Ганс Селье - От мечты к открытию

На этот счет ученые обладают предельной щепетильностью. Чем более велик ученый, тем меньше число людей, мнением которых он дорожит. Но тому, кто прилежно трудится в одиночестве своей лаборатории над какой-нибудь разгадкой чрезвычайно запутанного механизма Природы, очень согревает сердце сознание, что где-то в мире есть несколько человек -- быть может, всего полдюжины,-действительно понимающих важность его работы и те трудности, которые ему приходится преодолевать. Этих коллег он принимает как равных себе и чувствует глубокое удовлетворение от того, что благодаря своей работе приобрел духовное родство с ними. Он заслужил себе место в кругу этой интеллектуальной элиты. Он может общаться с этими людьми, минуя огромные расстояния, языковые и социальные барьеры и всю ту мелочную ненависть и зависть, которые разделяют других. Думаю, что в этот век "холодных" и "горячих" войн, ожесточенной расовой, политической и религиозной нетерпимости или просто пошлой банальности людских устремлений ученому не стоит стыдиться своего тщеславия.

Ореол успеха; преклонение перед героями и желание им подражать

Сам я -- страстный почитатель героев; мои великие идеалы -- Клод Бернар, Луи Пастер, Роберт Кох, Пауль Эрлих и Уолтер Кеннон4. Но более всего я обязан д-ру Кеннону, которого знал лично. Это был настоящий человек и истинный ученый. Он оказал на меня огромное влияние, и на всю свою жизнь я сохранил к нему большую привязанность. Моя работа по стрессу была в значительной степени написана под влиянием его открытия реакций экстренного выброса адреналина. Даже эти записки несут на себе отпечаток этого влияния. Очевидно, я связан с д-ром Кенноном какими-то неразрывными связями. Надеюсь, он ничего не имел бы против подобных заявлений, будь он жив. Ведь говорил же он: "Я сын Боудича, который ввел меня в физиологические исследования. Боудич в свою очередь был сыном Карла Людвига, в лаборатории которого в Лейпциге он контактировал с другими людьми из многих стран. Через моего деда Людвига я связан со многими его последователями, среди них -- итальянский физиолог Моссо, английский фармаколог Бринтон и русский физиолог Павлов. Я имею детей и внуков -- молодых докторов, которые вернулись из Гарвардской физиологической лаборатории в свои страны, чтобы продолжить исследования".

Как много идей Кеннона я воспринял! Ничего не могу с этим поделать, могу испытывать только благодарность за это. Ведь сыновья не могут не походить на своих отцов, а со стороны потомства было бы непочтительным стараться быть иными только ради того, чтобы избежать обвинения в подражании. Кроме того, переданные по наследству характеристики в последующих поколениях видоизменяются. Ни один ученый не появляется спонтанно, без предшественников, но в отличие от сына по крови сын по разуму может по крайней мере выбрать себе родителя.

Достижению подлинного совершенства мышления и гениальности в огромной степени препятствует неправильное понимание лозунга "все люди равны", с которым Линкольн обратился к своему народу после битвы под Геттисбергом. В буквальном смысле слова это утверждение явно неверно: одни люди маленького роста, другие высокого; одни толстые, другие худые; одни умные, другие глупые. Линкольн имел в виду только то, что все люди обладают равными правами развивать те качества, которыми наделены от рождения.

Однако на практике даже и это невозможно, поэтому нам советуют поступать наилучшим образом и относиться к каждому с точки зрения большинства. Поскольку мы не в состоянии приспособить процесс обучения к каждому ученику, постольку будет "демократично" подогнать ученика под средний уровень процесса обучения.

В нынешних условиях вполне разумно решать основные общественные проблемы голосованием, но при решении научных, художественных и иных культурных проблем должны быть справедливы слова Генри Торо5: "Всякий человек, который более прав, чем его соседи, составляет большинство в один голос".

Боязнь скуки

Сколько было написано о мотивах, которыми руководствуется творческий человек на пути к славе, но как мало я слышал о скуке -- одном из наимощнейших мотивов, который действует, беспощадно отсекая все пути к отступлению!

Все живые существа должны или действовать, или погибнуть. Мышь должна находиться в постоянном движении, птица летать, рыба плавать и даже растение должно расти.

Минимальные требования к активности меняются от вида к виду, от индивида к индивиду, от времени к времени. Они опускаются до весьма низкого уровня, когда жизнь замедляется во время сна или зимней спячки, в старости и при серьезном заболевании, и поднимаются весьма высоко в период молодости, когда тело и разум интенсивно развиваются.

