Михаил Леонтьев - Идеология суверенитета. От имитации к подлинности

Посткатастрофную страну, оказавшуюся на грани хаоса и развала, удалось собрать точно в соответствии с законами функционирования системы. Той современной глобальной системы, в которую Россия окунулась после краха сверхдержавы. То есть с помощью организации управления финансовыми потоками.

С одной стороны, это определялось рамками реально возможного и допустимого с точки зрения выживания страны. С другой стороны, это же определило и границы «стабилизации». В частности, многим казалось, что Россия в эти годы восстановила собственный суверенитет. Однако границы этого суверенитета в рамках данной системы определяются границами наших возможностей по управлению финансовыми потоками.

Границы эти в принципе понятны, что очень чётко и грубо обозначилось во время кризиса. Можно заметить, как вследствие этой наглядной демонстрации Россия сначала утратила интерес к экономической политике (в элементарно стратегическом смысле), а затем, уже в медведевский период, — и к политике внешней (в том же смысле).

Проблема в том, что современная демократия не предусматривает никакого стратегического управления, кроме управления финансовыми потоками. Вы вообще можете рассчитывать на стратегию только в той степени, в которой вы рассчитываете на управление этими потоками. Это экономика. В современной демократии, в отличие, кстати, от других моделей, экономика является в прямом смысле слова базисом, а политика — надстройкой, в точном соответствии с марксистской логикой. И что касается политики — политическая модель «Демократия» не обеспечивает осуществления власти нигде, кроме как там, где находится реальный центр управления финансовыми потоками. В этом контексте Россия имеет право рассчитывать только на местное самоуправление.

Можно констатировать одно: либеральная демократия в России как механизм осуществления власти действующих российских элит означает для страны катастрофу одномоментную и безальтернативную. Это даже если абстрагироваться от проблемы лояльности российских элит к собственной стране, о чём много раз уже говорилось. Этим мы отличаемся от наших западных учителей, где эта модель, в условиях преемственности государственно лояльных элит, означает не одномоментную катастрофу, а более или менее постепенное вырождение государства и нации.

Решение наших проблем, даже самых краткосрочных и насущных, никак не лежит в плоскости развития и совершенствования демократических процедур — то есть обеспечения преемственности нынешней властной элиты. Поскольку насущной проблемой выживания страны и сохранения элементарной легитимности власти является политическая ликвидация действующей элиты. Прошу заметить, речь идёт о ликвидации политической, а вовсе не обязательно физической.

Все три русские катастрофы (1612-го, 1917-го и 1991 годов), когда наше государство аннигилировалось, имеют одну общую составляющую. Это предательство элит. «Великий Болотный Протест», приуроченный к президентским выборам, — всего лишь очередное звено в этой цепочке. Историческая особенность российских элит: принадлежность к элите не сопровождается лояльностью к собственной стране и собственному народу. Скорее наоборот.

Исторически российская власть не идентична элитам. И только этим обеспечивается её легитимность. Она абсолютна, в том смысле, что не делится с элитами властью. В моменты кризиса и слабости, когда элиты завладевают властью — то есть возникает в том или ином историческом контексте та самая либеральная модель, — эта модель и эта власть оказываются нелегитимны с точки зрения общества. И начинается уничтожение элит, высших классов низшими. При этом предательство на то и предательство: элиты всегда обращаются к внешнему врагу для защиты от своего народа и своего государства.

Вопрос, способны ли нынешние элиты на такое в момент кризиса, когда им представится возможность взять власть и реализовать либеральную модель, — вопрос смешной. Для нынешних российских элит, по происхождению мародёрских, давно разместивших свои активы, недвижимость, потомство и политическую лояльность за рубежом, вообще никакого такого риска не существует (кроме как если случайно отловят и замочат). Если не получится, они могут вернуться сюда как уже настоящие полноценные коллаборационисты и полицаи под защитой оккупационной администрации.

Почему «Великий Болотный Протест» не пережил своей годовщины?

