Мэрион Вудман - Опустошенный жених. Женская маскулинность. Аналитическая психология

Забота о щенках для меня совершенно естественна. Отец одарил меня, привив мне любовь к земле. Каждый год в апреле к нам приходил мужчина, чтобы вспахать сад, но не на тракторе, а на лошади. Для отца было неземным наслаждением смотреть, как переворачиваются пласты земли. Первый весенний одуванчик он принес матери, когда был в нее влюблен. Он не мог надышаться ароматом цветущих фруктовых деревьев. Здесь я совершенно запуталась: такая чувственность, потом его пьянство с оскорблениями и побоями матери. Именно чувственность стала исходной точкой его ранимости и моего исцеления.

Во время сна я рыдала до изнеможения. Оказавшись на природе, я обрела новые силы. Я совершенно забыла время, когда пошла в лес и просто бродила по оленьим тропам, хорошо заметным на свежем снегу. С помощью коренных жителей, американских индейцев, я открыла новые ритуалы. Мое тело изменилось. Пропала характерная для матери полнота. Во мне очень окрепла опора на свое тело».

Заново открыв в себе уже поникшего маленького мальчика, я могла легко ему посочувствовать; оставаясь в сновидении, у него не было шансов на выживание. Воссоединение с ним пробудило глубокую щемящую тоску. Некоторые современные мотивы вызывают и у мужчин, и у женщин острую боль, которую испытывает этот зажатый мальчик. Кто, например, может забыть серо-голубые глаза патриархального отца (описанного в книге «Общество мертвых поэтов»), отца, убивающего последнюю надежду в умоляющем взгляде сына, который борется за право жить своей жизнью? Кто забудет предавшую сына мать, беспомощно стоящую в стороне, не имеющую сил, чтобы думать или действовать, исходя из свих внутренних побуждений? Сочувствовать ему - означало его убивать, отрицая его реальность. И мужчинам, и женщинам следует отдавать дань уважения этим юношам, находящимся и внутри них, и внутри их спутников, и внутри их детей. Уважать и почитать мальчика не означает получать наслаждение при его возвращении или нянчить его в теплом гнездышке, из которого он никогда не сможет выбраться. Женщины не берут на себя смелость смеяться над патриархальной привязанностью сына к матери, хотя при этом делают все возможное, чтобы с помощью разных женских хитростей и манипуляций превратить их в пажей, а вовсе не в королей. Несмотря на то, что ответ «я тебе не мама» может привести некоторых мужчин к внезапному инсайту, следует непременно совершить беспощадную внутреннюю работу, чтобы сын оказался на свободе.

Смерть старого короля может проявляться в сновидениях как смерть патриархального отца или брата или же смерть какого-то государственного деятеля. Когда традиционная сознательная установка выходит из-под контроля, от нее остаются скорбь, радость, облегчение, часто сопряженные с очень тревожными чувствами. Не ощущая прежней безопасности, наши чувственные привязанности оказываются подорванными, наши излюбленные в прошлом убеждения истощаются в результате бесплодных устремлений. Дева может породить тигра, буйвол может испытывать похоть к молодой женщине, воспоминания тела могут разрушить свои дамбы и плотины. Такие образы сновидений кажутся оскорбительно глупыми, смешными, кощунственными, а сопровождающие их эмоции могут быть совершенно ужасными. Эго должно обладать недюжинной силой, чтобы занимать отстраненное положение, наблюдая за происходящим и одновременно принимая участие в высвобождении чувства. Это спуск в хаос материального мира, где смерть может трансформироваться в новую жизнь. В процессе прохождения через смерть возникает страх абсолютного исчезновения. Депрессия может оказаться столь глубокой, что воспроизведение сновидений становится невозможным. Тогда телу становится необходим отдых, пока природные энергии не восстановят основу, которая сама по себе больше не может существовать. Для сновидцев, живущих на основе стереотипов, это очень опасное время, требующее огромного спокойствия и мужества. Для тех, кто привык доверять образам сновидений, какими бы причудливыми они ни казались, это время, чтобы принять вызов и пойти на риск, ибо они приведут к ассимиляции сознанием глубинного содержания бессознательного.

В жизни Мэри наступило такое время. За шесть лет анализа произошло много изменений. Ее дети выросли, она по-прежнему получала наслаждение, оставаясь домашней хозяйкой, кроме того, она отважилась найти необременительную работу вне дома. Ее сексуальность расцвела как никогда. Ее муж наслаждался своей повой пассией, постепенно у него появились инстинкты, обнаружившие в нем обидчивого мальчика. Тлеющая депрессия заставляла его сильно напиваться, делая все более агрессивным по отношению к жене и на словах, и в поступках.

