наши способности. Просто меняется характер самих требований. Когда сегодня мы одновременно говорим по телефону и удаляем не представляющие ценности электронные письма, мы, может быть, делаем это на 10 процентов лучше, чем три года назад. Но с другой стороны, количество электронных писем в день возросло на 200 процентов. Таким образом, по нашим ощущениям, нам не хватает интеллектуальных ресурсов, хотя наши навыки при этом на самом деле совершенствуются. И в этом нет никакого противоречия.

И все же я вовсе не призываю безоговорочно смириться с тем, что нас захлестывает информационный поток, и уповать на то, что он способствует тренировке наших интеллектуальных способностей. Просто не следует забывать, что наши возможности обрабатывать информацию ограниченны. Когда требования завышены, то это приводит, в частности, к автомобильным авариям, причиной которых стали постоянные разговоры по мобильным телефонам.