Клаудио Наранхо - Революция, которую мы ждали

Если мы подумаем об экономике в её первоначальном значении, то есть экономике семьи, становится очевидным для каждого, что растущее рабство родителей по отношению к рынку (по мере того, как мир большинства беднеет и исчезает средний класс) отрицательно сказывается не только на качестве их жизни, но и их способности быть щедрыми в исполнении обязанностей материнства и отцовства.

Кроме того, дети фактически отданы на попечение институционализированного отцовства в виде школы, — это результат недостаточной доступности родителей для детей. Но что происходит со школой? А то, что она до такой степени служит производству и воспитанию в соответствии с установленными порядками, что даже уже забыла, что перестала обучать и что существует разница между «учить» и «воспитывать», что даже профсоюзы или те, кто выходят протестовать на улицы из-за отсутствия заботы государства о школе, не знают, чего просить у властей, кроме увеличения зарплат и обычных привилегий.

Очевидно, что сказанное об образовании в том числе относится к информации за пределами школы. Средства массовой информации не служат образованию, как предполагалось в годы создания радио и телевидения, и, очевидно, калечат сознание, так как используются для отвлечения, обмана, соглашательства и подчинения манипулируемой демократии, и это с лихвой превосходит их образовательный эффект; и как толстовский Иван Ильич ратовал за отмену школы, Джерри Мандер из США приводит красноречивые доводы за отмену телевидения. А почему? Опять же, потому, что экономическая власть завербовала средства массовой информации, поставив их на службу политике, действующей в интересах экономики и политиков коммерческой нации, заменившей нацию государства, продавая их, как продукт, благодаря своему имиджу, прежде всего в интересах компаний, которым принадлежит большинство СМИ.

Понятно, что всё это не что иное, как ухудшение самого старого негативного влияния экономики на человеческую жизнь, к чему привлекал внимание Маркс, только я лично не согласен с его материалистической интерпретацией приоритета средств производства над всем остальным, и думаю, что скорее это похоже на приоритет болезни над другими сторонами бытия, несмотря на её крайнюю серьёзность. Поэтому в мире преобладают как страсть к власти со стороны эксплуататоров, так и озабоченность выживанием со стороны эксплуатируемых, при этом ни одно из этих явлений не имеет чисто материального характера — бесспорно превалирует эмоциональный аспект, и всё это является результатом психосоциального расстройства, не менее глобального, чем экономика.

Если вдруг это абстрактное утверждение покажется поверхностным, его могут подкрепить несколько конкретных примеров. Так, например, адвокат времен Джейн Остин мог бы сказать, что изучение законов имеет меньше общего с духом справедливости, чем с защитой частной собственности, и хотя это было не очевидно для его современников, это понятно для изучающих историю, которая раскрывает нам, как в ту же эпоху англичане боролись с теми, кто в парламенте предлагал прекратить сотрудничать с работорговцами, и даже в эпоху Просвещения противились идее, что к африканцам можно относиться как к человеческим существам.

Но подобно тому, как в империи неолиберализма законы рынка, оперирующие в минимальной связке с этическими законами, ведут к концентрации немыслимого богатства (детская игра «Монополия» является прекрасной моделью чистой экономики), бедность подпитывает хроническую одержимость людей собственным выживанием, приводя мир к исчезновению ценностей и общей, коррумпированности, что сейчас довольно часто и много обсуждают.

В древности политический приоритет отдавался воспитанию добродетели, потому что только люди, предрасположенные к добру, могут построить счастливое общество; но это моральное воздействие не поручалось школе, оно возникало от участия людей в общественной жизни и его культуре, особенно в законах. Но как далеки мы сейчас от того, чтобы сказать, что законы, привычки и обычаи у нас являются обучающими или что законотворцы — лучшие учителя общества! Достаточно только представить, что так было когда-то, чтобы почувствовать, в какой степени наша экономика, поддерживаемая законодательством и правительствами цивилизованных стран, пропагандирует эгоизм и алчность.

