Александр Нилл - Саммерхилл - воспитание свободой

Как-то не слишком все это похоже на педагогику. Обычно педагогика старается объяснить, какие усилия следует предпринимать, чтобы приобщить подрастающие поколения к человеческой культуре, сложившейся к данному моменту времени. Здесь же именно эти усилия объявляются вредоносными и на них возлагается ответственность за болезненное состояние человечества. А позитивная программа формулируется преимущественно негативно, посредством указания на то, чего делать ни в коем случае не следует. Так существует ли вообще педагогика Александра Нилла, если да, то в чем заключается ее сущность, какие ее видовые отличия можно указать и каковы признаки ее принадлежности к этому роду, т. е. к педагогике вообще?

Этот простой, скромный, работящий шотландец, сын строгого директора школы, вооруженного плеткой, любящий копаться в огороде, работать на токарном станке и заниматься чеканкой, по нашему мнению, теоретически разработал основы и практически доказал реальность существования совершенно новой педагогики — педагогики иной, здоровой цивилизации, которая еще не существует, но вполне вероятна. Сама возможность существования этой новой цивилизации зависит от распространения и применения новой педагогики Александра Нилла. Порочный круг разорвать можно, конечно, не сразу, но тем быстрее, чем большее количество людей примет базовые принципы новой педагогики.

Основное теоретическое положение педагогики Александра Нилла состоит в том, что именно педагогические усилия, как профессиональные (учителей и прочих воспитателей), так и непрофессиональные (родителей и близких взрослых), уродуют ребенка и делают его неотъемлемой частью этой больной и несчастной цивилизации. Так далеко не заходила ни так называемая антипедагогика, утверждающая, что мы не имеем возможности практически заниматься педагогикой, поскольку не знаем, что будет нужно для жизни подрастающих ныне поколений в то время, когда они уже подрастут, ни даже то современное течение в философии образования, которое утверждает, что школы как таковые вредны, поскольку воспитывают конформистов.

Основная теоретическая оппозиция вполне отчетливо противопоставляет две концепции, две модели образования — старую и новую. (Мы говорили уже в подстрочных примечаниях, что английское слово «education» охватывает весь процесс формирования личности, и именно в этом смысле употреблено здесь слово «образование». Для Нилла образование в узком — русском — смысле слова есть, по существу, дело только самого образовывающегося человека, в его педагогике дидактики вообще не существует.)

В старой (ныне существующей) цивилизации позиция человека по отношению к жизни определяется Ниллом словом «жизнеотрицание» (antilife); в педагогике соответственно этому существуют такие основные цели и одновременно области деятельности педагога: дисциплина, учебная работа, хорошие манеры. Все это замкнуто на ребенке как на объекте образования и обозначает главные характеристики объекта на выходе: он должен обладать хорошими манерами, образован в узком смысле, т. е. иметь необходимые, скажем, для поступления в университет знания, умения и навыки, и дисциплинирован — уметь подчиняться и исполнять свой общественный (государственный, политический, идеологический, интернациональный) долг.

В новой (едва прорастающей) цивилизации человек обладает позицией жизнеутверждения (prolife); в педагогике этому соответствуют свобода, игра, открытость. Названные особенности характеризуют не черты человека, которые следует в нем сформировать, а скорее параметры педагогической среды образовательного (в широком — английском — смысле) учреждения, что как раз соответствует духу и букве этой книги, по страницам которой рассыпаны многочисленные утверждения о том, что педагогическое значение имеет сама атмосфера Саммерхилла, что лечит свобода, а не терапия и т. п.

«Давайте подытожим, — говорит Нилл. — Жизнеутверждение означает радость, игры, любовь, интересную работу, хобби, смех, музыку, танцы, сочувствие к другим и веру в человека. Жизнеотрицание означает долг, послушание, выгоду и власть. На протяжении всей истории жизнеотрицание побеждало, и оно будет продолжать побеждать до тех пор, пока юношество обучают встраиваться в современные взрослые представления».

Давайте и мы подытожим, т. е. представим в виде схемы, это противостояние старой и новой педагогик.

