Т. Ахола - Терапевтическое консультирование. Беседа, направленная на решение

Терапевт встречалась с этой супружеской парой (обоим было за 50), раз шесть, и во время представления их группе у нас создалось впечатление, что ранее проведенная терапия была полезной.

Мы предложили, чтобы вместо традиционных вопросов по их проблеме, мы могли бы организовать интервью иначе. Мы объяснили супругам, что наш семинар посвящен решению проблем конструктивным способом, и спросили их, интересно ли им будет узнать побольше о том, что мы обсуждали в группе перед их приходом. Поскольку супруги проявили интерес, мы предложили участникам семинара рассказать им, о каких вопросах шел разговор до полудня. Мы побуждали участников делать это лично, говоря о применении этих принципов в их собственной жизни, а не в работе с клиентами. Мы предложили супругам комментировать каждое сообщение.

Один за другим участники начинали говорить о том, что было значимым для них в течение утра. Некоторые рассказывали о личном опыте, чтобы проиллюстрировать суть своего выступления. Например, один человек, отметив, как важно фокусироваться на прогрессе, а не на проблемах, рассказал историю о том, как он воспользовался этим методом для преодоления застарелой проблемы с женой; другая участница говорила о том, как полезно вместе мечтать о будущем и рассказала, как она применила этот подход со своим сыном.

Клиенты отвечали на выступление каждого участника. Иногда они говорили, что какой-то конкретный случай неприменим к их ситуации, но чаще всего они соглашались с тем, что говорили участники. Мы не так много узнали о проблемах этой пары — они значительно больше узнали о нас. В конце сессии мы попросили супругов поделиться своими чувствами по поводу сессии. Они сказали, что не только получили удовольствие от нее, но что дискуссия подтвердила правильность их подхода к своей проблеме, и что их терапевт проделала с ними отличную работу.

Наше решение проводить сессии вместе с клиентами и участниками тренинга потребовало от нас изменить привычные способы разговора о людях и их проблемах. Оно заставило нас искать особые, деликатные и уважительные формы разговора, что, независимо от числа присутствующих, позволяет клиентам получать удовольствие от сессии и испытывать чувство собственного достоинства, когда они уходят.

Традиционно в психиатрии и психотерапии принято считать, что причины психологических проблем имеют свои истоки в прошлом, а неблагоприятные переживания детства наряду с более поздними стрессовыми событиями оставляют глубочайший след в психике и проявляются в виде симптомов в дальнейшей жизни. Сейчас этому убеждению противостоят не только психиатрические и психологические учебники, но ежедневная клиническая практика и даже средства массовой информации.

Например, однажды нам позвонила школьная медсестра. Она хотела направить к нам десятилетнего мальчика, который отказывался ходить в школу. Одним из первых ее объяснений было, что отец мальчика умер от рака. Позднее, во время беседы выяснилось, что отец мальчика умер от рака шесть лет назад, а проблемы начались только в прошлом году. Тем не менее, подразумевалось, что смерть отца в какой-то мере обусловливала отказ мальчика посещать школу.

Наша личная история — это неотъемлемая часть нас самих. Когда мы думаем о своем прошлом как источнике проблем, мы, в каком-то смысле, создаем враждующие отношения внутри себя. Прошлое, очень по-человечески, отрицательно реагирует на критику и обвинения, и благоприятно — на уважение и «поглаживания». Прошлое предпочитает, чтобы его рассматривали как ресурс, хранилище воспоминаний, хороших и плохих, и источник мудрости, вытекающей из жизненного опыта.

Следующий пример взят из того времени, когда Бен проходил ординатуру в университетской психиатрической клинике. Он иллюстрирует слишком привычную ситуацию, когда человек думает о своих родителях как об источнике всех своих неудач.

Молодой человек двадцати с небольшим лет, Эско, был госпитализирован в отделение с диагнозом острая спутанность сознания. Эско недавно переехал в Хельсинки с севера Финляндии, чтобы учиться в технологическом университете. У него было мало друзей и каждый выходной он отправлялся в дальнюю поездку, чтобы навестить родителей. За несколько лет до этого он перенес краткий психотический эпизод, во время которого был госпитализирован. С тех пор он находился на медикаментозном лечении.

