Дэниел Гоулман - Эмоциональный интеллект

Поднимаясь по филогенетической[4] лестнице от рептилий к макак-резусам и человеку, мы заметим, что чистая масса неокортекса увеличивается; причем этот прирост происходит в геометрической пропорции во внутренних соединениях мозговой схемы. Чем больше таких соединений, тем шире диапазон возможных ответных реакций. Неокортекс допускает утонченную и сложную эмоциональную жизнь, например, способность переживать по поводу наших переживаний. Отношение неокортекс/лимбическая система у приматов выше, чем у других видов, а у человека гораздо выше, чем у приматов, и это подсказывает, почему мы способны проявлять гораздо более широкий спектр реакций на свои эмоции и обнаруживать при этом больше нюансов. В то время как у кролика или макак-резуса имеется в распоряжении ограниченный набор типичных реакций на страх, больший неокортекс человека обеспечивает пользование гораздо более разнообразным репертуаром, включающим даже набор номера 911. Чем сложнее социальная система, тем важнее подобная гибкость, а более сложного мира, чем наш, нет.

Но эти высшие центры управляют не всей эмоциональной жизнью; в решающих вопросах, затрагивающих сердечные струны, — и более всего в тяжелых ситуациях, вызывающих крайнее душевное волнение, — они, можно сказать, уступают руководство лимбической системе. Поскольку очень многие высшие центры мозга выросли из лимбической зоны или вышли за ее пределы, эмоциональный мозг играет решающую роль в структуре нервной системы. Являя собой корень, от которого рос новый мозг, эмоциональные области сплетены со всеми отделами неокортекса мириадами соединительных цепей. Это дает эмоциональным центрам безграничные возможности влиять на функционирование остального мозга, включая его центры мышления.

Это случилось жарким августовским полуднем 1963 года, в то самое время, когда преподобный Мартин Лютер Кинг-младший обращался с речью «Моя мечта» к участникам марша за гражданские права на Вашингтон. В тот день Ричард Роблес, грабитель по призванию, которого только что условно освободили из тюрьмы, где он отбывал срок трехгодичного заключения за более чем сто краж со взломом, на которые его толкнуло пристрастие к героину, решился еще на одну. Роблес, как он сам впоследствии признался, не хотел идти на преступление, но ему до зарезу нужны были деньги для его подружки и их трехлетней дочери.

Квартира, в которую он тогда забрался, принадлежала двум молодым женщинам: Дженис Вайли, занимавшейся сбором материалов для журнала «Ньюсуик», и Эмили Хофферт, работавшей преподавателем в начальной школе. Одной был 21 год, другой 23. Роблес выбрал квартиру в шикарном районе Нью-Йорка — в Верхнем Ист-Сайде, — будучи уверенным, что там никого нет, но Дженис была дома. Угрожая ей ножом, Роблес связал ее. Когда он уходил, домой вернулась Эмили. Чтобы беспрепятственно уйти, ему пришлось связать и ее.

По версии самого Роблеса, рассказанной им много лет спустя, пока он связывал Эмили, Дженис пригрозила ему, что это преступление не сойдет ему с рук, поскольку она запомнила его в лицо и обязательно поможет полиции выследить его и поймать. Роблес, пообещавший себе, что это будет его последняя кража, от ее угрозы запаниковал и полностью потерял контроль над собой. В бешенстве он схватил бутылку с содовой и стал бить ею женщин до тех пор, пока они не потеряли сознание, а потом, не помня себя от ярости и страха, он исполосовал обеих кухонным ножом. Оглядываясь назад по истечении двадцати пяти лет, Роблес сокрушенно заявляет: «У меня тогда будто крышу снесло, я был прямо как безумный».

Теперь у Роблеса достаточно времени, чтобы вдоволь по-сокрушаться о тех нескольких мгновениях необузданного гнева. В момент написания этой книги, то есть по прошествии трех десятков лет, он все еще находился в тюрьме за убийства, ставшие известными как «убийства работающих девушек».

