Виктор Франкл - Страдания от бессмысленности жизни

Для профилактики невротических сексуальных расстройств необходимо не только принимать в расчёт индивидуальность партнёра, но и сохранять свою индивидуальность. В процессе здорового сексуального развития и полового созревания сексуальность становится составной частью личности человека. Очевидно, что обособление сексуальных чувств всегда нарушает целостность личности и способствует развитию невроза. Когда человек обособляет свои сексуальные чувства, то есть вырывает их из контекста межличностных отношений, он вступает на путь деградации.

Воротилы индустрии сексуальных развлечений чуют, что на этой деградации можно неплохо нажиться. Вот и начинаются все эти пляски вокруг золотого тельца. Что препятствует профилактике невротических сексуальных расстройств, так это прежде всего потребительское отношение к сексуальности, которое вырабатывается у людей под влиянием индустрии полового просвещения. Мы, психиатры, знаем по опыту общения с пациентами, что многие люди, попавшие под влияние индустрии полового просвещения, манипулирующей общественным мнением, искренне убеждены в том, что они просто обязаны интересоваться сексом как таковым, сексом совершенно обезличенным и лишённым человеческой индивидуальности. Знаем мы и то, что именно такое пристрастие к сексу чревато ослаблением потенции и аноргазмией. А тот, кто ищет спасения в совершенствовании своего «сексуального мастерства», лишь рискует окончательно утратить стихийность, непосредственность, естественность и непринуждённость, без которых немыслима здоровая половая жизнь и которых так не хватает как раз невротикам. Сказанное не означает, что я ратую за сохранение сексуальных табу и выступаю против сексуального раскрепощения. Просто за разговорами о сексуальном раскрепощении очень часто скрывается желание нажиться за счёт так называемого полового просвещения. На самом деле, это просвещение лишь даёт пищу для фантазий сексуальным психопатам и вуайеристам. Само по себе просвещение — дело полезное. Вот только спрашивается: кто пользуется плодами такого просвещения? Публику уже давно пора просветить и на этот счёт. Недавно владелец одного кинотеатра, в котором демонстрируются главным образом так называемые «просветительские» фильмы, заявил в интервью, что в его кинотеатр ходят «просвещаться», за редким исключением, лишь зрители в возрасте. . . от пятидесяти до восьмидесяти лет. Мы все против ханжеского отношения к сексу; но нельзя мириться и с ханжеством тех, кто говорит «раскрепощение», а подразумевает «деньги».

Но вернёмся к разговору об экзистенциальном вакууме, об ощущении бессмысленности жизни. В одном из своих писем Фрейд высказал такую мысль: «Как только человек начинает задумываться о смысле жизни и о своём предназначении, он, считай, уже болен, ведь ни то ни другое не является объективной реальностью; всё это лишь свидетельствует о том, что у человека скопилось много неизбытого либидо». Лично я не могу с этим согласиться. Я считаю, что не только способность задумываться о смысле жизни, но и способность сомневаться в том, что жизнь имеет какой-то смысл, является отличительной особенностью человека. Например, молодые люди, желая продемонстрировать свою зрелость, выражают сомнение в том, что жизнь имеет смысл. Такова уж привилегия молодости, и молодёжь вовсю этим пользуется.

Эйнштейн как-то сказал, что человек, который не видит смысла в своей жизни, не только несчастлив, но и, наверняка, нежизнеспособен. И действительно, стремление к смыслу в какой-то мере равносильно тому, что американские психологи называют «фактором выживания». Один из важнейших уроков, которые я усвоил в Освенциме и Дахау, заключается в том, что в нечеловеческих условиях способен выжить лишь тот, кто устремлён в будущее, кто верит в своё призвание и мечтает выполнить своё предназначение. Американские психиатры убедились в этом при работе с бывшими заключёнными японских, северо-вьетнамских и северокорейских лагерей для военнопленных. Разве то, что влияет на жизнь отдельного человека, не оказывает такое же влияние на жизнь всего человечества? И коль скоро мы затронули тему сохранения мира на земле, нам стоит задаться вопросом: может быть, и человечеству удастся выжить лишь в том случае, если мы все объединим усилия в стремлении к общечеловеческому смыслу?

Разумеется, это вопрос не только для нас, психиатров. Нам самим не под силу ответить на него, но мы, по крайней мере, можем его поставить. А решать этот вопрос необходимо на человеческом уровне, поскольку, как уже отмечалось, только на этом уровне можно обнаружить стремление к смыслу и разочарование в жизни. Всё, что мы говорили о неврозах и индивидуальной психотерапии, в полной мере относится и к болезни нашей эпохи. Возобладавшую ныне тенденцию деперсонализации и дегуманизации можно переломить лишь с помощью новой гуманистической психотерапии.

