Кевин Даттон - Мудрость психопатов

Приемлемо ли для вас задушить своего ребенка, чтобы спастись самому и спасти других людей?

Вы отправились к бабушке на выходные. Обычно, когда вы приезжаете, она дарит вам несколько долларов, но на этот раз она так не поступила. Вы спрашиваете ее, почему она не подарила вам деньги, а она отвечает, что вы написали ей меньше писем, чем раньше. Вы разозлились и решаете сыграть с бабушкой шутку.

Вы берете несколько таблеток из аптечки бабушки и кладете ей в заварочный чайник, думая, что от таблеток у нее будет сильная тошнота.

Приемлемо ли для вас положить таблетки в заварочный чайник бабушки, чтобы подшутить над ней?

Рис. 7.1. Психопаты менее привередливы в моральном отношении — но только если ставки в игре высоки (Ermer et al., 2011)

Прогноз был простым. Если психопаты меньше обеспокоены внешними тяжелыми эмоциональными моментами и более хладнокровны, чем прочие люди, когда приходится выбирать между жизнью и смертью, то наиболее выраженные различия в показателях между психопатами и непсихопатами будут проявляться в случае высококонфликтных (личных) дилемм — когда все накалено до предела, а проблема уже стучится в дверь вашего дома.

Именно это и показали результаты эксперимента.

В высококонфликтных сценариях психопаты на самом деле демонстрировали более высокий показатель «моральной приемлемости» утилитарных решений, чем непсихопаты. Они чаще были готовы задушить ребенка или по крайней мере справиться с болью от такого поступка, чем более разборчивые в моральном отношении непсихопаты. Психопаты выбирали сценарий, позволяющий остаться в живых и сохранить жизнь всех, кто спрятался в подвале.

Но был еще один момент. Точно так же, как в случае с «Уильямом Брауном» (глава 3), Киль с коллегами выяснили, что у психопатов (по сравнению с непсихопатами) было не только меньше проблем с моральной гигиеной; они тратили значительно меньше времени на то, чтобы оценить поставленную перед ними задачу. Они быстрее принимали решение, как следует действовать. Это сокращение времени реакции сопровождалось снижением активности в передней поясничной коре, как и в слунае состояния «потока», описанного Мартином Класеном.

Но — в этом-то и загвоздка — все это происходило только в тех случаях, когда речь шла о «высококонфликтных» сценариях. В случае «низкоконфликтной» дилеммы различия в процессе размышлений исчезали. У психопатов было точно такое же вето на подмешивание таблеток в чай бабушке, как и у непсихопатов.

Вывод кажется довольно очевидным. Когда ставки высоки и вы загнаны в угол, хорошо, когда рядом окажется психопат. Но если игра не стоит свеч, а вокруг все спокойно, ситуация меняется. Психопат выключается, и ему требуется столько же времени для того, чтобы приступить к делу, как и непсихопату.

И действительно, исследования с помощью ЭЭГ выявили соответствующие этим предположениям различия в том, как мозг психопата и непсихопата реагирует на задачи и ситуации, которые являются либо крайне интересными, либо чрезвычайно мотивирующими. Когда речь идет о неизбежном зловещем событии, психопаты в отличие от непсихопатов демонстрируют активацию левых префронтальных областей головного мозга (участков, расположенных непосредственно за левой передней частью): церебральную асимметрию, связанную со значительным снижением тревожности, усилением позитивного аффекта, фокусировки внимания и ориентацией на вознаграждение.

А также, как оказалось, с возвышенным духовным состоянием. Невролог Ричард Дэвидсон из Висконсинского университета выявил точно такой же паттерн у самых продвинутых буддийских монахов, настоящих олимпийцев духа из высокогорья Гималаев, когда они погружались в состояние медитации.

«Существует множество доказательств, [позволяющих предположить] что лучшие спортсмены вырабатывают навыки, позволяющие им концентрироваться и контролировать тревожность», — объясняет Тим Рис, спортивный психолог из Эксетерского университета. И добавляет: «Существует масса доказательств того, что как только человек достигает определенного уровня мастерства, в его психологическом подходе возникают характерные черты, отличающие тех, кто поднялся на самый верх».

Умонастроение, отличающее великолепное от хорошего (и, как продемонстрировал Кент Киль, в определенных экстремальных ситуациях жизнь от смерти), изначально психопатично по своей природе.

И в равной степени изначально духовно.