Нужда в физических упражнениях имеет тенденцию с возрастом уменьшаться быстрее, чем потребность в умственной деятельности. Тело обычно стареет быстрее разума. Но если мы не находим выхода своей энергии, она начинает устремляться внутрь организма, уничтожая свои истоки, которые становятся жертвами болезненного саморазрушения. Вынужденное бездействие -- будь оно следствием лени или отстранения от дел не по своей воле -порождает чувство неуверенности в себе, депрессию, ипохондрическую озабоченность состоянием своего тела и разума. Занятый человек не имеет времени решать даже самые серьезные проблемы, а бездействующий -- изводит себя, чтобы как-то убить время.

Творческие люди заняты интенсивным поиском "духовных отдушин", и если они уже приобрели вкус к серьезным умственным упражнениям, все другое в сравнении с этим представляется им не стоящим внимания. Мало кто из ученых увлекается чем-то еще, кроме науки, и я думаю, что именно ужасная боязнь скуки с такой же силой не дает им заняться "мирскими" делами, с какой страсть к науке влечет их к исследованиям.

* 2. КТО ДОЛЖЕН ЗАНИМАТЬСЯ НАУКОЙ?

Если пытаться перечислить характеристики, представляющиеся мне наиболее важными для научной деятельности -любознательность, основанную на воображении проницательность, способность к критическим оценкам, абсолютную честность, хорошую память, терпение, доброе здоровье, щедрость и прочее,-не следует взвешивать их относительную ценность. В любом случае это весьма затруднительно.

У. Кеннон

Если говорить коротко, то можно сказать, что при создании гипотезы ученым требуется столько же смелости, сколько щепетильности они вкладывают в экспериментирование.

Ш. Рише

Из всех вопросов, затрагиваемых мною в этих заметках, чаще всего приходится слышать следующий: "Считаете ли вы, что я обладаю качествами, необходимыми для научной работы?" Что это за качества? Вопрос принципиально важный. Когда человек решается заняться наукой или когда его привлекают к исследовательской работе, то это совершается в уверенности, что человек обладает соответствующими способностями. Даже сложившийся исследователь порой должен спрашивать себя, какие черты в себе ему следует развивать, а какие подавлять. Я обсуждал этот вопрос с очень многими людьми (учеными, педагогами, психологами, служащими), и мнения их чрезвычайно разнятся. Интеллект, воображение, любознательность, настойчивость, дар наблюдения или абстрактного мышления, инициативность, технические навыки и множество других качеств были выделены как особенно важные. Уместны ли здесь обобщения? Морфолог нуждается в способности к визуальному наблюдению значительно больше, чем биостатистик; хирург-экспериментатор или создатель новых медицинских инструментов гораздо сильнее зависит от технических навыков, нежели историк медицины.

Я не настолько компетентен, чтобы обсуждать качества необходимые для всех типов исследовании, поэтому я займусь тем, что мне ближе. Например, я ощущаю настоятельную необходимость в сведении воедино огромного количества данных, публикуемых в настоящее время в медицинских журналах; но, чем больше публикаций, тем меньше людей, желающих заниматься такой интеграцией данных. А ведь сущность науки заключается в упорядоченном сравнении и классификации знаний, а не в простой регистрации фактов. Непрерывный поиск все новых деталей будет и должен продолжаться наряду с совершенствованием методов разработки, но этот тип деятельности требует скорее специальных навыков, нежели подлинно научного таланта.

В любом случае, насколько это возможно, я предпочитаю говорить о вещах, известных мне по собственному опыту, а не из отвлеченных спекуляций. Для этого в качестве примеров я буду использовать открытия, сделанные нашей группой, даже если в литературе можно найти и более важные. Из опыта проведения наших семинаров я знаю, как порой бывает трудно восстановить цепь рассуждений, приведшую к какой-либо находке. Ретроспективный взгляд всегда склонен к идеализации, и при попытке реконструировать путь, по которому шли к своим открытиям другие исследователи, "ретуширование" может достигать чудовищных размеров. Всякого рода критики, выступавшие в медицинской литературе с анализом одного сделанного нами открытия, приписывали нам как необычайное предвидение, так и полное отсутствие такового. Возможность подобного непонимания увеличивается еще более, когда речь идет о наших предшественниках, творивших в прошлые столетия,-- ведь нам практически неизвестны ни особенности личности этих ученых, ни их коллеги, ни условия их работы.