Милтон Эриксон. - Мой голос останется с вами.

В психотерапии значительных результатов можно достичь очень-очень простое даже если поставленная задача кажется трудновыполнимой. Однажды в наш медицинский колледж пришел новый декан. Он вызвал меня к себе в кабинет и сказал: «Я новый декан и привел с собой своего протеже. Я очень дорожу им, потому что это самый способный студент, каких только мне доводилось встречать. Он одарен в области патологии, которую понимает и чувствует. Он очень интересуется рентгеновскими снимками, но вот беда – он ненавидит всех психиатров. У него очень острый язык, и он будет нападать на вас со всех сторон при каждом удобном случае». 

«Не беспокойтесь сказал я декану, – я управлюсь с ним». 

«Ну, тогда вы будете первым, кто это сделает», – ответил декан.

И вот, в первый день занятий я представлялся студентам и сказал, что я не такой, как все профессора медики. Все остальные преподаватели колледжа считают, что их предмет самый важный. Но я совсем не похож на остальных.

Я так не думаю, как думают остальные. И все потому, что я точно знаю, что мой предмет – самый важный в колледже. Группа приняла это спокойно. Я продолжала «Тем, кто лишь немного интересуется психиатрией, я даю перечень литературы для дополнительного чтения из сорок названий. Для тех, кто значительно интересуется психиатрией, у меня есть список пятидесяти источников. Тем, кто по-настоящему интересуется психиатрией, я даю библиографию из шестидесяти названий, для самостоятельной работы».

Затем я попросил всех написать обзор по определенному разделу психиатрии и сдать мне эти работы в следующий понедельник,

В следующий понедельник этот самый студент, который ненавидел психиатрию, встал в очередь вместе со всеми. Каждый студент подавал мне свой обзор. Этот студент вручил мне чистый лист бумаги.

Я сказал: «Даже не читая вашу работу, я вижу, что вы сделали две ошибки: вы не поставили дату и не подписали ее. А по сему, принесите ее в следующий понедельник. И запомните – делать обзор темы следует так же, как вы рассматриваете рентгеновские снимки».

Я получил один из наиболее умно написанных обзоров, какой мне только доводилось читать в своей жизни.

А декан сказал: «Бога ради, расскажите, как вам удалось окрестить этого нехристя?» А ведь, я взял его исключительно на удивлении.

Эриксон, конечно, понял, что чистый лист бумаги является попыткой нанести ему оскорбление. Но, как он сам говорил: «Никогда не принимайте оскорбления». Однако, отказываясь рассматривать поведение студента, как оскорбительное, Эриксон застал его врасплох. Указав на «две ошибки», он сохранил свое положение авторитета. А указав студенту на аналогию между рентгеновскими снимками и обзором литературы, он воспользовался одним из главных принципов обучения – повышением заинтересованности и связыванием нового знания со старым. Приняв игру, в которой чистый лист бумаги был обзором литературы, он показал на практике действие принципа «присоединения к пациенту». Из следующего рассказа будет яснее, как это делается.

Санитар Уорчестерского госпиталя как-то сказал: «Неужели так никто и не сможет справиться с Руфью».

Я заинтересовался Руфью, хорошенькой двенадцатилетней девочкой с обаятельными манерами. Она не могла не нравиться. Она прекрасно себя вела. И в то же время все медсестры предупреждали каждую новую сестру, приходившую на работу: «Держись подальше от Руфи. Она или разорвет тебе одежду, или сломает руку или ногу!» Глядя на миленькую двенадцатилетнюю обаяшку, новичка не верили тому, что слышали. А Руфь могла попросить новую медсестру: «Я очень прошу вас, принесите мне, пожалуйста, из буфета мороженое или конфетку».

Медсестра приносила ей конфетку, Руфь брала карамель, очень мило благодарила ее, а затем ударом карате ломала ей руку, рвала одежду, ударяла по голени или прыгала ей на ногу. Обычные выходки Руфи. Ей это очень нравилось. И еще ей нравилось время от времени отрывать обои со стен.

Я сказал главврачу, что у меня есть идея и спросил, может ли он доверить мне этот случай. Он. внимательно выслушал меня и в конце сказал: «Я думаю, такой план подойдет. Я даже знаю медсестру, которая с удовольствием поможет вам».

