Рэймонд Моуди - Все о встречах после смерти

В этот момент я смотрел прямо в ее глаза в благоговейном страхе. Очень мягко, с любовью она назвала себя и обратилась ко мне по прозвищу, которым только она называла меня в детстве. Как только до меня дошло, кто же эта женщина, поток воспоминаний хлынул в мой мозг. Отнюдь не все из них были доброй памятью. Многие были отчетливо неприятны. Если мои воспоминания о бабушке по матери позитивны, то память о бабушке по отцу совсем другого рода.

Одно из ворвавшихся в мой ум воспоминаний касалось ее противной

привычки объявлять: «Это мое последнее Рождество!» Она произносила эту фразу каждые каникулы в последние двадцать лет жизни. Бабушка также постоянно предупреждала меня молодого, что я отправлюсь в ад, если нарушу любой из наложенных Господом запретов — в ее собственной интерпретации, естественно. Однажды она промыла мылом мой рот за то, что он изрек слово, которое она не одобряла. В другой раз она говорила мне, ребенку, вполне серьезно, что грешно летать на самолете. Она была недоброжелательна и эксцентрична.

Теперь же, глядя в глаза этому привидению, я прочувствовал, что стоящая передо мной женщина изменилась в очень положительную сторону. Я ощущал исходившие от нее тепло и любовь, эмоциональность и сострадание, и это было выше моего понимания. Она определенно была с юмором, и вокруг нее разливались тихий покой и радость.

Причина, по которой я не сразу узнал ее, заключалась в том, что она выглядела гораздо моложе, чем когда умерла, и даже моложе, чем когда я родился. Не помню, чтобы мне попадались ее фотографии в возрасте, на который она походила в этот свидание. Однако это и не имеет значения, ибо я узнал ее не только по физическому облику. Скорее, я опознал эту женщину через ее несомненное присутствие и через многие воспоминания, о которых мы говорили и которые обсуждали. Короче, это была моя скончавшаяся бабушка. Я узнал бы ее где угодно. Я хочу подчеркнуть, сколь завершенной и естественной была эта встреча. Она ни в коей мере ни причудлива, ни сверхъестественна. На самом деле это было наиболее нормальное и приносящее удовлетворение общение, которое у меня с ней когда-либо было.

Наша встреча касалась исключительно наших отношений. Я не переставал удивляться, что нахожусь в присутствии человека, который уже покинул мир, но это никак не мешало нам. Она была предо мной, и сколь бы ни был поразителен сам факт, как таковой, я принял его и разговаривал с ней.

Мы говорили о старых временах, об особых случаях из моего детства. Она напомнила мне о некоторых забытых мной происшествиях. Она также обнаружила знание коечего очень личного о моей семейной ситуации, что было для меня сюрпризом, но в ретроспективе это имеет большой смысл. Вследствие того, что главные действующие лица еще живы, эту информацию я держу при себе. Скажу лишь, что ее откровенность на многое в моей жизни позволила взглянуть по-другому и что я чувствую себя значительно лучше, услышав это от нее. Я говорю «услышав» почти в буквальном смысле. Я слышал ее голос четко, единственное отличие состояло в том, что в нем присутствовал треск электрического свойства, что, казалось, делало голос четче и громче, чем он был до ее смерти.

Другие люди, имевшие подобный опыт, описывали общение как телепатическое, или «из ума в ум». У меня похожее впечатление. Хотя большая часть разговора осуществлялась посредством речи, время от времени я мгновенно угадывал ее мысли, и, могу утверждать, что то же верно и для нее.

В нашем воссоединении она ни в коей мере не выглядела прозрачной или похожей на духа. Она казалась целой и крепкой, не отличалась от любого другого человека, за исключением того, что она, казалось, была окружена неким сиянием или находилась внутри полости в пространстве, как если бы была отделена от ее физического окружения.

По какой причине бабушка не позволяла мне прикоснуться к ней? Два или три раза я пытался дотянуться до нее и обнять, и каждый раз она поднимала руки и отстраняла меня. Она так решительно отвергала попытки прикосновения, что я отказался от них. Не имею понятия, как долго длилась наша встреча. Кажется, очень долго. Я был полностью поглощен событием, и мне не приходило в голову взглянуть на часы. Судя по мыслям и чувствам, которыми мы обменялись, прошло, пожалуй, пару часов, но меня не покидает ощущение, что, вероятно, все это произошло быстрее, чем в «реальном» времени.

