Брене Браун - Великие дерзания

В главе 3 мы говорили о том, что мозг реагирует на социальную отверженность или стыд точно такой же, как он реагирует на физическую боль. Я думаю в конечном счете мы все-таки получим данные в поддержку гипотезы, что дети переживают стыд как травму. И я без колебания могу утверждать, что детские переживания стыда меняют нашу сущность, представления о себе и самооценку.

Мы можем работать над тем, чтобы не использовать стыд в качестве инструмента воспитания, но наши дети все равно будут сталкиваться со стыдом во внешнем мире. Но есть и хорошая новость. Когда дети понимают различие между стыдом и виной и знают, что мы открыты для разговора об этих чувствах и переживаниях, у них гораздо больше шансов справиться со стыдом. Ведь они могут столкнуться с ним в процессе общения с учителями, тренерами, священниками, нянями, бабушками и дедушками и другими взрослыми, которые влияют на их жизнь. Понимание разницы и разговор являются особенно важными, потому что это дает нам возможность «отрезать» стыд, как мы отрезаем ненужную деталь на фотографии.

Я часто использую альбом в качестве метафоры, чтобы рассказать о влиянии стыда на детей. Будучи родителями, когда мы узнаём о стыде, то вынуждены признаться: мы стыдили своих детей. Бывает. Даже с исследователями стыда. Учитывая серьезность результатов относительно стыда, мы также начинаем беспокоиться, что моменты стыда, которые случаются за пределами дома, будут определять поведение и даже жизнь наших детей, несмотря на усилия в семье. Нет сомнений, что в нашей жестокой культуре царят навешивание ярлыков, оскорбления и издевки. Но мы можем повлиять на степень воздействия стыда на жизнь своих детей.

Большинство из нас может вспомнить случаи из детства, связанные со стыдом, которые имели определяющее значение. Но, скорее всего, мы помним о них, потому что мы не обсуждали эти случаи с родителями, которые были открыты для разговора о стыде и стремились помочь нам развить устойчивость к стыду. Я не виню своих родителей за это, точно так же как не осуждаю бабушку за то, что она позволяла мне стоять рядом с ней на переднем сиденье, в то время как она вела машину. У них не было доступа к той информации, которой мы обладаем сегодня.

Сейчас я думаю о стыде и достоинстве следующим образом: «Это целый альбом, а не одна картинка». Если вы представите, что открываете фотоальбом, страницы которого заполнены фотографиями, запечатлевшими моменты стыда, вы тут же захлопните его и подумаете: «Стыд определяет все». Если же откроете альбом и увидите несколько маленьких фотографий о стыде, окруженных фотографиями с изображением достоинства, надежды, борьбы, стойкости, мужества, неудач, успехов и уязвимости, то окажется, что стыд – это только часть гораздо большей истории. И он не определяет содержание всего альбома.

Конечно же, мы не можем полностью оградить своих детей от стыда. Наша задача состоит в том, чтобы научить и смоделировать у них устойчивость к нему. А это начинается с разговоров о том, что есть стыд и как он проявляется в нашей жизни. Из своего опыта могу сказать следующее: взрослым, родители которых использовали стыд в качестве основного инструмента воспитания, гораздо труднее верить в свою значимость, чем тем, которые испытывали стыд лишь иногда и могли поговорить об этом с родителями.Если ваши дети уже стали взрослыми и вы задумались: а не слишком ли поздно развивать у них устойчивость к стыду или изменить содержание альбома, то я отвечу вам: «нет. Не слишком поздно». Мы сможем вспоминать о своих историях, пусть даже трудных, без излишних эмоциональных затрат лишь в том случае, когда мы в состоянии сами написать их концовку. Несколько лет назад я получила от одной женщины вот такое письмо:

...

«Ваша работа изменила мою жизнь очень странным образом. Моя мама видела ваше выступление в церкви в Амарилло. После этого она написала мне длинное письмо с признанием: “Я понятия не имела о разнице между стыдом и виной. Теперь я понимаю, что я всю жизнь тебя стыдила. Но на самом деле я хотела обвинить тебя, а не пристыдить. Мне и в голову не приходило, что ты плохая. Мне просто не нравились твои решения. Но я стыдила тебя. Я не могу это исправить, но хочу, чтобы ты знала, что ты – самое лучшее в моей жизни и я так горжусь тем, что я – твоя мать”. Я не могла в это поверить. Моей маме 75 лет, а мне – 55. Это письмо мне очень помогло. И оно изменило все, в том числе то, как я воспитываю своих собственных детей».