В самом начале я сказал, что каждая эпоха порождает особый невроз, а вместе с ним и потребность в особом методе психотерапии. Как мы видим, для того чтобы распознать симптомы болезни нашей эпохи, нам требуется новая гуманистическая психотерапия, которая отвечает запросам времени.

Что же касается ощущения бессмысленности жизни, то тут возникает вопрос: как мы поможем нашим современникам, разочарованным в жизни, вновь обрести утраченный смысл? Современному человеку так настойчиво внушают редукционистские идеи, что можно радоваться уже одному тому, что жизнь для него ещё не окончательно лишилась смысла. Можно ли придать жизни смысл?

Можно ли возродить утраченные традиции и оживить забытые инстинкты? А может быть, стоит согласиться с Новалисом, который утверждал, что к былой душевной простоте возврата нет, ибо лестница, по которой мы взошли наверх, уже упала?

Стремление придать жизни смысл может выродиться в морализаторство, и тогда мораль в традиционном смысле слова вообще исчезнет, потому что рано или поздно мы начнём подменять моральные категории онтологическими: мы перестанем называть «добром» праведные поступки, а «злом» — неправедные; добром мы будем считать всё, что способствует выполнению своего предназначения в жизни, а злом — всё то, что этому препятствует.

Нельзя придать смысл жизни, смысл нужно найти. Процесс выявления смысла сродни восприятию целостного образа, «гештальта». Ещё основоположники гештальттерапии Левин и Вертгеймер вели речь о том, что каждая ситуация в жизни представляет собой задачу, требующую решения. Более того, Вертгеймер считал, что требования, с которыми сталкивается человек в каждой ситуации, носят объективный характер. Об этом же рассуждал и Адорно: «Понятие смысла существует объективно, а вовсе не в идее».

На мой взгляд, различие между выявлением смысла и восприятием «гештальта» заключается в следующем: мы не просто вычленяем какой-то целостный образ из «общего фона», мы получаем возможность обнаружить в реальности какой-то скрытый смысловой потенциал. Всякий раз это происходит по-разному, и каждая такая возможность даётся нам лишь на миг, но если мы хотя бы один раз реализуем этот смысловой потенциал, то обретём смысл навсегда.

Смысл нужно найти, но нельзя выдумать. Выдумать можно лишь субъективный, то есть совершенно иллюзорный смысл, или вздор. Вот почему человек, отчаявшийся найти смысл в жизни, ищет спасения от ощущения бессмысленности либо в иллюзии смысла, либо в абсурде. Если абсурд предстаёт на сцене — на сцене театра абсурда! — то иллюзия смысла возникает под действием одурманивающих веществ, прежде всего ЛСД. Люди, которые одурманивают себя ради иллюзорного ощущения постижения смысла, рискуют упустить из виду истинный смысл и подлинные задачи, которые ставит перед ними жизнь. Эти люди напоминают мне тех подопытных животных, которым калифорнийские учёные вживили электроды в гипоталамус. Всякий раз, когда электрическая цепь замыкалась, животные испытыва-ли половое удовлетворение или ощущение сытости. В конце концов, они сами научились замыкать электрическую цепь и перестали реагировать на реального полового партнёра и настоящую пищу.

Смысл не только нужно, но и можно найти. В поисках смысла человек руководствуется совестью. В общем, совесть можно назвать органом чувств, который отвечает за восприятие смысла. Совесть — это способность улавливать тот единственный и уникальный смысл, который таится в каждой ситуации.

Совесть — это свойство, присущее только человеку. И будучи сугубо человеческим свойством, совесть, как и всё в жизни человека, несёт на себе печать бренности. Кроме того, совесть может направить человека по неверному пути. Более того, до последнего вздоха, до последней минуты своей жизни человек не ведает, выполнил ли он своё предназначение в жизни или ему просто мнилось, что он выполняет своё предназначение. Этого нам знать не дано. Петер Вуст научил нас тому, что «неведение и риск» неразрывно связаны между собой. И пусть бесполезно вопрошать совесть в надежде узнать, удалось ли нам постигнуть смысл жизни, «неведение» всё равно не избавляет нас от необходимости идти на «риск» — следовать голосу совести или хотя бы прислушиваться к нему.