И как же завершилась наша встреча? Я был настолько всем переполнен, что просто сказал: «До свидания». Мы условились снова встретиться, и я просто вышел из комнаты. Когда я вернулся, ее нигде не было. Привидение моей бабушки исчезло.

Произошедшее в тот день исправило наши отношения. Впервые мне доставил удовольствие ее юмор, прояснился смысл некоторых борений, через которые она прошла в жизни. Теперь я по-своему даже любил ее, не так, как при ее жизни. Опыт привел меня к твердому убеждению: то, что мы называем смертью, не есть конец жизни. Я понял, почему некоторые считают «видения призраков» галлюцинациями. Как человек, переживший измененное состояние создания, я могу утверждать, что мое зрительное воссоединение с бабушкой полностью когерентно с ординарной реальностью бодрствования, в которой я нахожусь всю свою жизнь. И если я посчитаю свое свидание галлюцинацией, тогда я должен считать галлюцинацией и всю мою жизнь тоже.

Я понял, почему искатели «свидания с привидением» необязательно видят именно ту личность, с которой они решили встретиться. Я, на основании собственного опыта, полагаю, что подопытные видят того, кого им нужно увидеть.

Мои отношения с бабушкой по матери были гладкими, чего не скажешь об отношениях с бабушкой по отцовской линии. Вероятно, воссоединения с людьми, с которыми отношения были трудными при их жизни, более полезны.

И еще: я хочу принести публичные извинения моему старому другу доктору Элизабет Каблер-Росс. В 1977 году Элизабет рассказала мне о ее свидании с умершей знакомой. Насколько я помню, Элизабет однажды шла по холлу к своему офису, когда вдруг заметила стоящую в коридоре женщину.

Женщины заговорили, и Элизабет пригласила посетительницу в свой офис.

ерез несколько минут Элизабет в изумлении наклонилась к женщине и сказала: «Я знаю вас!» Она опознала в ней миссис Шварц, пациентку, с которой была накоротке и которая скончалась несколько месяцев назад. Миссис Шварц подтвердила это, и обе продолжали разговор еще какое-то время. Когда Элизабет рассказывала мне об этом, я, помнится, запротестовал. «Погоди, Элизабет! — сказал я. — Если это был кто-то, кого ты хорошо знала, как могло случиться, что ты не опознала ее с самого начала?»

Теперь, спустя годы, я могу сказать, что понимаю. Мой опыт и опыт других дает мне право подтйердить, что «привидения» скончавшихся не выглядят в точности так, как перед смертью. Странно, а возможно, и нет, — они моложе и менее напряжены, но вполне узнаваемы.

Результаты моих и более ранних экспериментов позволяют заключить, что СЗ служит естественной связью между спонтанными и наведенными «видениями призраков».

Последующие исследования убедили меня, что в исторические времена СЗ использовалось с поразительными результатами. Именно исторические свидетельства побудили меня еще глубже изучить проблему СЗ.

Мои исследования и личное участие привели меня к пониманию того, что, пройдя снова частокол вековых запретов и профанаций, СЗ выжило сегодня только как напоминание о живой социальной реальности, которой оно когда-то являлось. Это эхо далекого прошлого, отвергаемое теми, кто назвал СЗ суеверием, вместо того, чтобы постараться понять его притягательность и мощь.

Трагическая история практиковавшего СЗ Кеннета МакКензи иллюстрирует опасность этого занятия. В пятнадцатом веке в Шотландии он был известен как выдающийся эксперт по СЗ, королева наняла его пошпионить за мужем, часто посещавшим континентальную Европу/Мак-Кензи поглядел в свой прибор и увидел короля, веселящегося и развлекающегося с другой женщиной.

Увиденное оказалось правдой, но Мак-Кензи совершил ошибку, открыв ее королеве. Она пришла в такую ярость, что приказала казнить его. Мак-Кензи бросили головой в котел с кипящей смолой. Вот что случалось с практикующими СЗ. В процессе моего исследования удалось установить по меньшей мере семь причин, побуждающих общество подавлять СЗ. Ниже я приведу и рассмотрю эти причины, прежде всего с точки зрения их соответствия — или несоответствия — индивидуальному и/или общему здравому смыслу.

Похоже, есть уровни разума, которые в обычной жизни мы не осознаем. Фрейд, Юнг и другие пионеры в психологии обозначили множество таких областей, и процесс этот, несомненно, продолжится. Многое нам еще предстоит узнать относительно разума человека.