Помимо помощи своим детям в понимании разницы между «стыдом» и «виной», мы должны быть очень осторожны, потому что могут произойти так называемые «утечки стыда». Даже если мы не стыдим своих детей, стыд все еще может проявляться в нашей жизни таким образом, что будет способен оказывать очень сильное влияние на семью. В частности, мы не можем воспитать детей, которые будут более устойчивыми к стыду, чем мы сами. Я могу поощрять Эллен к тому, чтобы она любила свое тело, но гораздо более важны ее наблюдения относительно моих отношений с моим собственным телом. Черт возьми! Я могу успокоить Чарли, когда у него возникают трудности с бейсболом, сказав, что это нормально, что он еще плохо разбирается с бейсболом, потому что это его первая игра. Но ведь он никогда не видел, как мы со Стивом пробуем что-то новое, ошибаемся, терпим провал и при этом даже не критикуем себя!

Помните о «промежутке»: поддерживать своих детей – значит поддерживать друг друга

Я думаю, настало время сделать паузу и признать стыдливую природу дебатов о «ценностях» воспитания. Когда слушаешь разговоры, читаешь книги или блоги о противоречивых и/или спорных вопросах в воспитании детей, например, о том, нужно ли женщине работать, о вакцинации, совместном сне, питании и т. п., то ощущаешь стыд и видишь боль. Сильную боль. Мы видим, как люди – в основном матери – ведут себя так, что их дети начинают испытывать стыд: навешивают ярлыки, оскорбляют, даже издеваются.

Вот к какому выводу я пришла относительно подобного поведения: нельзя говорить о том, что вы заботитесь о благополучии детей, если вы стыдите других родителей за решения, которые они принимают.Это взаимоисключающее поведение, и оно создает большой разрыв между практикуемыми и желаемыми ценностями. Да, у большинства из нас (включая меня) есть четкое мнение по каждому из этих вопросов. Но если мы действительно заботимся о благополучии детей, то наша задача заключается в том, чтобы делать выбор, соответствующий нашим ценностям, и поддерживать других родителей, которые делают то же самое.

Очень легко в этом споре сказать: «Так что, мы просто должны игнорировать родителей, которые плохо обращаются со своими детьми?» Факт в том, что если кто-то принимает решение, не совпадающее с нашей точкой зрения, то это вовсе не говорит о плохом обращении. Если присутствует по-настоящему плохое обращение, то нужно звонить в полицию. Если же нет, то не надо называть это плохим обращением с детьми. Я проработала год социальным работником в Службе защиты детей. И я плохо отношусь к дебатам, где используются термины «жестокого обращения» или «пренебрежения» для того, чтобы пугать или умалять роль родителей, которые делают то, что мы считаем неправильным или плохим.

На самом деле, я зареклась от деления на «хорошее – плохое» по поводу воспитания просто потому, что сегодня вы можете назвать меня хорошим родителем, а завтра – плохим, в зависимости от вашей точки зрения и того, как у меня складываются дела. Я просто не вижу ценности в этом субъективном мнении для чьей-либо жизни или для дебатов о воспитании. На самом деле, это бомба стыда замедленного действия. Для меня вопрос о ценностях воспитания лежит в области отношений и взаимосвязи. Уделяем ли мы внимание своим детям? Продумываем ли свои решения? Открыты ли мы для обучения и анализа ошибок? Интересуемся ли мы жизнью своих детей и готовы ли задавать им вопросы?

Из своей работы я узнала, что в мире существует миллион способов, чтобы стать замечательным, заинтересованным родителем, и некоторые из этих способов идут вразрез с моим личным мнением о воспитании детей. Например, мы со Стивом очень строго следим за тем, что дети смотрят по телевизору – особенно когда речь идет о насилии. Мы думаем об этом, говорим об этом и принимаем оптимальные решения. С другой стороны, у нас есть друзья, позволяющие своим детям смотреть фильмы и шоу, которые мы не позволяем смотреть Эллен и Чарли. Но знаете что? Они также думают об этом, говорят об этом и принимают оптимальные решения. Они просто пришли к иному выводу, чем мы, и я уважаю их выбор.

Недавно мы столкнулись с оборотной стороной этой проблемы, когда наши хорошие друзья удивились, что мы позволяем Эллен смотреть «Голодные игры» («The Hunger Games») [23] . Наши друзья, так же как и мы, обговаривали этот вопрос, и наш разговор показал взаимное уважение и сочувствие. Помнить о «промежутке» может быть особенно сложно, когда какое-либо различие в воспитании является одной из желаемых ценностей. Я думаю, что важно не забывать, что когда другие родители делают выбор, отличный от нашего, то не обязательно это подразумевает критику. «Великие дерзания» означают поиск собственного пути и уважение поиска других людей.