Елена Кабанова - Стерва выходит сухой из воды. Как преодолеть полосу невезения

Амикошон не может и не хочет ни о ком и ни о чем слушать — кроме себя, неповторимого. Хотя, когда «обмен исповедями» происходит в первый раз, он, вероятнее всего, вытерпит скучные излияния противоположной стороны и даже станет время от времени восклицать: «Ну надо же! Как мы близки! Как я тебя понимаю! Вот это да!» И, будто сеятель облигаций выигрышного займа, постарается максимально поднять уровень эйфории, сопутствующий вашим совместным времяпрепровождениям. Будет подбрасывать и подбрасывать ободряющие реплики, ахать, охать, кивать и потуплять взор, якобы под влиянием нахлынувших чувств. Однако исповедоваться амикошону — дело более чем опасное. Слова, изъявляющие незыблемую верность и преданность, для него ничего не значат, он ими просто фонтанирует. Поэтому, владея любопытной (а вернее сказать, компрометирующей) информацией о своем новом друге, амикошон легко ее растреплет там, где не надо — то есть везде. Причем передаст кому попало чужие тайны со всеми интимными подробностями, одновременно искажая и сдабривая неприятными комментариями. Если «свинодруга» уличить в этом неблаговидном поступке, то он станет бить себя в грудь и объяснять: мол, ничего плохого не хотел, а попросту широк и чист душой, да и вообще слишком хорош для этого мира.

При непосредственном общении амикошон с невинной бесцеремонностью будет демонстрировать «открытость и искренность». Иными словами, время от времени он станет давать тебе понять, что твои мысли и твои проблемы — всего-навсего фигня, не стоящая внимания. И тем более в сравнении с ощущениями самого амикошона. Впрочем, обнаружив, что больно сильно зарывается и может потерять слушателя, амикошон прибегает к крайним мерам: вдруг с места в карьер принимается хвалить своего «дорогого друга» почем зря, осыпать его несуразными, дикими комплиментами, предполагает в приятеле сомнительные достоинства, ничего общего не имеющие с реальным характером конкретного человека. Тот, на кого все это излилось, может с равной вероятностью или попасться на крючок, или онеметь от брезгливости и возмущения — все зависит от степени его доверчивости. И еще от того, насколько «подопытный» падок на лесть и на патетику. В своих словоизлияниях амикошоны вообще очень пафосны. Пафос заменяет им мысли и чувства, а также служит повышению самооценки. «Друган-кабан» очень часто старается создать у своей жертвы впечатление, что он на все способен ради дружбы, настоящей, верной и крепкой, как сталь.

В частности, он охотно рассказывает, с какими потрясающими людьми не стал общаться, какие небывалые шансы упустил, каких благ лишился — все ради того, чтобы пообщаться со своим новым приятелем. Дескать, восчувствуй и проникнись, ты, овца! Мои потери и затраты так велики, что тебе их вовек не искупить. Будь же благодарен, послушен и покорен. Или покорён. Все едино. Я самим фактом своего присутствия в твоей жизни оказываю тебе неоценимую услугу. Вообще, «свинодруг» умело манипулирует теми, кто попадает в его сети, с помощью… видимых, но неощутимых одолжений.

Амикошоны нередко начинают дружбу или знакомство с того, что фактически сразу предлагают свои услуги. Во-первых, этот прием сразу располагает к ним человека. Во-вторых, амикошонам подобное «одолжение» никакого труда не составит, потому что ни за качество, ни за результат они никакой ответственности не несут. Американская писательница Миньон Маклофлин верно подметила: «Каждый хочет иметь репутацию благородного человека, и каждый хочет купить ее подешевле». Амикошоны, большей частью, декларированно ценят порыв, позыв и само желание как бы помочь. Почему «как бы»? Да потому, что все остальное — то бишь исполнение обещанного — для них есть рутина, неприятный и необязательный процесс. Вызываться помочь они будут часто, поскольку «доброхотство» повышает их ставки. К тому же тот, кто ничего не имеет, всегда готов поделиться всем, чего не имеет — со всеми. Если уж мы начали цитировать писательниц разных народов, то приведем слова польской поэтессы и драматурга Уршулы Зыбуры: «На долг благодарности набегают проценты обязательств». Если ты что-то для кого-то пообещал сделать, можешь уже рассчитывать на ответную услугу — так сказать, в кредит. Это был бы простейший, но верный расчет — но у амикошона есть и другие задачи, и другие цели, помимо «выжиливания» благодарности.