Связь, установленная Михаем Чиксентмихайи и его коллегами между «пребыванием в текущем моменте» и отсутствием тревожности, трудно назвать чем-то новым. Практика «правильного осознания (правильной психологической вовлеченности»), например, составляет седьмой этап Восьмеричного пути, одного из основных учений Сиддхартхи Гаутамы (Будды), жившего две с половиной тысячи лет назад.

В книге «Восьмеричный путь: Способ покончить со страданиями» Бикку Бодхи, монах, принадлежащий к учению Малой колесницы, описывает, что именно включает в себя эта практика:

«Ум произвольно удерживают в состоянии пустого внимания, отрешенного наблюдения за тем, что происходит внутри и вокруг нас в данный конкретный момент. В практике правильного осознания ум обучен пребывать в настоящем, быть открытым, спокойным и настороженным, размышляющим о том, что происходит сейчас. Следует отложить на потом все суждения и интерпретации; если же они всплывают в сознании, нужно просто отметить их и отпустить».

В соответствии с Махатсатипатхана сутта одним из главных текстов канона традиции Малой колесницы на языке пали, если постоянно применять подобные тренировки, то в конечном итоге можно прийти к «рождению озарения и таких качеств, как бесстрастие, отсутствие привязанности к чему-либо и освобождение».

Этими качествами, как мы видели, психопаты обладают с рождения.

Но сходство между западной психопатической ментальностью и трансцендентальным умонастроением Востока на этом не заканчивается. Совсем недавно психолог Марк Уильямс из Оксфордского университета — с которым, если вы помните, мы встречались в прошлой главе — и уже упомянутый выше Ричард Дэвидсон начали инновационный, интеграционный, хотя и эмпирически сложный процесс воспроизведения буддийских практик медитации в рамках более систематизированной, психотерапевтической и клинически ориентированной парадигмы.

Пока что это прекрасно работает. Психотерапевтические интервенции, базирующиеся на психологической вовлеченности, как мы видели ранее, оказываются крайне эффективной стратегией метапознания, когда речь идет о симптомах тревожности и депрессии — двух состояний, к которым психопаты обладают странным иммунитетом.

Фундаментальные принципы этого метода терапии, как и следовало ожидать, являются производной от уже упоминавшихся буддийских учений. Но эта терапия включает в себя дополнительный ингредиент, некую наивную, детскую пытливость, которая напоминает о базовом факторе «открытости опыту», входящем в Большую пятерку факторов структуры личности, которую мы рассматривали во второй главе. Как вы помните, у психопатов показатели по этому ингредиенту были очень высокими.

«Первый компонент [психологической вовлеченности] включает саморегуляцию внимания, чтобы оно сфокусировалось на непосредственном опыте, — объяснял психиатр Скотт Бишоп в одной из самых известных своих статей, посвященной этому предмету, опубликованной в 2004 году. — Это позволяет усилить распознавание психологических событий, происходящих здесь и сейчас. Второй компонент включает в себя принятие конкретной ориентации на опыт текущего момента — ориентации, которая характеризуется любопытством, открытостью и принятием».

Или, как сказали бы дзен-буддистские мастера боевых искусств, которая характеризуется шошин, «разумом новичка».

«У разума новичка много возможностей, — сказал Шанруи Сузуки, один из самых известных буддийских духовных учителей современности. — У разума эксперта их лишь несколько».

И мало кто будет возражать против этого. Когда Диккенс решал, кого послать Скруджу1 — призрака из прошлого, настоящего или будущего, он выбрал трех привидений, которые охотятся на всех нас. Но заякорьте все свои мысли в настоящем, отсейте болтовню

1 Эбенезер Скрудж — персонаж повести Чарльза Диккенса «Рождественская песнь», а также многочисленных фильмов, поставленных по этому литературному произведению. Один из самых больших скупердяев в истории мировой литературы. — Примеч. ред.

ворчливого, обвиняющего прошлого и ускользающего, назойливого будущего — и тревожность пойдет на убыль. Восприятие обострится. И перед вами встанет вопрос: что нам делать с этим всеобъемлющим «сейчас», огромным, настоятельным настоящим, раз оно у нас есть? Должны ли мы «смаковать» момент, как святые? Или «хватать» его, как психопаты? Должны ли мы размышлять над природой опыта? Или нам следует сосредоточить свое внимание исключительно на неистовой погоне за немедленным вознаграждением?