Павел Ковалевский - Наполеон I и его гений

Теперь Наполеон попал в южно-французскую армию, действовавшую против инсургентов. Ему поручена была батарея. Хотя военные действия не имели серьезного характера, тем не менее Наполеон успел доказать, что может управлять артиллерией.

Во Франции было сильное брожение. В тот момент можно было и сильно выдвинуться, и потерять голову. Обстоятельства повернули в пользу Наполеона. Он опять сел за литературу и написал повесть “Бокерский ужин”, где он высказывает свой взгляд на положение государства, политические движения, промахи тех и других партий и средства все эти передряги упорядочить. В это время приехали в армию три члена конвента: Эскюдье, Рикор и Робеспьер-младший. При них состоял корсиканец Соличетти. Разумеется, он постарался представить Наполеона членам конвента, а равно и сообщить им “Бокерский ужин”. Достоинства памфлета были оценены; особенно увлечен им был Робеспьер-младший. Через несколько дней “Бокерский ужин” был напечатан во множестве экземпляров и разослан по всей Франции. Положение Наполеона было улажено.

В это время инсургенты Тулона призвали на помощь испанско-английскую эскадру и сдали ей Тулон. Армия конвента обложила Тулон под предводительством генерала Карго. Наполеон был назначен капитаном в эту армию. Дела шли, однако, плохо. Карго был живописец столь же плохой, как и генерал. Наполеон описал положение дела, план, как его улучшить, и просил назначить генерала более деятельного и энергичного. Все это он послал в министерство. Министерство план действий Наполеона одобрило и назначило его начальником всей артиллерии в тулонской армии. С этих пор, собственно, начинается проявление гения Наполеона.

Тулон был обложен армией конвента. Но прибрежная его часть была совершенно свободна, причем с моря его поддерживала англо-испанская эскадра. На берегу моря господствовал форт, прозванный “малым Гибралтаром”. Обладание этим фортом отдавало в руки и Тулон и флот. Англичане это понимали и очень сильно укрепили форт. Понимал это и Бонапарт. Он говорил: малый Гибралтар – это Тулон. Поэтому он прежде всего предлагал овладеть этим фортом. Карто не соглашался, почему осада тянулась и являлась совершенно безуспешною. Наконец, Карто был заменен Дюгомье. Последний вполне одобрил план Наполеона. Тулон был взят, причем захвачен был и командующий английскими войсками генерал О'Тара. Успех взятия Тулона принадлежал всецело Наполеону. Начальник артиллерии пишет о Наполеоне военному министру: “Большие научные сведения, замечательный ум и чрезмерная храбрость – таков в общих чертах слабый очерк достоинств этого редкостного офицера. От вас, г. министр, зависит употребить эти достоинства с возможно большею пользою для славы республики”. Дюгомье же писал Комитету общественного спасения: “Наградите и выдвиньте молодого человека, потому что, если вы будете неблагодарны по отношению к нему, он выдвинется и без вас”.

Представители народа, Баррас, Фреран и Робеспьер, произвели Наполеона в бригадные генералы.

Вот отзывы о генерале Наполеоне Робеспьера: “Этот человек одарен сверхъестественными достоинствами”. Мармон говорил: “В Наполеоне было так много предвидения… Он приобрел над народными представителями неописуемое влияние…” Бонапарт был вдохновителем Робеспьеров как в военном, так и в политическом отношениях.

Наполеону было поручено составление береговой охраны по Средиземному побережью. Наполеон исполнил поручение блестяще, насколько могли тому благоприятствовать условия событий и жизни. Зависть, однако, начала уже тогда точить жало. На него был сделан донос конвенту. Только заступничество Робеспьера спасло его от беды. Наполеон, между прочим, участвовал и в войне, ведшейся в это время на юге Франции, но на этот раз он ничем особенным не отличился. Он был действительно серьезно занят изучением стратегического положения юга Франции, Италии и соседних мест, на случай будущих военных действий.

В это время дела конвента шли очень туго. Пришлось прибегнуть к террору. Нужно было найти лицо, которое стало во главе национальной гвардии и не задумалось бы перед средствами и способами принятия мер к усмирению и упорядочению страны, особенно Парижа. Командование национальной гвардией было предложено Наполеону. Но это Наполеона не устраивало. “Молодой Робеспьер – честный человек, но его брат не любит шутить. И мне поддерживать подобного человека!.. Нет, никогда!.. Я вижу, понимаю, насколько я могу быть полезен, заменив дурака, командующего гвардией, но я не хочу, – теперь не время еще. Самое почетное место для меня – в армии… Я буду командовать парижской гвардией, но позднее…”

Наполеон оставался начальником артиллерии итальянской армии и составлял план кампании в данном месте.

В это время дела Генуи были неладны. Наполеону было поручено отправиться туда и заключить мирный трактат. Посольство Наполеона в Генуе имело чисто политический характер, во внешности, но на деле это была военная рекогносцировка. Наполеону конфиденциально было поручено осмотреть укрепления в Савойе, Генуе и окрестностях, ознакомиться с состоянием генуэзской артиллерии, проверить образ действия французского посланника по отношению к правительству Генуэзской республики, выведать как можно обстоятельнее намерения генуэзской олигархии, – короче сказать, собрать все справки, которые могли бы оказаться полезными на случай, если бы дело дошло до войны, последствия которой тогда нельзя было предвидеть. Все эти поручения Наполеон исполнил блестяще. Но вместо награды его ожидала страшная неожиданность.