В кругу людей, поверхностно знающих амикошона, тот, благодаря своим декларациям, слывет очень душевным и отзывчивым человеком. И конечно, принимая от амикошона желание помочь, человек автоматически делает себя его заложником, он ему уже обязан, а значит уже не сможет особенно брыкаться. От мнений писательниц обратимся к мнениям писателей. Французский писатель Адриан Декурсель разумно полагал, что «благодарность — это переваривание благодеяния, процесс, вообще говоря, тяжелый». Хотя для облегчения этого процесс достаточно прибегнуть к средству, которое прекрасно выразил Семен Альтов: «Размеры моей благодарности будут безграничны в пределах разумного». Отделаться этой фразой можно от кого угодно — в том числе и от весьма бесцеремонных типов. Тем более, что одолжения, о которых станет просить амикошон, ему на самом деле… не нужны. Как так? А вот так!

Амикошон хочет получить власть над своим «подопечным», а не выжить из него побольше услуг и вспомоществований. Он будет прибегать к тебе с выражением на лице: «Погибло все!» — и, задыхаясь от волнения, требовать того и сего, заступничества, финансовых вливаний, моральной поддержки и т. п. Хотя, строго говоря, прекрасно мог бы обойтись без всего вышеперечисленного. Тогда на кой ляд он тебя третирует? Да просто привлекает внимание к своей особе. Амикошону важно показать, что в его жизни все непросто, в ней имеется надрыв, коллизии, взлеты и падения. Это инфантильная попытка демонстрации себя. Полноценный и самодостаточный человек в подобных «поддельных страстях» не нуждается. Никто не бывает абсолютно свободен от театральных эффектов и аффектов. Периодически все мы играем роли или представляемся не тем, чем являемся в действительности. Такова защитная стратегия человеческого существа, своего рода мимикрия цивилизованного мира. Раскрываться до донышка — рискованно. Нет гарантии, что твоя искренность не предаст тебя в том случае, если разрушатся налаженные отношения, если твои близкие попытаются тобой манипулировать. Но для амикошона «домашний театр» — не защитное средство, а средство подмены отсутствующего содержания «приличной», «продвинутой» формой.

Вот почему велика вероятность того, что никакой помощи, поддержки, опоры амикошону не требуется. И твои усилия пропадут втуне. Бесполезно упрекать «друга-свинью» в том, что он бессмысленно расходует твои силы и время. Амикошон не умеет иначе. Он добивается не небольших (или больших, неважно) услуг, и не временной помощи — он пытается заполучить тебя целиком. Но права была французская писательница Виолетта Ледюк, сказав: «Чтобы отдать себя целиком, надо себя уничтожить». Вот чего хочет амикошон — разорвать свою жертву и проглотить. Если жертва оказывает сопротивление, амикошон будет настаивать — еще некоторое время, а потом переключится на новую добычу. И ты станешь «бывшим другом». Это, разумеется, наилучший выход — для того, кто избежал уничтожения и поглощения. Всегда надо вовремя решать вопрос: твоя собственная личность или чей-то комфорт. Затягивать и отлынивать не рекомендуется.

Элла познакомилась с Любой на похоронах своей лучшей подруги Люси. Ближе Люськи у Эллы не было человека: они дружили с первого класса. Их дружба прошла через расстояния, время, нехватку времени, истерики полового созревания, влюбленности в одного мальчика из параллельного класса и обожание разных артистов. Люся знала Элку как облупленную, знала про нее, может быть, больше, чем Элла сама про себя. За Люсиным гробом в землю зарывали и часть Элкиной души. Элла чувствовала себя круглой сиротой, хотя оба ее родителя, слава богу, были живы и здоровы. Люба подошла к Элке как раз в тот момент, когда та пребывала на дне бездны душевного смятения. Оказалось, что Люба училась с Люсей в институте в одной группе. Люба очень много говорила Элле о Люське, Элла плохо помнила, что именно, но ей было приятно и утешительно, что кто-то разделяет ее скорбь. После всех печальных церемоний Элке еще предстояло разбираться с Люсиными вещами, и Люба вызвалась ей помочь. Так началось их общение.

Элла созванивалась с Любой, они вместе ехали в пустую Люсину квартиру. Помощи, правда, от Любы никакой в этом деле не было, Элка разгребала вещи сама, а Люба, усевшись в кресле, курила и трепалась. Но Эллу в этой ситуации все вполне устраивало, для нее главное было — не оставаться одной в Люсиной квартире. Да она и не особенно слушала, о чем разглагольствовала Люба. Как-то так и повелось, что Элла и Люба проводили много времени вместе. Со временем Элка стала приходить в себя после депрессии. Почему-то знакомые считали это целиком Любиной заслугой. С одной стороны, Элла практически привыкла к Любе, вернее к присутствию Любы в своей жизни, а с другой стороны, за все время их знакомства Элла слишком мало обращала внимания на Любу. Зато, когда Элла начала возвращаться к привычной жизни, многое в новой подруге ее неприятно удивило. К тому времени Люба в их дружбе освоилась и вела себя запросто.