Подобные эмоциональные взрывы представляют собой взрыв бандитизма со стороны нервов. В такие моменты, очевидно, некий центр в лимбическом мозге объявляет чрезвычайное положение, мобилизуя остальную часть мозга на решение своих насущных вопросов. Бандитское нападение происходит в мгновение ока, запуская эту реакцию в критические моменты прежде, чем неокортекс, думающий мозг, успеет полностью осознать происходящее, не говоря уже о том, чтобы решить, насколько хороша подобная идея. Признаком служит то, что, как только этот момент проходит, те, кто только что казались одержимыми, никак не могут взять в толк, что на них нашло.

Подобные налеты эмоций отнюдь не являются отдельными внушающими ужас происшествиями, приводящими к зверским убийствам вроде «убийств работающих девушек». В менее катастрофической, но вовсе не обязательно менее острой форме они случаются у нас достаточно часто. Вспомните последний случай, когда вы «взбесились», выйдя из себя из-за кого-то — вашего супруга (вашей супруги), или ребенка, или, возможно, водителя другой машины — до такой степени, что позднее, по зрелом размышлении или просто задним числом, это казалось ничем не оправданным. По всей вероятности, это тоже был подобный налет, захват власти нервами, который, как мы увидим, зарождается в миндалевидном теле — центре, находящемся в лимбическом мозге.

Не все лимбические нападения причиняют страдание. Когда кому-нибудь шутка кажется настолько смешной, что он буквально разражается хохотом, это тоже отклик лимбической системы. Она срабатывает и в моменты бурного веселья: когда Дэн Дженсен после нескольких удручающе неудачных попыток завоевать олимпийскую золотую медаль в соревнованиях по скоростному бегу на коньках (что он поклялся сделать своей умиравшей сестре) в конце концов добился победы и получил золото на дистанции 1000 м во время зимних Олимпийских игр 1994 года в Норвегии, его жена от счастья пришла в такое волнение, что ее срочно доставили к врачам неотложной помощи, дежурившим у ледовой арены.

У людей amygdala — миндалевидное тело (от греческого слова, обозначающего «миндалину») представляет собой миндалевидную группу взаимосвязанных структур, располагающуюся над стволом головного мозга вблизи нижней части лимбического кольца. Миндалевидных тел у человека два, по одному с каждой стороны головного мозга, лежащему ближе к боковой части головы. Человеческое миндалевидное тело довольно крупное по сравнению с миндалевидным телом любого из наших ближайших родственников по эволюции — приматов.

Гиппокамп и миндалевидное тело — это две главные составляющие примитивного «носового мозга», из которых в процессе эволюции развились кортекс, а потом и неокортекс. И по сей день эти лимбические структуры выполняют большую или даже наибольшую часть таких функций мозга, как научение и запоминание, а миндалевидное тело является большим специалистом по части эмоций. Если миндалевидное тело разобщается с остальным мозгом, это проявляется поразительной неспособностью оценивать эмоциональную значимость событий; это явление иногда называют «аффективной, или эмоциональной, слепотой».

Лишаясь эмоциональной значимости, столкновения теряют свою власть. Один молодой человек, которому хирургическим путем удалили миндалевидное тело, чтобы справиться с сильными эпилептическими припадками, с той поры полностью утратил интерес к людям и предпочитал пребывать в одиночестве, не поддерживая с ними никакого контакта. Сохранив способность общаться и разговаривать, он перестал узнавать близких друзей, родственников и даже свою мать и оставался безучастным к их переживаниям по поводу своего безразличия. Лишившись миндалевидного тела, он, вероятно, утратил способность распознавать чувства, равно как и всякое понятие о чувствах вообще. Миндалевидное тело исполняет функцию хранилища эмоциональной памяти и, следовательно, играет крайне важную роль. В жизни человека без миндалевидного тела нет ничего, что затрагивало бы его личность.

Наличием миндалевидного тела обусловлена не одна только привязанность; от него зависят все страсти и увлечения. Животным, у которых миндалевидное тело удалено или отделено от основного мозга, не знакомы страх и ярость, они не испытывают побуждения к состязанию или объединению и теряют ощущение своего места в общественной организации своего вида; а эмоции у них притупляются или отсутствуют. Механизм выделения слез, как эмоционального сигнала, присущего исключительно человеку, запускается миндалевидным телом и ближайшей структурой — поясной извилиной головного мозга; если человека поддержать, приласкать или каким-то иным образом утешить, это успокоит те же самые зоны головного мозга и прекратит рыдания. В отсутствие миндалевидной железы вообще не бывает слез от горя и утешение не требуется.