“Гора” пала. Конвента не стало, Робеспьеры погибли. Добирались и до присных Робеспьера. Так дошли и до Наполеона. Поводом к преследованию послужили корсиканские события. Термидорцы увидели в движении на Корсике стремление отделиться от Франции. В первую голову виновным являлся Соличетти. Не желая нести свою голову на плаху, Соличетти подставил Наполеона.

Наполеона сначала отрешили от командования артиллерией, а затем заключили в форте Карре. Счастье Наполеона, что его не отправили прямо в Париж. Иначе ему бы несдобровать.

Пересмотр дела Наполеона попал в руки того же Соличетти, который его и предал. Так как обстоятельства несколько изменились, то, понятно, дело Наполеона оказалось правым, и он был отпущен из заключения.

Еще находясь в заключении, Наполеон писал правительству: “Я пожертвовал пребыванием в родном моем департаменте, покинул там все свое имущество и не пожалел ничего для республики. С тех пор я служил не без отличия под Тулоном и удостоился разделить с итальянской армией лавры, добытые взятием Соорджио, Онельи и Танаро. При обнаружении робеспьеровского заговора я вел себя как человек, привыкший руководствоваться только принципами… Часом позднее, если злодеям понадобится моя жизнь, я с радостью отдам ее им. Я так мало интересуюсь жизнью, что зачастую она меня даже тяготит. Одна лишь мысль о том, что жизнь эта может еще оказаться полезной отечеству, заставляет меня мужественно выносить столь тяжкое бремя”.

Хотя Наполеон был выпущен из заключения, однако остался не у дела и должен был состоять под надзором при главном штабе армии. Благодаря стараниям Соличетти, он был назначен начальником артиллерии в экспедиции на Корсику, а также по итальянскому побережью; однако особенно заметного участия в этой экспедиции не проявил. Только после этого он был правоспособным и способным гражданином, но не у дел.

Страшные усилия напрягал Наполеон, чтобы вернуть себе влиятельное положение, но ему это очень плохо удавалось. Самым скверным было то, что в высшей администрации, долженствовавшей его судить, он встретил людей неспособных и завидовавших его личному успеху. Наполеона упрекали в том, что он достиг генеральского чина слишком молодым. Главная вина была его молодость. Не выдержав, он упрекнул своего судью, Обри, не видевшего войны, следующею фразою: “Под огнем стареешь быстро”, но, разумеется, этим дела не исправил. После долгих стараний его, наконец, назначили командовать бригадой в западной армии. Вести войну против французов же во Франции – было не в видах Наполеона. Он искал карьеры, а тут карьера не устраивалась. Вместо Вандеи Наполеон отправился в Париж и стал хлопотать о переводе его в действующую армию на восток. В Париже он поместился в темном квартале, в бедном “Отеле Свободы” и жил очень скромно. “Так как он ничего не крал, – говорит Стендаль, – и ему платили ассигнациями, то скоро он впал в крайнюю бедность”. Корсиканец родом, он сохранил свойственную его соотечественникам чуткость восприятий и громадную как физическую, так и умственную выносливость, которые соединялись у него с настойчивым упорством, отличавшим средневековых корсиканцев. Любовь к семье и соотечественникам имела у него характер античной доблести, но вместе с тем он был готов пожертвовать и чувством патриотизма своему честолюбию. Что касается до нравственных чувств, то они в действительности отсутствовали у Наполеона. Воспитание не содействовало развитию у него этого чувства. Напротив того, хватавшая через край чувствительность Руссо и хаотические времена, вызванные попытками воплощения теорий этого революционного предтечи, могли только еще более отуманить совесть молодого генерала. Враждебное чувство, которое питал отец Наполеона к католической религии (иезуиты безвозвратно захватывали его имущество), и неприятности, которые ему самому пришлось вынести от своих воспитателей монахов, были не в силах окончательно искоренить у него суеверие, которое он, впрочем, в глубине души считал религиозностью. Теоретическое образование Наполеона было узким и односторонним, но чтение и попытки литературного творчества, несмотря на свой поверхностный и беспорядочный характер, доставили ему кое-какие широкие и точно определенные понятия из области истории и политики. Зато Наполеон приобрел такое практическое воспитание, какими могли похвастать разве лишь очень немногие. Современный ему мир вращался с изумительной быстротой, не виданной ни раньше, ни позже. Эта необычайная быстрота вращения до тонкости отшлифовала и отточила корсиканца, которому предстояло играть такую крупную роль в мировой истории… Он был честолюбцем, политические принципы которого не отличались солидностью. Вообще он заметно превосходил окружающую его среду разнообразными способностями и талантами, в особенности же уменьем комбинировать, оригинальностью и предусмотрительностью. Сам он отлично умел лицемерить и скрывать свои замыслы, но читал в чужих сердцах, как в открытой книге. “Я теперь как раз в таком настроении духа, в каком обыкновенно чувствуешь себя накануне сражения”, – определил сам себя в этот момент Наполеон (Слоон).