Потому что он «расхомячился»: интернет-хомяк — главная социальная опора движения — его покинул. Навсегда. Вернуть хомяка в этот протест невозможно, а для любого другого возможного и вероятного протеста хомяк не нужен, да он и не пойдёт. Поэтому никакого возрождения этого протеста не будет. Констатируем это не со злорадством, а с сожалением и даже страхом, поскольку этот протест как раз никакого страха по большому счёту вызвать не мог.

Почему хомячий протест, в принципе, бесперспективен там, где реально существует государство и функционирует власть, хоть как-то сознающая себя таковой? Особенность интернет-публики состоит в том, что ею можно манипулировать, и довольно легко, правильно выбрав момент и тему. Но ею совершенно невозможно руководить. В тот момент, когда хомячья масса чувствует, что ею начинают управлять и руководить, она рассасывается мгновенно. А для настоящей революции нужны настоящие вожди и по-настоящему управляемая масса.

«Болотное движение» по сути своей есть движение внутриэлитное. Именно с этим связана его исключительно московская локализация. Такой публики в достаточно репрезентативном количестве нет нигде, кроме Москвы, даже в Питере. Поскольку эта публика, весь этот офисно-менеджерско-журналистско-пиаровский планктон — это и есть обслуга нашей элитной клептократии, локализованной в Москве. Кстати, очень забавно, когда от имени этой публики призывают к борьбе с коррупцией: в случае победы над коррупцией её даже истреблять не придётся — она просто помрёт с голоду.

То есть «болотное движение» — это типичный оранжад. Сырьё для производства «оранжевых революций».

«Оранжевые революции» тем и отличаются от революций настоящих, что они не революции — это внутриэлитные перевороты, в то время как революция — это смена элит. Истребление старых элит новыми. А о чём говорит опыт «революционного процесса» от Майдана до «арабской весны»? Сербия, Грузия, Украина, Киргизия — все жертвы процесса несчастны по-своему. Объединяет их одно: это никакие не революции, потому что никакой смены элит они изначально не предполагали. Это элитные перевороты, смысл которых — замена менее компрадорской группировки элиты на более компрадорскую, маргинализация национального государства, освобождение элит от останков госконтроля ценой сдачи страны под прямое внешнее управление.

«Оранжевой революцией» нельзя свергнуть власть, если она реально существует как власть, а не как система туземного управления, суверенитетом над которой обладает внешний хозяин. Поскольку «оранжевая» схема подразумевает необходимость спрашивать разрешения, можно ли туземному правителю сохранить своё кресло или пора сдать его более симпатичному для хозяина претенденту.

Реальный суверенитет в современном мире — вещь вообще-то вымирающая, но тут мы наблюдаем ликвидацию уже вторичных и третичных признаков государственности. Идеальным примером торжества целей и задач «цветной революции» является нынешняя Украина Януковича, где власть представляет собой результат публичной сделки между олигархическими кланами: любой громадянин незалежной может пальцем показать, кто в правительстве чей мальчик. Или девочка.

Вся настоящая и будущая история «цветных» и «нецветных» революций демонстрирует одно. С точки зрения господствующей элиты нет никакой принципиальной разницы в типе государственного устройства. Монархия, диктатура, либеральная демократия — это лишь тот или иной способ воспроизводства власти действующей элиты. В каждую эпоху, в каждой культуре, традициях и обстоятельствах один из них оказывается наиболее эффективным и адекватным.

Исключениями из этой демократической гармонии могут стать только не предусмотренные «цветочной» процедурой случаи перехода псевдореволюции в её настоящую открытую форму. Когда наступивший хаос пресекается путём установления жесточайшей революционной диктатуры. По типу иранской, талибанской. Или большевистской. После чего кудрявые революционеры принимаются стенать, что опять вот не сложилось — очередной злой Ленин сломал розовые перспективы доброго Керенского. Как цыган учил лошадь ничего не есть. Научил. Жаль — сдохла.