Екатерина Мурашова - Дети-тюфяки и дети-катастрофы

Отвязный Валька

(окончание)

Говорить с Викторией было чрезвычайно тяжело. Она явно не верила ни в какую психологию, считала, что все пропало, и в дальнейшем не ждала от жизни ничего хорошего. На любые мои предложения качала головой и говорила: «Да нет, не выйдет это. Спасибо вам, конечно…» Если честно, то я так и не смогла понять, зачем она вообще ко мне пришла.

Оставался сам Валька. Я попросила Викторию посидеть в коридоре.

– Валентин Егорович! – окликнула я мальчишку. – Ты там нарисовал или как?

– Нарисовал! – Валька появился на пороге, хитро улыбаясь. В руках у него была пачка листков. На листках – ужас кромешный. Какие-то танково-самолетные сражения, роботы, монстры, лужи крови, скелеты и прочая нежить.

– Нравится? – поинтересовался мальчишка.

– Нет, не нравится, – я покачала головой. Хотя нарисовано, в общем, неплохо, с фантазией. Но не люблю я всю эту жуть. Скучно.

– Скучно? – удивился Валька. – А по-моему, наоборот – очень весел.

– Ну, каждый веселится как умеет, конечно. Но я вообще-то просила тебя семью нарисовать…

– Да какая там семья! – как-то очень не по-детски махнул рукой Валька. – А это все – страшный сон, как вы просили.

– Много у тебя страшных снов… – с сочувствием протянула я. – Бедный ты мой…

– А вот этого – не надо! – тут же клюнул-встопорщился Валька. – Не надо меня жалеть! У меня все нормально!

– Ага, нормально, – сразу согласилась я. – А что же, Валентин Егорович, ты собираешься дальше со своей жизнью делать?

Несколько секунд Валька думал, явно осваивая необычную форму вопроса. Потом знакомо прищурился, и я поняла, что сейчас меня очередной раз будут проверять «на вшивость».

– Я бы, знаете, пиратом хотел бы стать!

– Вот как? Пиратом? Что ж – интересно. Ну, объясни, пожалуйста, почему именно пиратом?

Моя спокойная реакция сначала обескуражила Вальку, а потом явно понравилась ему.

– Ну, это же здорово – пальба, «на абордаж!», трупы на реях, добыча, золото, – по мере рассказа экзальтация явно убывала. – Плавать везде, путешествовать, видеть другие страны, других людей. Дикари там всякие, негры, белые медведи…

– Там, где белые медведи, там пиратов не бывает, – серьезно возразила я. – Им там грабить некого.

– Ну почему обязательно – грабить! – обиделся Валька. – Можно же просто смотреть, исследовать там, фотографии делать или фильмы снимать…

– Можно, конечно, – согласилась я. – Только это будут уже не пираты, а зоологи, или экологи, или океанологи, или еще кто-нибудь в этом роде. Это тебя тоже устроило бы?

– Меня бы все устроило, – грустно признался Валька. – Я путешествовать хочу. Не могу на одном месте сидеть. Почему сейчас юнгой нельзя? Как раньше – я по телику видел – один спрятался в трюме, а потом его нашли и взяли матросом. Он там с ними плавал, все делал. Я бы тоже мог. Я пробовал один раз – такие пароходы есть, «Волго-Балт», знаете? Так я в дровах спрятался. Думал, отплывем подальше, там я и признаюсь. Что ж они меня, за борт выкинут, что ли?

– Ну, и чем же все кончилось?

– Меня собака нашла. Корабельная. Надо ж было именно на тот корабль залезть, где пес был! Подошла, сволочь, и стала лаять. Пришел мужик и меня вытащил. Еще и по шее навешал. Иди, говорит, салага, в школе учись. А я про эту школу даже думать не могу. Сразу живот крутить начинает…

– Да, – согласилась я. – Тяжелая ситуация. И что же мы теперь делать будем?

– А вам-то что? Вам-то какое до меня дело?– тут же ощетинился Валька.

– Ну, у меня, понимаешь, работа такая, – объяснила я. – Меня этому учили, мне за это, как бы это сказать, деньги платят.

– Ого! – удивился Валька. – И такая работа бывает?

– Бывает, бывает, – подтвердила я. – Давай думать, как поступить… Ты яхты когда-нибудь видел?

– А то! – обиделся Валька. – И по телику, и так. А в прошлом году мы с ребятами регату смотреть ездили.

– Хотел бы сам на яхте ходить?

– А можно?! – Валькины зеленые глаза полыхнули неистовым огнем. И сразу погасли. – Кто ж меня пустит!

– Посмотрим, – неопределенно пообещала я.

Виктории я сказала следующее:

– Вернуть Вальку сразу в школу невозможно. Слишком велик негативный опыт. Сначала надо забрать его с улицы. Он мальчик, подросток. Ему необходимо мужское влияние, мужской образец поведения, мужская рука. В школе одни бабы. У вас есть друг, любовник, брат, муж подруги, который согласится уделить Вальке внимание? – Виктория молча покачала головой. – Тогда так. Я позвоню своему другу. Может быть, он согласится взять Вальку в яхт-клуб. Если согласится, дам вам координаты. Поедете с ним туда. Сначала побудет на подхвате, на побегушках, а там – посмотрим.

