Тимур Гагин - ПЛАСТИЛИН МИРА, или курс «НЛП-практик» как он есть.

Иногда в программу добавляется «куда-то сбегать и быстро размножиться».

Все остальное — сознательное. Можно провести аналогию: бессознательное представить взрослым человеком, а сознание — ребенком. Ребенок убивается: у него распался песочный куличик. Ай-ай-ай, конечно. Но сейчас настанет пора жрать, поэтому бросай свои куличики и бегом домой. Или: ну ладно, играй в свои куличики. У меня тут отложение холестерина в сосудах — не поступает кислород, мы тут бегаем, чистим, а ты тут в куличики играешься. У твоего мерседеса недостаточно клапанов, видите ли. Собственно говоря, когда мы влезаем через субмодальности, мы обходим эти изначальные принципиальные цели и часто можем что-то наворочать мимо ценности наилучшего выживания. Если же мы идем через бессознательное, по «документированному доступу», тогда мы автоматически предполагаем, что ценности наилучшего выживания преимущественны. Мы оставляем за собой право отменять любые свои желания, если это будет мешать нам выживать наилучшим способом.

Хотел попасть в книгу рекордов Гиннеса? Расслабься со своим давлением. Хочешь бросить курить? Если ты бросишь курить, у тебя будет такая неврастения, что инфаркт раньше времени случится. Кури дальше, родной. А вот ты как раз брось, и не важно, что тебе, видите ли, «надо успокоиться».

Под бессознательным мы подразумеваем и некоего внутреннего сторожа, который нас охраняет. Защиту от дурака, которая охраняет нас от попыток себя изнасиловать. Потому что есть истинные ценности — наилучшее выживание этой особи. Именно этому служит каждый орган каждого живого существа.

Все, что мы сейчас будем делать, это попытки постучаться: «Дорогое бессознательное, если будет чуть-чуть свободного времени, то у меня есть маленькая просьбочка — стать президентом банка, а? Конечно, если будет время и возможность. Ну не президентом, так хотя бы заместителем главного, нет? Но я, в общем, тут, за дверью». Вежли-венькая просьба снаружи.

Мы можем изнасиловать свою психику и даже психику другого человека, особенно если он сам этого хочет. Но, может быть, не всегда стоит это делать.

Если хотите, это была та часть инструкций по технике безопасности, которую пишут на приборах: не мочить, не нагревать, пальцы в розетку не совать и т. д. В противном случае производитель не несет ответственности.

Давайте рассмотрим одну из двух самых интересных техник в этой области. Это самая лучшая из известных мне техник, которая позволяет крепко переделать если не сразу все, то сразу многое.

Начнем с небольшого экскурса в историю психологии. Представим: рубеж XIX–XX веков. Про Фрейда все, наверняка, слышали. Тогда же работал и Альфред Адлер, которого сегодня знают меньше. Он был на тот момент второй величиной в мире в области психологии. Однако, как это ни странно, современная психологическая наука в гораздо большей степени опирается на Адлера, чем на Фрейда.

Одной из концепций, которую он выдвинул и развил, была идея анализа ранних воспоминаний. Адлер и его последователи предполагали, что те или иные черты характера или, если хотите, долгосрочные привычки, складываются у человека случайно в результате детских переживаний.

Расколотил человек в детстве банку с вареньем. Быстро спрятал, а потом соврал родителям, что это кошка. Родители поверили, и у молодого человека остался вывод: если быстро спрятать концы в воду и убедительно соврать, то всегда выкрутишься.

Другой в этой же ситуации сделал все то же самое. Очень боялся. Родители поверили, но у него случайно родился другой вывод: лучше говорить правду, чем так переживать.

Третий человек в этой ситуации честно признался, схлопотал по всем местам. И решил про себя: в следующий раз буду врать до последнего.

Еще один признался, его похвалили. У него осталась мысль, что можно портачить как угодно, главное потом честно признаться.

Ситуация одна и та же — вывод может быть разный.

Нюанс заключается в том, что мы не можем предугадать, какие выводы возникнут у человека в голове.

Потом человек забывает, что это были выводы из частного случая. И это остается правилом — убеждением-привычкой на большую жизнь. Уже даже не очень осознаваемым. Человек так делает всегда, это его золотое правило.

