Джон Маркс - ЦРУ и контроль над разумом

43

Токсины представляют собой не живые организмы, а химические вещества, образовавшиеся из биологических тканей. Они могут принести человеку болезнь или смерть, но, в отличие от бактерий, не способны к самовоспроизводству. В связи с их биологическим происхождением исследованием токсинов занимались в Форт-Детрике, а не на базе Эджвуд, где специализировались на химических аспектах американской программы создания химического и бактериологического оружия (ХБО).

Вполне возможно, что именно бруцеллез был выбран Готлибом весной 1960 г., когда Комитет изменения здоровья, являвшийся одним из подразделений секретных служб, одобрил операцию по выводу из строя по меньшей мере на три месяца иракского полковника, о котором говорили, что он «проталкивает политические интересы советского блока». Готлиб сообщил Комитету Черча, что он обработал носовой платок с монограммой специальным препаратом, а затем послал его полковнику. Сотрудники ЦРУ сообщили комитету, что полковник был расстрелян группой стрелков еще до получения им платка.

По некоторым причинам американское правительство не разглашало сведения о применении японцами биологического оружия. «Нам было известно, что они заражали Маньчжурию». Источник из Форт-Детрика говорит: «Мы знали о производстве и распространении [биологических веществ, включая сибирскую язву]… Я сам читал отчеты о вскрытиях. У нас были люди, которые ездили после войны в Японию».

Непосредственно после смерти Олсона, пытаясь преуменьшить свою вину, Готлиб утверждал, что он обговаривал с людьми из SOD желательность испытания ЛСД без ведома испытуемого. Два человека из группы SOD категорически отрицали это в одном из интервью, а один из группы категорически опровергал это утверждение Готлиба во время слушаний в конгрессе. Как Готлиб, так и сотрудники SOD едины в утверждении, что перед приемом наркотика Готлиб не предупреждал их о своем намерении.

Поскольку в большинстве случаев «странствие» после приема ЛСД продолжается около восьми часов, практически все экспериментаторы (в том числе и контрактники TSS), чтобы не проводить бессонную ночь, принимали ЛСД утром.

Чтобы войти в здание SOD помимо очень жестокого допуска необходимо было иметь при себе карту со сведениями о прививках в количестве от 10 до 20. Прививки были настолько болезненными и требовали таких затрат времени, что где-то в 60-е гг. генерал, возглавлявший химические войска, принял решение прекратить инспектирование SOD и проводить совещания на местах. Один из отставников SOD объяснил это следующим образом: «Таким путем мы их изолировали. Им не обязательно было все знать. Большинство нарушений происходило сверху… Если бы он настаивал, он мог бы войти без прививок. Он мог бы это сделать, несмотря на протесты директора по безопасности».

Элис Олсон утверждает, что это прямая ложь.

У не имеющего психиатрической специализации Абрамсона, разрешавшего химику Лэшбруку рассказывать о комплексах пациента, было весьма странное представление о терапевтических или, как в данном случае, психотерапевтических методах. В направленном в ЦРУ в 1953 г. предложении ассигновать 85 тыс. долларов на изучение ЛСД Абрамсон писал, что «надеется» в течение следующего года «дать здоровым с психиатрической точки зрения пациентам госпиталя… без их ведома психотерапевтические дозы этого наркотика». Тут невольно вспоминается персонаж из пьесы Уильяма Берроуза, который говорит: «Ну, ребята, вы не слишком часто будете очевидцами этой операции. Причина та, что она совершенно бесполезна с медицинской точки зрения».

Позднее президент Джералд Форд лично извинился перед семьей Олсонов, а в 1976 г. конгресс принял закон о выделении семье в качестве компенсации 750 тыс. долларов. Семья добровольно отказалась от предъявления иска.

Все оперативники и агенты ЦРУ имели клички, под которыми они должны были фигурировать даже в секретных документах. Готлиб был «Шерманом Р. Гриффордом». Уайт получил псевдоним «Морган Холл».