Приятель долго не понимал, что мне от него нужно. Когда понял, ответил без всякого энтузиазма:

– Ну, пусть приезжает твой трудный подросток. Посмотрим…

Через месяц я позвонила еще раз. Приятель сказал:

– Обычный пацан. Чего в нем такого «трудного» – не понимаю. Все они сейчас такие.

Презрев врачебную тайну, я рассказала историю с прооперированной, умирающей матерью.

– Ого! – рассмеялся приятель. – Сильно! Вот из таких как раз и получаются настоящие пираты! А если без шуток – не знаю, как в других местах, а у нас он вполне адаптировался. Балбес, конечно, но руки-голова на месте и вкалывать может. Значит, толк будет. Недавно на форты ходили…

Спустя еще три месяца приятель позвонил сам.

– Говори сразу, – попросила я. – Все плохо, да?

– Да нет, не дергайся, – успокоил приятель. – Только, по-твоему, у меня на судне – что? Республика ШКИД? Коммуна имени Макаренко?

– Да в чем дело-то?

– Твой Валентин тут мне на днях говорит: Вячеслав Игоревич, можно сюда мой друг придет? Он просто от зависти помирает, когда я ему рассказываю. Ну что же, говорю, пусть приходит. Тогда он говорит: только я вас должен сразу предупредить – он неблагополучный. Что значит – неблагополучный? Ну, объясняет, из социально-неблагополучной семьи. Папа алкоголик, мама алкоголик, старший брат – наркоман. Все, приехали. Вот я тебя и спрашиваю: по-твоему, у меня здесь – что?

– Ну и что же ты ему сказал?

– Сказал: бросите курить. Оба. Тогда – пусть приходит. Не дело это, когда двенадцатилетний пацан дымит как паровоз. Так? Психологически правильно?

– А он?

– Прямо сейчас, говорит. И выбрасывает в урну пачку «Норда». У меня прямо сердце кровью облилось. Максималист хренов. Лучше бы мне отдал. Но не вытаскивать же мне ее из урны у него на глазах. Падение авторитета капитана получается. Так?

– Так, так! – рассмеялась я.

В клубе все было хорошо, но в школе не ладилось. Совместными усилиями нам удалось уговорить вытянувшегося, загорелого Вальку прийти в класс коррекции. Испуганные малоумные малолетки смотрели на него, как на пахана, и ждали, когда он начнет устанавливать «понятия». На третий день одна из учительниц сказала:

– А, Ермолаев! Явился! Чего вдруг? Пошел бы еще погулял…

Валька развернулся и вышел, как следует шандарахнув дверью.

– Надо что-то делать, – сказал яхтклубовский капитан. – Чтобы учиться, ему дисциплина нужна. Железная. Сам он не сможет. И мать не справится. Давай попробуем от яхтклуба дать направление в морской кадетский корпус. Мать-одиночка, ты говорила? Там таким зеленый свет. Но надо экзамены сдать.

Поговорили с Валькой. Он махнул рукой: давайте! Виктория набрала домой балансов и наняла репетиторов по всем предметам. Валька приволок откуда-то настоящие наручники и требовал, чтобы перед приходом репетиторов мать приковывала его к батарее, а ключ прятала.

– Иначе убегу! – говорил он.

– Молодец! – думала я. Что думали репетиторы, обнаруживая прикованного к батарее ученика, – неизвестно.

Поступил Валька с первого раза. Сначала у него были проблемы и с дисциплиной, и с успеваемостью. Даже заходила речь об отчислении. В корпусе есть свой психолог, но Виктория, по старой памяти, приводила Вальку ко мне. Я не стала читать ему нотаций и нравоучений.

– Тебе решать, – сказала я. – Можешь сдаться. Тогда мы все ошибались и зря тратили время. Но это ничего, я переживу. Бывает так, что все – зря. Работа такая. Ты можешь вернуться назад, на улицу. Там лучше, интереснее? Тогда – давай.

На улицу Валька не вернулся.

– Все зашло слишком далеко, – сказала я приемным родителям Надежды. – Нужна какая-то дикая встряска, чтобы дело сдвинулось с мертвой точки. Я вижу только одну возможность…

– Нет! Нет! Нет!!! – вскрикнула Марина. – Только не это! Это будет для нее такой травмой! Все станет еще хуже!

– Еще хуже?! – скептически усмехнулась я. – А как это? По-моему, дальше уже просто некуда. Давайте называть вещи своими именами. Если Надежда своими выходками загонит Владимира в могилу, – вы сможете ей это простить? И с чем же вы тогда будете жить – с тоской по мужу и ненавистью к единственной дочери? А как и с чем будет жить она? – я говорила безумно, неправедно жестокие вещи, но, увы, другого выхода просто не видела. – Если вы сейчас сообщите ей о том, что она приемный ребенок, то всем сразу станет легче. Ей – потому что ее «чужеродность» вашей семье сразу станет рационально объяснимой. Вам – потому что не надо будет больше хранить тайну, которую уже нет сил хранить. Вы же не можете скрывать от нее, что она вам чужда и непонятна. В крайнем случае, еще пара лет – и вы разойдетесь, как абсолютно чужие друг другу люди. По крайней мере, все останутся живы.