Эрих Фромм - Кризис психоанализа

Вместе с тем следует отметить, что не все правоверное большинство психоаналитиков оказало эгопсихологии столь благосклонный прием. Есть и исключения. В частности, З. Нахт (S. Nacht), один из самых выдающихся психоаналитиков среди ортодоксов, выступил с критикой эго-психологии, во многом сходной с тем, о чем говорил я. На симпозиуме, посвященном «Взаимовлиянию в развитии Эго и Ид», Нахт заявил: «Попытка возвести психоанализ на эмпиреи общей психологии, как это хотелось бы сделать… Хартману, Одье (Odier) и де Сосюру… представляется мне бессмысленной и, мягко говоря, отступлением на более раннюю стадию развития, если целью ставится изменение нашей методологии»[27]. Хотя я и расхожусь с Нахтом по многим аспектам, но все же разделяю его убеждение, что эго-психологическая школа демонстрирует отход от сущности психоанализа.

Однако, несмотря на некоторые тревожные симптомы, психоанализ продолжает жить. Хотя его смерть можно и спрогнозировать, если только не изменится его направление. Именно это и имеется в виду под «кризисом психоанализа». Как и у всякого другого кризиса, у него есть альтернатива: медленное угасание или творческое обновление. Каковы будут последствия, предсказать трудно, хотя налицо некоторые обнадеживающие признаки. Становится все яснее и яснее, что для осмысления и разрешения современного кризиса, в котором находится человечество, потребуется глубокое знание реакции людей на изменение условий существования и что психоанализ может серьезно помочь в этом. Кроме того, психоанализ представляет собой наиболее перспективную и требующую особого напряжения сил исследовательскую область, не менее сложную, чем биология или физика. Проницательность исследователя и критическое мышление сочетаются здесь со способностью замечать почти неуловимые психические процессы, в которых необходимо принимать самое непосредственное участие, чтобы получить возможность вести наблюдения.

И в заключение – о творческом обновлении психоанализа, возможном только при условии, что он преодолеет позитивистский конформизм и снова станет критической и перспективной теорией в духе радикального гуманизма. Творческий психоанализ продолжит свое нескончаемое нисхождение в преисподнюю подсознания, его критический заряд обрушится на социальные условия, которые деформируют человека, заставляя общество адаптироваться к запросам человека, а не человека к обществу. В особенности же его задача – изучение тех психологических феноменов, которые составляют патологию современного общества. Отчуждение, тревога, одиночество, страх перед глубокими чувствами, недостаток активности, недостаток радости – все эти симптомы заняли место сексуального вытеснения времен Фрейда, а потому психоаналитическая теория должна быть модифицирована с учетом бессознательных проявлений этих симптомов и патогенных условий в обществе и семье, которые их порождают.

Конкретно же психоанализу придется не только сегодня, но и в ближайшем будущем заниматься «патологией нормы» – хронической низкоуровневой шизофренией – чудовищным порождением автоматизированного и технизированного общества.

[28]

Чтобы разобраться в том, имелся ли во взглядах Фрейда социальный фундамент, полезно с самого начала понять, что он был либеральным критиком буржуазного общества (в том смысле, в котором критичны все либералы-реформаторы). Он видел, что общество накладывает на человека излишние ограничения, приводящие не к ожидаемым добрым, а к дурным результатам. Он видел, что чрезмерная суровость, принятая в области сексуальной морали, приводит к возникновению неврозов, которых при более терпимом подходе можно было бы во многих случаях избежать. Но Фрейд не был радикальным критиком капиталистического общества. Он не подвергал сомнению социально-экономические основы общества и не критиковал его идеологию – за исключением того, что относится к половой жизни.

Касаясь его концепции человека, важно прежде всего указать, что Фрейд опирался на философию гуманизма и просвещения и потому начал с исходного положения: существует человек как таковой, человек вообще, а не индивид, сформированный определенной культурой. Фрейд, подобно своему предшественнику Спинозе, построил «модель человеческой природы», на основе которой можно объяснить и понять не только неврозы, но и все фундаментальные особенности, возможности и нужды человека.