Внешний вид Эско наглядно свидетельствовал о его болезни. Длинные волосы в беспорядке, а глаза, казалось, слишком велики для глазниц. Он нервно расхаживал внутри и за пределами клиники. Если он начинал говорить, то всегда выдвигал новые планы на будущее. Когда я сказал ему, что хотел бы организовать встречу с ним и его родителями, он был застигнут врасплох и стал возражать, утверждая, что это обернется несчастьем, так как с ними он только ругается. Из книг Джея Хейли я усвоил, что задача семейного терапевта — обеспечить взаимопонимание родителей и детей во время терапии. Я сказал Эско: «Не беспокойся, я не позволю тебе ругаться с родителями. Если будешь упорствовать, будешь вынужден покинуть помещение». Эско на это согласился и обещал пригласить родителей на встречу в клинику.

Когда родители прибыли, они сказали, что вообще впервые были приглашены на беседу с кем-то, кто несет ответственность за лечение Эско. Они ни разу не говорили с его психотерапевтом, которого он посещал дважды в неделю уже несколько лет. Их также не пригласили в больницу во время его первого психотического срыва.

Мы начали сессию с разговора о прошлом. Я узнал, что Эско рос исключительно умным мальчиком. Он всегда хорошо успевал в школе, но в 18 лет у него внезапно случилась эта спутанность сознания, и он был госпитализирован. С тех пор он ходил на индивидуальную психотерапию дважды, иногда три раза в неделю. Постепенно Эско усвоил привычку во всем обвинять своих родителей. Всякий раз, когда он бывал дома, он винил мать или отца, или обоих вместе в том, что они в прошлом плохо поступали с ним то в одном, то в другом случае. Родители Эско реагировали на его постоянную критику тщетными попытками защищаться, но чем больше они защищались, тем больше Эско нападал на них.

Я объяснил родителям, что пока Эско будет продолжать обвинять их, он не будет брать на себя ответственность за разрешение собственных проблем. Эско сидел тихо и слушал внимательно. Затем я высказал предположение, что родители могли бы помочь Эско покончить с обвинениями в их адрес.

— Это легче сказать, чем сделать, — ответил отец. — Что мы можем сделать? Мы испробовали все.

— Было бы полезно, если бы вы перестали отвечать на его обвинения. Вам не следует беспокоиться о самозащите, — заметил я.

Оба родителя, по-видимому, подумали, что это разумная мысль. Затем я попросил Эско начать критиковать своих родителей, чтобы мы увидели, смогут ли они выполнить мое задание. Эско растерялся и никак не мог приступить к обвинениям, когда ему приказали это сделать. Чтобы дать родителям шанс попрактиковаться, я взял на себя роль Эско и стал винить родителей: «В вас причина всех моих несчастий, потому что вы никогда не любили меня», — обвинял я. Выяснилось, что родители, как ни старались, не могли удержаться от оправданий. Они ничего не могли с собой поделать. Я даже попросил их следить друг за другом, но это закончилось ссорой: они спорили, считаются ли их ответы защитой или нет.

Почти в самом конце встречи, я сказал, что для Эско необыкновенно важно освободиться от потребности обвинять родителей, поэтому я бы хотел, чтобы они попрактиковались в воздержании от самозащиты. Я предложил, чтобы каждый раз, когда один из родителей поймает другого на том, что тот оправдывается, он, не говоря ни слова, должен ущипнуть защищающегося пониже спины. Дружелюбно похлопал Эско по плечу и сказал: «Хочу, чтобы ты задал им жару, чтобы они потренировались. Следующий раз, когда мы встретимся, я буду лично инспектировать их попки и хочу, чтобы они были все в синяках». Все трое ушли с сессии, смеясь. Эско навестил своих родителей в следующие выходные. Вернувшись в клинику, он с энтузиазмом доложил, что в это посещение между ним и родителями не было ни одной ссоры. Когда я увиделся с семьей через месяц во время выписки, родители Эско подтвердили, что не только его состояние улучшилось, но что он совершенно перестал их обвинять. Через несколько месяцев мы получили от Эско открытку, в которой он сообщал, что он только что сдал вступительные экзамены и будет заниматься в престижном колледже.

Уже только сама установка на то, что трагедии прошлого являются причиной многих проблем в настоящем и что они и обрекают людей на уязвимость по отношению к стрессам, может стать самоисполняющимся пророчеством. И наоборот, если думать о своем прошлом как о неоценимом опыте, таковым он и будет. Пегги Пени, семейный терапевт в Институте Аккермана в Нью-Йорке иногда спрашивает у людей, как они думают, страдания, перенесенные ими, сделали их сильнее, или слабее. И люди неизменно отвечают, что в страданиях они стали сильнее.