Другими словами, нынешний несправедливый экономический порядок как будто бы создан для того, чтобы производить человеческий тип, имя которому придумали утилитаристы и ошибочно приписывают Адаму Смиту, — Homo oeconomicus — «человека, стремящегося к личному обогащению», действующего в своих интересах[30]. И понятно, что не только утилитаристы и экономисты разделяют это потребительское видение человеческого существа, но оно также совпадает с взглядами марксистов и разделяется большей частью общества, потому что экономическая реальность потерпевших крах или тех, кто чувствует себя на грани разорения, не способствует созерцанию или глубокому размышлению, как немыслимы в ситуации стресса восприятие красоты или наслаждение природой.

Я не стану больше рассуждать об этих вещах, наполовину известных и наполовину забытых в соответствии с духом конформизма во времена, когда всё можно безнаказанно подвергать сомнению, кроме рыночной идеологии, которая получила характеристики религиозной догмы и которой ещё имеют наглость приписывать демократию. Я позволил себе говорить об этом только затем, чтобы придать больший вес моему заявлению, что чем больше мы возвысили «могущественного господина Деньги»[31], тем сильнее мы уменьшили человеческое существо и дегуманизировали общество; и таким образом, трудно себе представить более актуальный проект социальной ответственности компании, чем то, чтобы её лидеры приняли во внимание вред, который был причинен обществу из-за преувеличенной страсти к прибыли, сопровождавшей сначала развитие экономического неравенства, а сравнительно недавно — развитие современного сверхкапитализма.

Подобно тому, как в религиозной культуре признается процесс посвящения, в котором формальная принадлежность к какой-то церкви является всего лишь внешним, а то и вовсе поверхностным признаком, и сущность процесса переориентации духовной жизни состоит в понимании того, что до сих пор человек жил ошибочно, современная психотерапевтическая культура утверждает, что для своего исцеления человек должен сначала осознать свою болезнь.

Хотя для сегодняшнего массового сознания грех является устаревшей концепцией, а болезнь мыслится как аномалия некоторых жизненных функций, необходимо заметить, что как в христианской культуре грех — это состояние человечества, изгнанного из рая в незапамятные мифические времена, так для Фрейда и в целом для современной психотерапевтической культуры болезнь — это то, что есть у каждого в определенной степени из-за участия в обществе, в котором царит всеобщий невроз.

В этом смысле невротик — всего лишь нормотик, который стал более осознанным и страдает по мере понимания деструктивности своего незрелого, разобщенного и неуравновешенного состояния.

Разве не видно теперь, что это необходимо осознать многим, чтобы инициировать изменения в сообществах людей?

Очевидно, что после того, как я заменил вопрос «Что может компания сделать для своих сотрудников?» более масштабным — «Чем компания может быть полезна миру?» и размышления привели меня к утверждению, что сама компания должна измениться, стать гуманной, ответственной и т. д., думаю, первым шагом к этой цели могло быть стать что-то похожее на коллективную метанойю — если не всего бизнес-мира в целом, то как минимум группы пионеров с филантропическим духом, которые были бы заинтересованы в проекте и желали бы запустить подобный процесс в движение.

Я не буду цитировать далее текст своего письма, но скажу, что в своем ответе на приглашение кафедры ответственного лидерства я также высказал свое убеждение, что из многих хороших начинаний, которые фронт объединенных предпринимателей мог бы осуществить для возрождения человечности в мире, ни одна мне не кажется столь же важной и многообещающей, как помощь в продвижении настоящего образования, вытесненного нынешним заботящимся больше о нуждах производства, чем о человеческом развитии или социальном здоровье.

И хотя многие предприниматели уже внесли свой вклад в образование и это наверняка послужило их блестящей репутации, я сомневаюсь, что этим был сделан реальный шаг в создание нового мира. Ему не очень помогает поддержка сегодняшнего образования, которое является скрыто угнетающим и тайно эксплуатирующим. То, что действительно хорошо бы было поддержать и с чем усилия предпринимателей могли бы отлично справиться, — изменить процесс обучения так, чтобы он служил не успешной сдаче экзаменов и получению дипломов, а мудрости и добродетели, на которых упал спрос в нашем коррумпированном мире.