Какова эта фрейдовская модель?

Фрейд рассматривал человека как закрытую систему, управляемую стремлением к самосохранению и половым влечением. Последнее основано на химико-физиологических процессах, имеющих определенные фазы. Первая фаза повышает напряженность и неудовольствие; вторая – снижает создавшееся напряжение, создавая субъективное ощущение «удовольствия». Человек прежде всего отдельное от других, изолированное существо, чей главный интерес состоит в наилучшем удовлетворении его Эго и полового влечения. Фрейдовский человек – homme machine, действие которой мотивировано физиологией. Но, с другой стороны, человек есть социальное существо, поскольку он нуждается в других людях для удовлетворения либидозных влечений, равно как и для самосохранения. Ребенок нуждается в матери (и здесь, по Фрейду, либидозные желания следуют за физиологическими потребностями); взрослый нуждается в половом партнере. Чувства, подобные нежности или любви, рассматриваются как явления, которые сопровождают половое влечение и следуют из него. Индивиды нуждаются друг в друге потому, что стремятся к удовлетворению своих физиологически обусловленных влечений. Человек в основном независим от окружающих, и только во вторую очередь он вынужден (или поддается соблазну) взаимодействовать с ними.

Фрейдовский homo sexualis есть вариант классического homo economicus. Это изолированный самодостаточный человек, который вступает в отношения с другими ради удовлетворения собственных потребностей. Homo economicus имеет экономические нужды, которые находят удовлетворение в коллективной деятельности по обмену товарами на общественном рынке. У homo sexualis – физиологические и либидозные потребности, и в норме они удовлетворяются при половых отношениях. В обоих вариантах индивиды остаются по существу чужими друг для друга, их связывает только общая цель – удовлетворение потребностей. Социологическое обоснование теории Фрейда с помощью модели рыночной экономики не означает того, что теория неверна (за исключением ее притязаний на описание человека как такового). Как описание межличностных отношений внутри буржуазного социума она верна в отношении большинства людей.

К этому главному тезису следует добавить особое замечание насчет социологических основ фрейдовской концепции влечений. Фрейд учился у физиолога фон Брюкке, одного из самых выдающихся представителей школы механистического материализма, особенно ее немецкой ветви. Эта форма материализма базировалась на том принципе, что все психические проявления имеют корни в определенных физиологических процессах и могут быть успешно объяснены и поняты, если эти корни известны {6}. Для того чтобы найти корни психических расстройств, Фрейду пришлось отыскивать физиологический субстрат влечений. Сексуальность была идеальным решением, поскольку она была понятна с механико-материалистической точки зрения и не противоречила клиническим опытам Фрейда, пациенты которого принадлежали к его социальному классу. Конечно, остается неясным, повлияли бы столь сильно на Фрейда данные его опытов, если бы он не мыслил в системе понятий своей философии, но вряд ли надо сомневаться, что эти понятия были важным обоснованием теории влечений. Это означает, что человек с другой философией воспримет его открытия с определенным скептицизмом. Такой скептицизм не относится к суженному варианту фрейдовской теории, согласно которому сексуальные факторы играют решающую роль в некоторых невротических расстройствах; скорее критике подвергнется утверждение, что все неврозы и все поведение людей определяются конфликтом между половым влечением и влечением к самосохранению.

Фрейдовская теория либидо отражает социальную ситуацию и в ином плане. Она базируется на концепции недостаточности – на предположении, что все сильные желания человека проистекают из того, что ему необходимо избавиться от неприятных напряжений, а не из того, что эти желания – следствие богатства, изобилия, потребности в усилении ощущений. Принцип недостаточности характерен для мышления людей среднего класса, он напоминает о Мальтусе, Бенджамине Франклине и вообще о среднем предпринимателе XIX века. Есть множество вариаций принципа недостаточности и бережливости как добродетели, но их главная суть в том, что количество товаров широкого потребления с неизбежностью ограничено, а потому равное удовлетворение для всех людей невозможно, поскольку невозможно истинное изобилие. При таком подходе недостаточность становится самым важным стимулом человеческой деятельности.