Джеймс Хьюмс - Секреты великих ораторов. Говори как Черчилль, держись как Линкольн

Со стороны пустого трона раздался рокочущий голос: «Дети мои, вы не видите меня, но я вас вижу…» Затем последовала краткая вдохновляющая проповедь тем же голосом, принадлежащим собственно «Святому отцу», после чего прозвучали слова «Аллилуйя» и «Аминь, Святой отец»; все это явно было записано на магнитофон несколько лет назад.

Судя по патриотическим гимнам, прозвучавшим перед проповедью, и содержанию самой проповеди я понял, что речь Никсона, которую мне дали помощники, не даст результата. Вместо того чтобы зачитывать ее, я обратился к пустому трону:

Большая честь для меня ощущать ваше духовное присутствие, Святой отец, и слушать ваши вдохновляющие слова. Как вы и Святая мать знаете, пилигримы, прибывшие на эту землю в 1620 году, сказали: «Во имя Господа, аминь!» Мы также можем вспомнить слова, написанные Томасом Джефферсоном в Декларации независимости: «по законам природы и ее Творца». Нельзя не вспомнить и слова, сказанные Бенджамином Франклином на Конституционном конвенте: «И если воробей не может упасть на землю без Его ведома, разве возможно, чтобы империя смогла подняться без Его помощи?» Следует упомянуть и о том, как Авраам Линкольн за несколько дней до посещения театра Форда в тот роковой вечер издал постановление, согласно которому на пятицентовую монету были помещены слова «На Бога уповаем».

Работая в законодательном собрании штата Пенсильвания, я часто рассматривал фреску на стене за трибуной спикера. На ней был изображен шериф по имени Джон Никсон, зачитывающий Декларацию независимости с башни на том месте, которое сейчас зовется Индепенденс-холл. Шерифа Никсона предупредили, что этот документ слишком революционный и не стоит зачитывать его публике, но Никсон ответил словами, которые выгравированы на колоколе, который висел в башне, — это слова из Книги Левит: «Объявите свободу на земле всем жителям ее»[65].

«И я не боюсь, — сказал шериф Никсон, — объявлять свободу на земле и всем жителям ее».

Я прошу вас, Святой отец, позволить Ричарду Никсону, отдаленному потомку шерифа Никсона, объявлять свободу на земле.

После новых восклицаний «Аминь» и «Аллилуйя» Святая мать принялась молиться, чтобы получить указание от Святого отца. Спустя некоторое время она объявила собравшимся: «Святой отец одобряет Ричарда Никсона и просит вас отдать за него свои голоса и свои доллары».

На следующий день газета для афроамериканцев Philadelphia Tribune вышла с заголовком: «СВЯТОЙ ОТЕЦ ОДОБРЯЕТ НИКСОНА».

Я рискнул совершить неожиданный поступок — и выиграл.

Спустя много лет Рейган сумел привлечь внимание всей страны, потому что тоже не побоялся быть не таким, как все. На протяжении десятилетий Послание президента конгрессу было скучным перечислением запланированных на ближайший год программ. Рейган знал, что благодаря телевидению его аудиторией является весь американский народ, а не только собравшиеся в Капитолии законодатели.

Если Рейган смог бы убедить весь народ, конгрессу пришлось бы принять его программу. Поэтому президент решил поступить неожиданно. Он произнес вдохновенную речь, посвященную одной теме — ограничению роли государства и экспорту свободы. Вскоре последовали и соответствующие законопроекты.

Вообще, современный формат президентского послания, оглашаемого действующим президентом членам конгресса, был заново переосмыслен и внедрен президентом Вудро Вильсоном. Президенты Вашингтон и Адамс зачитывали ежегодное послание лично перед палатой представителей и сенатом, но Джефферсон отправил свое послание по почте, и все его последователи стали поступать так же. Вильсон, получивший докторскую степень по политологии, написал целый труд под названием «Parliamentary Government» («Парламентское правительство»). Изучая британскую государственную систему, он был заинтригован принятым у британских монархов обычаем ежегодно обращаться с посланием (которое писал премьер-министр) к палате общин.

Ежедневные газеты в начале XX века превратились в мощную силу формирования общественного мнения, и Вильсон хотел захватить первые полосы газет, чтобы через них доносить свое обращение до конгресса. Вильсон не побоялся поступить не так, как его предшественники.