Однажды раздался телефонный звонок. Руфь опять принялась за свои «штучки». Я вошел в палату. Руфь сорвала со стен обои. Тогда я подошел к постели и с треском разорвал простынь. Я помогал ей уничтожать кровать. Я помогал ей бить стекла. Перед тем, как войти в палату, я договорился с инженером по отоплению, все-таки погода была холодной. И тогда я сказал Руфи: «Давай выломаем кран и согнем трубу батареи отопления». Я уселся на пол и мы стали тянуть кран. Мы отломали его.

Я осмотрелся и сказал: «Здесь уже больше нечего делать. Пойдем в другую комнату».

И тогда Руфь сказала: «Доктор Эриксон, а вы уверены, что можете поступать так?»

«Но это же забавно, разве нет? – сказал я. – По-моему, очень».

Когда мы вышли в коридор, чтобы перейти в другую комнату, нам попалась стоявшая в коридоре медсестра. Когда мы поравнялись с ней, я подошел и разорвал на ней халат и одежду, так что она осталась в нижнем белье.

Руфь сказала: «Доктор Эриксон, вы не должны так делать». Она побежала в комнату, взяла разорванные простыни и обвязала их вокруг сестры.

После этого она вела себя хорошо. Я на деле показал ей, как выглядит ее поведение. Конечно, медсестра была опытной и ей, как и мне, было интересно участвовать в такой «операции». Остальные медсестры были в ужасе. Вся администрация была в шоке от моих действий. О том, что все делалось правильно, знали только я и главный врач.

Руфь расквиталась со мной, убежав из больницы, забеременев и отдав ребенка в детский дом. Затем она добровольно вернулась в больницу и была примерной пациенткой. Через пару лет она попросила, чтобы ее выписали, устроилась работать официанткой, встретила молодого человека, вышла за него замуж и забеременела. Насколько я знаю, их брак оказался счастливым и прочным. У них двое детей, а Руфь стала хорошей матерью и порядочной женщиной.

Часто поведение пациента можно изменить с помощью шока. Это верно и относительно невротиков, и относительно больных психозом.

В первый год моего преподавания на факультете Государственного Медицинского Колледжа Уэйни, произошли два знаменательных события. В моей группе была одна девушка, которая еще в школе опаздывала на каждое занятие. Учителя ругали ее, и она искренне обещала, что на следующее занятие она не опоздает. Она так честно давала обещания! И все же, снова опаздывала на каждое занятие в школе, оставаясь, тем не менее, сильной ученицей. Она хорошо умела придумывать правдоподобные причины и давать обещания, которым трудно было не поверить.

В колледже она тоже опаздывала на каждое занятие, и ее ругали все преподаватели и профессора. Она очень мило и искренне извинялась, обещая исправиться, но тем не менее продолжала опаздывать. По академической успеваемости она была одной из лучших студенток. С самого начала учебы в медицинском колледже она опаздывала на каждое занятие, на каждую лекцию, на каждую лабораторную работу. Сокурсники просто прогоняли ее с занятий, потому что она все время задерживала их, не успевая сделать лабораторные работы, а она все так же продолжала извиняться и обещать.

Когда на факультете узнали, что я назначен преподавателем, кто-то, знавший меня раньше, сказал: «Подождите, пока она попадет в класс к Эриксону. Вот будут дела! Она прогремит на весь мир!»

В первый день я приехал к половине восьмого, чтобы начать читать лекцию в восемь и вся группа уже была в сборе, включая злополучную Энн. И вот, в восемь мы все вошли в аудиторию, кроме Энн. С боков и в конце аудитории были проходы. Студенты не слушали, что я говорил – все смотрели на дверь. Я не прерываясь читал лекцию, и вот дверь открылась и на пороге показалась Энн, опоздавшая на двадцать минут. Все студенты резко посмотрели в мою сторону, повернув головы. Я жестом попросил их всех встать. Они встали.

Я поприветствовал Энн, которая прошла через середину комнаты, обошла ее вокруг, прошла вдоль задней стены и села на свое место у среднего прохода. Все это время группа молча приветствовала ее. После лекции все рванулись из аудитории. Я и Энн выходили последними. Я говорил о погоде в Детройте, о всякой всячине и, когда мы шли по коридору, дворник молча поприветствовал ее, какой-то студент младшего курса, попавшийся навстречу, тоже молча поприветствовал ее, декан вышел из своего кабинета и тоже поприветствовал ее; его секретарша тоже вышла поприветствовать ее. Весь день бедная Энн получала молчаливые приветствия. На следующий день она пришла на занятия первой. Н во все последующие дни – тоже. Она спокойно переносила упреки декана и профессоров, но вот молчаливого приветствия она вынести не могла.