Жизнеотрицание > Жизнеутверждение

Дисциплина > Свобода

Учебная работа > Игра

Хорошие манеры > Открытость

По-английски discipline означает одновременно «дисциплина» и «наказание», дисциплинировать (to discipline) — наказывать. И действительно, на каком языке ни говори, дисциплина не может жить без наказаний и поощрений. Но только взрослые до сих пор не поняли, что, «наказывая, они превращают любовь своего ребенка к себе в ненависть». А дальше обыкновенная традиционная школа — строгая школа, как называет ее Нилл, — «сохраняет традицию унижения ребенка; ограничивает его эмоциональную жизнь, его творческие стремления: тренирует его в послушании любым диктаторам и начальникам в его жизни». При этом родители и учителя плохо понимают, «какое ужасное влияние на ребенка оказывает непрерывный поток запретов, наставлений, нравоучений и навязывания ему всей системы нравственного поведения». И Нилл заключает со всей свойственной ему силой и проникновенностью:

«Я полагаю, что именно нравственное воспитание делает ребенка плохим. Я обнаружил, что, когда я разрушаю нравственное воспитание, которое получил плохой мальчик, он становится хорошим мальчиком».

В новой педагогике «нет никакой необходимости учить ребенка, как себя вести, ребенок в свое время сам узнает, что хорошо и что плохо, при условии, что на него не давят».

В новой педагогике нужно просто быть на стороне ребенка. Только не следует думать, что недеяние — это бездействие, дело обстоит как раз наоборот. «Неукоснительная дисциплина — самый простой способ для взрослых добиться тишины и покоя», а более сложные способы требуют постоянного изобретения все новых и новых ходов в этой прекрасной творческой игре взращивания свободного человека. Управление с опорой на самоуправление требует гораздо больших тонкости и гибкости, чутья и таланта, умения и затрат времени. Кроме того, предоставить детям свободу — это вовсе не то же самое, что быть идиотом, отмечает Нилл. Он часто подчеркивает, что свобода отличается от вседозволенности, но на границе дозволенного, там, где свобода человека натыкается на свободу другого человека, в свободной школе действуют не начальственные запреты, а демократические законы. Самоуправление — неотъемлемая часть воспитания свободой, «не может быть свободы, если только дети не чувствуют, что они вполне свободны управлять своей собственной общественной жизнью».

Нилл пишет: «Саммерхилл можно определить как школу, в которой игра имеет первостепенное значение. Я не знаю, почему дети и котята играют». Можно прочесть (или даже написать) несколько книг об игре, но на вопрос, почему они играют, сейчас нельзя дать доказательный ответ. Как сказал один знаменитый физик, понимание атома — это детская игра в сравнении с пониманием детской игры. Нилл, как обычно, и не стремится теоретизировать, он просто принимает это как факт, но факт чрезвычайной важности: «Можно утверждать — и не без основания, — что пороки цивилизации обязаны своим существованием тому факту, что ни одному ребенку никогда еще не удалось вдоволь наиграться». В Саммерхилле играют и дети, и взрослые. Дух игры — это и дух юмора, который так ценит Нилл, это дух антиавторитарности, который позволяет детям выражать свою нежность к Учителю, называя его дурацким дураком или глупым ослом. Нилл постоянно напоминает этим бестолковым родителям и надутым учителям, что, скажем, «малышам надо, чтобы их обнимали и тискали». Что учитель не может ни от кого требовать уважения к себе, что он не должен пытаться красоваться и самоутверждаться, что в школе и в семье важна только стихия любви, а слова, которые при этом произносятся, второстепенны.

Второстепенны и успехи в учебных предметах. Датская девочка, которая провела в Саммерхилле три года и совершенно свободно говорила по-английски, вернувшись домой, оказалась последней в классе по предмету «английский язык», потому что не знала грамматики. Нилл полагает, что это «едва ли не лучший пример того, что взрослые считают образованием». Какие цели преследует преподавание иностранного языка в школе? Кто из носителей русского языка, читающих сейчас эту книгу, может сказать о себе, что знает грамматику этого языка, даже если в свое время получал по этому предмету — «русский язык» — сплошные пятерки?