Теодор Рузвельт осмелился быть не таким, как все, пригласив журналистов на свою инаугурацию в Белый дом. Поступив таким образом, Тедди стал любимцем прессы как впоследствии плюшевый мишка Тедди, получивший свое прозвище от имени президента, стал самой любимой игрушкой в США.

В 1912 году Теодор Рузвельт был выдвинут кандидатом в президенты от Прогрессивной партии и потряс слушателей, выступив с речью после покушения на него: когда он ехал на встречу с избирателями из отеля в Милуоки, пуля поразила его в грудь, и его одежда была вся в крови. Он начал свою речь такими словами:

Друзья, я прошу вас соблюдать тишину и простить меня за слишком долгую речь. Я сделаю все от меня зависящее, но вы же видите: у меня в груди пуля.

Он говорил в течение 50 минут, а потом поехал в больницу.

Теодор Рузвельт был прирожденным шоуменом. Он понимал: сам факт, что он в такой ситуации говорит речь, гораздо важнее того, о чем в этой речи говорится. Он не побоялся пойти против правил.

Не менее экстравагантно поступил и его родственник Франклин Рузвельт в июле 1932 года. Он нанял трехмоторный самолет на десять пассажиров, чтобы лично произнести речь с выражением согласия баллотироваться в президенты на съезде Демократической партии — первое в истории и потому незабываемое событие. Рузвельт всем дал понять, что он — решительный лидер в период экономического кризиса — годится для такой работы. Его беспрецедентный полет привлек к нему больше внимания, чем сама речь. Не бойтесь быть смелым!

Такой знаменитый человек, как Фьорелло Ла Гуардия, один из величайших мэров Нью-Йорка, тоже не боялся выделиться — когда зачитывал по радио шутки во время забастовки репортеров или когда мчался на пожар вслед за пожарной машиной. Характер мэра прекрасно раскрывает история, происшедшая с ним во время его председательствования на полицейском суде.

В тот холодный день перед судом предстал дрожащий старик, обвиненный в краже ломтя хлеба. Он объяснил свой поступок тем, что его семья голодает.

— Я должен наказать вас, — заявил ему Ла Гуардия, — закон не знает исключений. Я не могу не приговорить вас к штрафу в десять долларов.

При этих словах Ла Гуардия, прозванный за свое имя и маленький рост Цветочком, сунул руку в карман и сказал:

— Вот вам десять долларов, чтобы заплатить штраф. А теперь я отменяю штраф.

После этого он бросил десять долларов в свое знаменитое сомбреро!

— Я собираюсь, — объявил Ла Гуардия, — оштрафовать каждого из присутствующих на 50 центов за то, что в нашем городе человек вынужден красть хлеб, чтобы прокормить себя и свою семью. Судебный пристав, соберите штрафы и передайте обвиняемому!

Шляпа пошла по кругу, и не верящий своему счастью старик, в глазах которого загорелась надежда, покинул зал суда с сорока семью долларами и пятьюдесятью центами.

Надо обладать определенной смелостью, чтобы не бояться быть не таким, как все, нарушать правила, отклоняться от сценария, преподносить сюрпризы. Поступая неожиданно, вы можете с блеском выйти из неловкой ситуации, как это произошло однажды с Эйзенхауэром. Во время Второй мировой войны накануне дня Д[66] генерал Эйзенхауэр произнес сотни вдохновляющих речей, инспектируя войска. Лучшей из них была речь, которую он сказал в Плимуте в начале апреля 1944 года. Там, на плацу, в ожидании прибытия высшего союзного командования были построены войска. Шагая к солдатам, Эйзенхауэр поскользнулся на мокрой земле, не просохшей от весеннего дождя, не удержался на ногах и шлепнулся прямо в лужу. Войска замерли в молчании. Эйзенхауэр поднялся и попытался оттереть грязь с форменных брюк. Потом посмотрел на напряженных солдат и внезапно рассмеялся. Вслед за ним захохотало и войско. Спустя минуту Эйзенхауэр поднял обе руки, призывая к тишине, и заговорил.

Потом он признавался: «Это была лучшая речь в моей жизни».

Яркая демонстрация мужества может оказаться убедительнее всяких слов. Когда японцы были окружены американскими войсками в 1945 году, генерал Макартур прилетел в Японию и приземлился в аэропорту Нарита, который находился в пятидесяти километрах от центра города. Для его доставки в город был выбран бронированный автомобиль. Однако Макартур поехал в открытом лимузине. Сопровождавшие его офицеры безопасности вытащили свои пистолеты и автоматы, но Макартур велел им убрать оружие.