Уайт попал на страницы всех американских газет благодаря случаю, в результате которого им был произведен арест певицы Билли Холидей с предъявлением ей обвинения в употреблении опиума. Чтобы доказать безосновательность обвинения, доказать, что она не употребляла наркотики, певица легла на обследование в один из калифорнийских санаториев, который ей порекомендовал приятель друга, д-р Джеймс Хэмилтон. Жюри оправдало ее. Вмешательство Хэмилтона удивляет, поскольку он ранее работал с Уайтом, испытывая «лекарство правды» для ОСС, и оба были хорошими друзьями. Возможно, Уайт рассматривал свою роль в свете будущего, когда в 1970 г. поведал бравшему у него интервью журналисту, что «получал удовольствие» от преследования преступников. «Для меня это было игрой. Я немного сочувствовал некоторым людям, которых я считал необходимым посадить в тюрьму, с учетом того, что могло произойти с их семьями. Я давал им шанс не попасть в тюрьму, заботиться о своих семьях, если они соглашались снабжать меня информацией, но они упорно отказывались. По их словам, они не хотели становиться предателями».

Несмотря на запись в дневнике Уайта, согласно которой Лэшбрук прибыл на явочную квартиру в Нью-Йорке и столкнулся с «сюрпризом по ЛСД», а также несмотря на наличие его подписей на документах, утверждающих вспомогательный проект, Лэшбрук категорически отрицал на сенатских слушаниях 1977 г., что знал что-либо об испытаниях Уайта. Председатель подкомитета не оказывал на Лэшбрука давления; он также не обращался в Министерство юстиции с требованием возбудить дело о лжесвидетельстве.

Это была одна из многих затрат, которые приводили в ярость аудиторов из ЦРУ, когда они просматривали отчеты Дж. Уайта. Среди прочего были такие счета, как 44,04 долл. за телескоп, счета более чем на 1000 долл. за спиртное, «без указания на необходимость их употребления», а также 31,75 долл. за срочный ремонт машины соседки, которой он нанес повреждение. Последний расход объясняется следующим образом: «Ради обеспечения секретности необходимо было предотвратить расследование со стороны страховой компании».

В 1984 г. Джордж Оруэлл писал о поощряемой правительством проституции: «Простое распутство не играло важной роли до тех пор, пока оно оставалось тайным и безрадостным и касалось женщин низкого социального положения».

В 1961 г. в рамках программы MKULTRA была организована третья явочная квартира в Нью-Йорке, также под эгидой Бюро по наркотикам. В ней распоряжался Чарльз Сирагуза, который, подобно Уайту, был старшим агентом и ветераном ОСС.

Свидетельство Родеса об этом инциденте, договоренность о котором была заранее достигнута со штабом сенатора Эдварда Кеннеди, повлекло за собой появление в вашингтонской газете «Пост» статьи под заголовком «Команда, которая не сумела распылить (наркотик) правильно». Такой подход привел к тому, что общественность восприняла смертельно серьезную программу как шутку, плохо сыгранную компанией бездельников.

Лайман Киркпатрик, долгое время работавший на должности Генерального инспектора, который недавно оставил эту должность, чтобы занять более высокий пост в Разведывательном управлении, узнал об операциях на явочных квартирах непосредственно после смерти Олсона и никогда не возражал против них. В настоящее время его приводят в ужас эксперименты, проводившиеся без ведома испытуемых, но он «не обладал полномочиями, которые позволили бы провести расследование… Я пытался установить допустимые пределы моей деятельности, при которых я мог оставаться на своей должности».

Пытаясь объяснить причины, по которым он решил не информировать директора ЦРУ о связях Разведывательного управления с мелкими преступниками, Хелмс заявил комитету Черча: «М-р Маккоун недавно стал работать в этой системе, и я подумал, что это может ему показаться странным… Это была не слишком благообразная операция». Вероятно, по тем же причинам Хелмс не докладывал Маккоуну о применении на явочных квартирах наркотиков без ведома лиц, на которых они испытывались.

Преследуя свои личные цели, Хелмс умел по-разному рассказывать различным людям об одних и тех же событиях. Мотивируя свои предложения советской угрозой, он побуждал Маккоуна дать разрешение на продолжение испытаний наркотиков без ведома испытуемых, В это же время он писал в комиссию Уоррена, что советские исследования поведения человека не только на пять лет отстают от западного уровня, но и «отсутствуют данные, которые свидетельствовали бы о том, что у советской стороны имеются новые перспективные препараты… которые могли бы оказывать влияние на поведение человека».