Маленький мальчик предложил девочке поиграть с ним в машинки. Девочка сказала: «Иди отсюда, дурак». У мальчика осталось на всю жизнь убеждение, что к женщинам лучше не подходить. Они непредсказуемые и агрессивные. Хотя та девочка сто раз успела забыть этот случай. У нее вообще ничего не осталось в сознании. А может, осталось: лучший способ флиртовать с мальчиками — это посылать их к чертовой бабушке.

Адлер считал: если мы видим у себя ситуации периодических обломов, то наша задача — вспомнить самое первое раннее воспоминание, из которого мы взяли привычку в такие обломы попадать. Если мы его находим и там заново переосмысливаем, то у человека на всю оставшуюся жизнь изменяется реакция на такие типовые ситуации. Мы можем сделать более здравые выводы, и у человека будет более здравая жизнь.

Адлер в качестве аргумента приводил следующее воспоминание: дескать, я много чего добился, потому что я всегда находил в себе силы не бояться, идти вперед, добиваться своего, потому что в детстве однажды я для себя, не для кого-то, ночью, поздно вечером, идя из школы домой, выдержал экзамен на смелость — прошел сквозь кладбище до конца, один. Теперь я знаю, что все могу, если буду смел и последователен.

Однажды, когда Адлеру, уже после его смерти, стукнуло 100 лет, его последователи — а учеников у него было много — решили это дело отметить. В частности, издать большую книгу воспоминаний. Естественно, невозможно было упустить эпизод похода через кладбище. И тут всплыл интересный нюанс. Добросовестные исследователи решили найти это кладбище. И выяснилось, что там, где он учился, в округе радиусом 24 часа шагом или бегом, никакого кладбища не было. И тогда не было, и потом не было, никогда не было. Этот эпизод в принципе не мог иметь места.

Окрестности изучали очень долго: теория ведь рушится, на которой все буквально стоит!

Но результат не изменился — не было такого кладбища. Врал Адлер. Не ходил он ни через какие кладбища.

Предположение, которое из этого потом вывели, блестяще подтвердилось: неважно, было ли это, важно верит ли человек, что это было.

Иначе говоря, некоторые черты характера могут появляться не по итогам реального события, а по итогам чего-то хорошо воображенного.

Те, кому доводилось врать так здорово, что уже потом сами не помнили, что там было на самом деле, знают, о чем здесь говорится.

Еще через некоторое время пришли к вполне логичному выводу: человеческие воспоминания редко имеют прямое отношение к тому, что было на самом деле.

Ситуацию, в которой участвовало 7 человек, через год вспоминают все семеро. Сходство — минимальное. Вплоть до того, что спорят, кто именно там вообще был. Кто кому морду набил — вспоминают очень по-разному.

То, что человек называет памятью, на самом деле в большинстве случаев воображение о том, как могло быть, на основании логических построений.

Самый яркий пример— когда люди думают, что вспоминают свое детство, хотя на самом деле представляют то, что представляли себе, когда родители им рассказывали об их детстве.

У человека есть небольшое количество настоящих воспоминаний. Они четко отличаются. Наверняка, у каждого из вас такое было. Это вспышкообразные, как будто прямо сейчас, с четкими подробностями, чаще всего мгновенные образы. Эти вспышки редко продолжаются больше нескольких секунд. В большинстве случаев у человека нет над этим контроля. Иначе как в глубоком гипнозе человек это вспомнить вообще не в состоянии обычно. В остальных случаях человек вспоминает свою рационализацию относительно того, как могло быть. В частности, ни одно истинное воспоминание не может быть диссоциированным. Человек всегда переживает «из самого себя». Однако большая часть воспоминаний у человека диссоциированы. Они воспринимаются как где-то там, вдали. Отдельно от тела. Это реконструкции.

Мы имеем то, что называется феноменом ложной памяти, наведенной памяти. Отсюда много дискуссий относительно того, могут ли считаться свидетельскими показаниями показания того, кто об этом уже несколько раз вспоминал. С каждым следующим воспоминанием, показания изменяются. Если в первый раз человек говорит, что видел, кажется, кого-то в смутном свете, то на пятый раз он уверенно скажет, что видел Романа в этом красном свитере. И будет абсолютно уверен в том, что действительно видел.