«У меня стала появляться сознательная установка, - сказала Мэри, оглядываясь на свои отношения в прошлом. - Все происходившее вызывало у меня негативное отношение. Я больше не желала играть роль постороннего наблюдателя. Перестав быть маленькой девочкой, я вместе с тем понимала, что не хочу терять Филиппа. Я долго задавала вопрос, какой жизнью мы живем. Той жизнью, которая его возмущала, лишала его ощущения безопасности, так как он хотел держать наши отношения под контролем. Сначала я полностью соглашалась на все. Мне хотелось быть жертвой. Я чувствовала, что мы были слишком близки, но это редко меня смущало. Я не хотела посмотреть со стороны на отношения, в которые мы оказались втянуты.

Потом я осознала, что должна это прекратить. Мне следовало заставить его осознать, что значило его пьянство. Оно постоянно доводило меня до исступления. На этот раз я решила с ним покончить. Я совершенно ясно показала, что больше не собираюсь оставаться жертвой. Больше не хочу жить той пустой жизнью, которой мы жили, которая вела нас только к несчастью».

В ночь, когда Мэри категорически выразила свое несогласие продолжать такую жизнь, ей приснился следующий сон:

Мы с Филиппом идем по тротуару. Я несу крупную живую желтую рыбу, завернутую в упаковочный пакет. Сквозь обертку я чувствую острую чешую, оставшуюся на гладком туловище рыбы. Филипп жалуется, что рыба - это опасная детская игрушка. Оказавшись в доме, я стараюсь снять смятый пластиковый пакет. Это нелегкая задача, и Филипп хватает рыбу, говоря при этом, что есть только один способ с ней справиться - отвернуть ей голову. Он начинает отворачивать рыбе голову. Рыба превращается в мужчину. Филипп грубо на него нападает, бьет чем попало и наносит ему серьезные раны. Мужчина истекает кровью, он сильно избит, но не делает никаких попыток защититься.

Сначала я тоже нападала на него вместе с Филиппом. Затем, немного осознав происходящее, отказалась участвовать в насилии. Когда Филипп понял, что я перестала ему помогать, он отшвырнул мужчину в сторону. Я посмотрела на жертву насилия, которое мы совершили. Глядя мне прямо в глаза, мужчина сказал: «Я знал, что ты должна меня спасти». Я смотрела в лицо Христа.

Обсуждая этот сон три года спустя, Мэри сказала: «Тротуар - общественное место для прохода пешеходов, Мы с Филиппом пытались жить, как в пригороде. Наши ценности были ложными: достижения, социальный успех, деньги. Там мы шли по общественно одобряемому пути, держа в руках символ Самости: золотую рыбу, завернутую в пластиковый пакет. Нигде вокруг для нее нет места. Острая чешуя - те части моей личности, с которыми я пока не сталкивалась. Это все еще грубые и опасные, скрытые от меня части, которые тянет к насилию или, наоборот, стать жертвой насилия, теневые части, копстеллирующие демоническую сторону Самости.

Я не могу себе представить рыбу в качестве опасной детской игрушки. Возможно, это имеет какое-то отношение к установке Филиппа по отношению к анализу. Возможно, смятая упаковка тоже относится к анализу. По мнению Филиппа, анализ должен быть интересным и творческим, изюминкой в каравае жизни. Он никогда не хотел обращать внимание на негативную сторону происходящего. Когда я действительно нашла в себе силы и по-настоящему противостояла ему в ту ночь, то ужасно испугалась происходящего. Он возненавидел мою растущую независимость. Он испугался того, к чему привел анализ той маленькой девочки. Я догадываюсь, что он испугался и того, что мной овладела Самость. Рыба - это содержание бессознательного, и Филипп поступает с ней следующим образом: он скручивает все тело рыбы, и остается только голова. Интеллект отделен от сердца. Теперь это действительно опасная игра.

Мне и здесь нужно взять ответственность на себя. Моя негативная маскулинность не хочет, чтобы я работала над процессом индивидуации. Ни реальный, ни внутренний мужчина не одобряет этой стороны Самости. И никто из них не повернется лицом к реальности. Мой внутренний мужчина не слишком думает о работе с телом. Правда, позже я поразилась, поняв, как эта работа подтолкнула меня к моим истинным чувствам.

Тогда для эго сна рыба показалась слишком большой, чтобы с ней можно было что-то сделать. Страх заставляет меня вступить с Филиппом в союз и напасть на мужчину. Но даже во сне наступает просветление сознания. Эго отказывается драться с мужчиной на стороне Филиппа и переходит на его сторону, чтобы оказать ему поддержку. Он ничего не делает, чтобы себя защитить. Драка - не его путь борьбы. Он побеждает, просто глядя мне прямо в глаза. Я не могу даже описать чувство, возникающее при взгляде ему в глаза, такие ясные и глубокие. Кажется, будто я всегда их знала и запомнила их навсегда. Это то, что со мной останется. Как связь, которая не распадется никогда, - была, есть и всегда будет.